О! удалися от слуха подобная весть! Но от страха

455 Я трепещу… Не бесстрашного ль Гектора богу подобный

В поле, отрезав от стен, Ахиллес одинокого гонит?

Боги! уже не смиряет ли храбрость его роковую,

Коей он дышит? В толпе никогда не останется Гектор:

Первый вперед полетит, никому не уступит в геройстве!"

460 Так произнесши, из терема бросилась, будто менада,

С сильно трепещущим сердцем, и обе прислужницы следом;

Быстро на башню взошла и, сквозь сонм пролетевши народный,

Стала, со стен оглянулась кругом и его увидала

Тело, влачимое в прахе: безжалостно бурные кони

465 Полем его волокли к кораблям быстролетным ахеян.

Темная ночь Андромахины ясные очи покрыла;

Навзничь упала она и, казалося, дух испустила.

Спала с нее и далеко рассыпалась пышная повязь,

Ленты, прозрачная сеть и прекрасноплетеные тесмы;

470 Спал и покров, блистательный дар золотой Афродиты,

Данный в день оный царевне, как Гектор ее меднолатный

Из дому взял Этиона, отдавши несметное вено.

Вкруг Андромахи невестки ее и золовки, толпяся,

Бледную долго держали, казалось, убитую скорбью.

475 В чувство пришедши она и дыхание в персях собравши,

Горько навзрыд зарыдала и так среди жен говорила:

"Гектор, о горе мне, бедной! Мы с одинакою долей

Оба родилися: ты в Илионе, в Приамовом доме,

Я, злополучная, в Фивах, при скатах лесистого Плака,

480 В доме царя Этиона; меня возрастил он от детства,

Смертный несчастный несчастную. О, для чего я родилась!

Ты, о супруг мой, в Аидовы домы, в подземные бездны

Сходишь навек и меня к неутешной тоске покидаешь

В доме вдовою; а сын, злополучными нами рожденный,

485 Бедный и сирый младенец! Увы, ни ему ты не будешь

В жизни отрадою, Гектор, – ты пал! – ни тебе он не будет!

Ежели он и спасется в погибельной брани ахейской,

Труд беспрерывный его, бесконечное горе в грядущем

Ждут беспокровного: чуждый захватит сиротские нивы.

490 С днем сиротства сирота и товарищей детства теряет;

Бродит один с головою пониклой, с заплаканным взором.

В нужде приходит ли он к отцовым друзьям и, просящий,

То одного, то другого смиренно касается ризы, –

Сжалясь, иной сиротливому чару едва наклоняет,

495 Только уста омочает и неба в устах не омочит.

Чаще ж его от трапезы счастливец семейственный гонит,

И толкая рукой, и обидной преследуя речью:

– Прочь ты исчезни! не твой здесь отец пирует с друзьями! –

Плачущий к матери, к бедной вдовице дитя возвратится,

500 Астианакс мой, который всегда у отца на коленах

Мозгом лишь агнцев питался и туком овец среброрунных;

Если же сон обнимал, утомленного играми детства,

Сладостно спал он на ложе при лоне кормилицы нежном,

В мягкой постели своей, удовольствием сердца блистая.

505 Что же теперь испытает, лишенный родителя, бедный

Астианакс наш, которого так называют трояне,

Ибо один защищал ты врата и троянские стены,

Гектор; а ныне у вражьих судов, далеко от родимых,

Черви тебя пожирают, раздранного псами, нагого!

510 Наг ты лежишь! а тебе одеяния сколько в чертогах,

Риз и прекрасных и тонких, сотканных руками троянок!

Все их теперь я, несчастная, в огненный пламень повергну!

Сделал ты их бесполезными, в них и лежать ты не будешь!

В сонме троян и троянок сожгу их, тебе я во славу!"

515 Так говорила, рыдая; и с нею стенали троянки.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.

ПОГРЕБЕНИЕ ПАТРОКЛА. ИГРЫ

Так сокрушались трояне по граду. В то время ахейцы,

К черным своим кораблям возвратяся, на брег Геллеспонта,

Быстро рассеялись все по широкому ратному стану.

Но мирмидонцам своим расходиться Пелид не позволил;

5 Став посредине дружин их воинственных, он говорил им:

"Быстрые конники, верные други мои, мирмидонцы!

Мы от ярма отрешать не станем коней звуконогих;

Мы на конях, в колесницах, приближимся все и оплачем

Друга Патрокла: почтим подобающей мертвого честью.

10 Но, когда мы сердца удовольствуем горестным плачем,

Здесь, отрешивши коней, вечерять неразлучные будем".

Рек – и рыдание начал; и все зарыдали дружины.

Трижды вкруг тела они долгогривых коней обогнали

С воплем плачевным: Фетида их чувства на плач возбуждала.

15 Вкруг орошался песок, орошались слезами доспехи

Каждого воина; так был оплакиван вождь их могучий.

Царь Ахиллес между ними рыдание горькое начал,

Грозные руки на грудь положив бездыханного друга:

"Радуйся, храбрый Патрокл! и в Аидовом радуйся доме!

20 Все для тебя совершаю я, что совершить обрекался:

Гектор сюда привлечен и повергнется псам на терзанье;

Окрест костра твоего обезглавлю двенадцать славнейших

Юных троянских сынов, за смерть твою отомщая!"

Рек, – и на Гектора он недостойное дело замыслил:

25 Ниц пред Патрокла одром распростер Дарданиона в прахе.

Тою порой мирмидонцы с рамен светозарные брони

Сняли; от ярм отрешили гремящих копытами коней

И, неисчетные, близ корабля Ахиллеса героя

Сели; а он учреждал им блистательный пир похоронный.

30 Множество сильных тельцов под ударом железа ревело,

Вкруг поражаемых; множество коз и агнцев блеющих;

Множество туком цветущих закланных свиней белоклыких

Окрест разложено было на ярком огне обжигаться:

Кровь как из чанов лилася вокруг Менетидова тела.

35 Но царя Эакида, Пелеева быстрого сына,

К сыну Атрея царю повели воеводы ахеян,

С многим трудом убедив, огорченного гневом за друга.

Сонму пришедшему к сени Атреева мощного сына,

Царь повелел немедленно вестникам звонкоголосым

40 Медный треножник поставить к огню, не преклонится ль к просьбе

Царь Ахиллес, чтоб омыться от бранного праха и крови.

Он отрекался решительно, клятвою он заклинался:

"Нет, Зевесом клянусь, божеством высочайшим, сильнейшим!

Нет, моей головы не коснется сосуд омовений

45 Прежде, чем друга огню не предам, не насыплю могилы

И власов не обрежу! Другая подобная горесть

Сердца уже не пройдет мне, пока средь живых я скитаюсь!

Но поспешим и приступим немедля к ужасному пиру.

Ты, владыка мужей, повели, Агамемнон, заутра

50 Леса к костру навозить и на береге все уготовить,

Что мертвецу подобает, сходящему в мрачные сени.

Пусть Менетида скорее священное пламя Гефеста

Скроет от взоров моих, и воинство к делу приступит".

Так говорил, – и, внимательно слушав, ему покорились.

55 Скоро под сенью Атридовой вечерю им предложили;

Все наслаждались, довольствуя сердце обилием равным;

И, когда питием и пищею глад утолили,

Все разошлись успокоиться, каждый под сень уклонился.

Только Пелид на брегу неумолкношумящего моря

60 Тяжко стенящий лежал, окруженный толпой мирмидонян,

Ниц на поляне, где волны лишь мутные билися в берег.

Там над Пелидом сон, сердечных тревог укротитель,

Сладкий разлился: герой истомил благородные члены,

Гектора быстро гоня пред высокой стеной Илиона.

65 Там Ахиллесу явилась душа несчастливца Патрокла,

Призрак, величием с ним и очами прекрасными сходный;

Та ж и одежда, и голос тот самый, сердцу знакомый.

Стала душа над главой и такие слова говорила:

"Спишь, Ахиллес! неужели меня ты забвению предал?

70 Не был ко мне равнодушен к живому ты, к мертвому ль будешь?