— Прекрасно.

— И что теперь? — у Тесс от страха задрожали руки.

— А теперь мышка станет тигрицей.

Леонид подошел к ней вплотную, запрокинул ей голову и медленно наклонился к шее. Тесс закрыла глаза. Его клыки вошли в кожу мягко, ей не было больно. Но в этот раз он не выпускал ее долго. Пил, пил и пил…Терезу замутило, перед глазами закрутились круги, она обмякла в руках мэтра. Леонид не отпуская Тесс и не прекращая пить ее кровь, сел на кушетку. Она навалилась на него не в силах пошевелиться. Вялыми руками попыталась отстранить его. Он убьет ее! Убьет! Выпьет всю кровь!

Он вырвал клыки из шеи и сыто, удовлетворенно выдохнул.

— Разумеется, мышка. Чтобы стать бессмертной, нужно сначала умереть.

И клыки вампира снова вошли в ее кожу.

Ретт вышел из спальни. Руки его дрожали. Что он натворил?! И как?! КАК?!

Этого не может быть. Невозможно. Он не мог ослушаться матери. В стае четкий порядок, волки подчиняются альфа-паре стаи так было всегда. Так почему он… как он…

Только в одном случае этот запрет мог быть нарушен. Никто, даже деогенса не могла запретить сложившейся паре, связанной волчьей тягой, быть вместе.

Но они с Терезой не сложившаяся пара! Он не мог испытывать волчье влечение к человеку. Это НЕВОЗМОЖНО! И они сто раз это обсудили и сто раз он согласился с доводами матери и старейшин клана. Никто и никогда не испытывал волчьего влечения к человеку. Потому что это невозможно и быть не может и полная чушь!

Но он был с Тесс. Только что был с ней и никакие запреты деогенсы не смогли этому помешать.

Однажды в детстве мать запретила ему есть сладкое. Он пробрался на кухню и целый час боролся с собой, чтобы залезть в банку с печеньем. Его руки просто не слушались и все. Он не мог нарушить ее слова. Физически не мог протянуть руку и взять проклятое печенье! Значит при запрете спать с Терезой, он должен был оставаться холоден. Не смочь этого сделать, так почему он, черт побери, только что переспал с ней с превеликой охотой и ни на секунду его тело не воспротивилось?

Ретт шагал по коридорам в сторону спальни деогенсы. Он считал себя человеком логичным. В конце концов, любая загадка имела ответ — так его научила алхимия. Если что-то выбивается из законов, значит они просто не учли все переменные. Значит что-то он не учел, о чем-то не знает.

Или это значит что его волчица вовсе не волчица, а Тереза Доплер. Обычная девушка.

Но это же невозможно! Никак не может быть. История клана не знала ни одного такого примера.

Ретт застучал в дверь спальни кулаком. Войти не решился, не смотря на то, что его трясло от волнения. Стоял и ждал.

— Войди, — глухо раздалось из-за двери.

Мать лежала в постели, сонная и усталая. Отца не было. Родители на памяти Ретта уже давненько не спали вместе, хотя беременности у деогенсы наступали ровно в срок. Ретт еще раз убедился, что отношения между отцом и матерью остывают все больше. В детстве он верил что они те самые, истинные, обвенчанные волчьим законом.

Только в двенадцать его просветили, что брак был договорным и что никаких волчьих законов для таких как он, его отец или его мать быть не может. Теперь оборотни женились по людским.

— Что стряслось?.. — спросила графиня, повела носом и хмыкнула. — От тебя пахнет женской любовью, сын. Только не говори…

— Да! Это была Тереза. Я переспал с ней вопреки твоему слову! — взорвался Ретт. — А значит я был прав — она моя пара. И я чувствовал волчье влечение к ней, а ты заставила меня…

— Сбавь тон, Эверетт. — отрезала деогенса. Ретт сглотнул, закрыл рот и выпрямился. — Все ясно. Ты не устоял и поимел эту девчонку и тут же решил, что это доказывает все твои безумные идеи. Не будь смешон. Волчья тяга потому и волчья, что возникает только между волками!

— Тогда почему я переспал с ней, деогенса? Почему твое слово не властно надо мной больше? Единственное объяснение — мы пара.

— Нет, не единственное.

Ретт удивленно поднял брови.

— Ретт… — мать пододвинула под спину подушку и Ретт виновато отвел глаза. Она была усталой, наверняка легла за полночь, разгребая бесконечные заботы стаи. Живот под сорочкой уже обозначился довольно сильно. Ретт с нежностью поглядел на ее рыжие, такие непривычные для Шефердов волосы и светлую кожу. Мама всегда была не такой, как все, кого он знал, и он искренне любил и восхищался и ее красотой и ее силой. Когда-то в детстве Ретт был в восторге, что у него есть Хел, старший брат, а потом и сестренки… К моменту рождения Роберта бесконечная обязанность матери рожать волков уже стояла у него поперек горла. Роберт не был виноват в этом, но все же к младшему брату у Ретта было куда меньше теплых чувств, чем к Хелу. И вот опять. Мать снова носит ребенка. Ретту надоело это куда сильнее, чем нытье отца о том, чтобы он обзавелся отпрысками. Ретту было двадцать три и по меркам стаи у него уже должно было быть двое, а то и трое волчат. Да, не в браке и что с того? Волки погибали в войнах, а малочисленные стаи приходили в упадок и вырождались. Шефердов должно было быть много и точка.

Но Ретт сам невольный в своей судьбе и занятиях не желал ребенка, которому будет уготована та же судьба — воевать. Без вариантов.

— Ты же не болван и все прекрасно понимаешь. Давай, мой умный сын, скажи по какой причине волк может нарушить слово старшего?

Ретт поджал губы и помялся, прежде чем ответить. Такую дерзость он в жизни не говорил ни отцу ни матери.

— Потому что он сам становится альфой стаи. И власть старых вожаков над ним слабеет.

— Браво, Ретт, неужели дошло, наконец? Не пойму как с такими мозгами ты умудрился преуспеть в своей алхимии, — насмешливо фыркнула мать.

— Но я не могу быть альфой! Я второй сын и Хел…

— Стаю берет не первый щенок в помете, а сильнейший! — отрезала графиня. Ретт стоял как громом пораженный. Он черт побери никогда не хотел быть альфой Шефердов! Ни-ко-гда! Вести всю стаю, тащить такую ответственность. Рожать в год по ребенку и смотреть потом как они грызутся за власть. Ретт отел стать алхимиком, в этом ему было резко и категорично отказано. Тогда он наплевал на свою военную карьеру и все равно подспудно с Жаном, но занимался любимым делом, ожидая, что со временем Хельстром возьмет стаю и все эти военные и политические дела, ясное дело, падут на его плечи.

А теперь ему говорят что это будет не Хел, а он?!

— Нет. Нет, это невозможно. — он отвернулся и стал ходить по спальне туда и сюда. — Хел куда здоровее меня и сильнее. Он пусть и берет стаю. Я никогда не унижу его таким образом.

— Ретт, ты рассуждаешь как человек. Мы волки. Все будет так, как должно быть, и ты ничего с этим не поделаешь. Никто не будет подчиняться Хелу, если ты не будешь ему подчиняться.

— Я буду! — горячо заверил Ретт. — Буду!

— Нет, не будешь. Ох, милый, иди сюда. — мать поманила его рукой. Ретт подошел и сел на краешек постели. Он чувствовал себя растерянным мальчишкой, которому велят бросить свои игрушки и отправляться в нудную школу вместо старшего брата.

— Это все произойдет не сегодня, — мать взяла его руку и нежно погладила. — И не завтра. И не через год. Но это произойдет. Ты сильнейший из моих детей и каждому это ясно. Ты станешь главой стаи, а твоя волчица станет деогенсой вместо меня.

— Но почему?! Хел первенец. Мы с ним одинаковые, почему я сильнее? — Ретт растеряно неверяще бормотал себе под нос. Известия сразили его наповал и ему все казалось, что это какая-то нелепица! Сущая нелепица. Ну да, у Хела сейчас сложный период, но он обязательно оправится. И снова будет самым свирепым и здоровенным волком в стае. Как может быть, что он, Ретт, не будет ему подчиняться? Да это безумие! Гораздо, гораздо правдоподобнее звучало, что по какой-то волшебной причине его волчье влечение привязало его к Терезе Доплер без капли оборотнической крови.

— Так уж вышло. — графиня опустила глаза. — Бояться нормально, Ретт. Ты свыкнешься с этой мыслью, как я свыклась в свое время. Как бы мы ни были похожи на людей и как бы ни старались жить в их мире по их законам, у нас есть собственные. Ты станешь альфой, всем у кого есть глаза это очевидно, даже Хелу.