Анохин пытался собраться, спокойно мыслить, искать выход. Но всему помехой был страх. Он почувствовал, как страх добрался до его желудка, расшевелил все его содержимое, и вот-вот он наложит в штаны. Но даже об этом позорном факте он подумал как-то отрешенно, как о мелочи. Его мозг лихорадочно работал, мысли молнией проносились в сознании. И вдруг Анохин начал шарить глазами по комнате, задерживаться на окнах и дверях. Здесь было три окна и двое дверей, одни из которых он заметил только сейчас. У него появилась мысль о побеге: «А что, если вскочить и броситься в окно? Вряд ли там, на улице, во дворе, будут стоять автоматчики, а от пистолета можно и увернуться».

Но Кустов, словно прочитав его мысли, неожиданно встал:

— Ну что, Анохин, будешь молчать? Может, ты решил, что можно поиграть в молчанку, а затем встать и уйти? Мы ждем ответа.

Один из присутствующих встал и, подойдя к дверям, приоткрыл их. В комнату вошли двое. Один с маленьким автоматом, который Анохин сразу же узнал — это был чехословацкий «Скорпион», — остановился у входа, а второй приблизился вплотную и защелкнул на руках Анохина наручники.

«Все, конец!» — подумал Анохин, и в этот момент его кишечник с противным громким урчанием очередью выбросил из себя все, что было съедено ранее.

Анохин вскочил на ноги:.

— Товарищ полковник, господа! Не убивайте, клянусь, я все расскажу. Если хотите, я сейчас же дам подписку о сотрудничестве.

— Нам не подписка ваша нужна, а правдивые показания! — эти слова на плохом русском языке неожиданно произнес мужчина, сидевший справа от Кустова. Он добавил: — Время не деньги, Анохин, тянуть не надо. Сейчас нас интересует одно: будете вы говорить правду или нет?

— Буду, буду! Я согласен… Вот только мне, извините, в туалет.

Кустов по-английски обратился к недавно вошедшим охранникам:

— Снимите с него наручники и отведите в туалет.

А тот, который разговаривал по-русски, на сей раз по-английски добавил:

— В джипе лежат джинсы и рубашка. Дайте ему их, пусть помоется и переоденется, — он повернулся к Анохину: — Шутить не советуем, вас пристрелят раньше, чем попытаетесь бежать.

— Нет, нет, честное слово, я даже и не думаю. Я же понимаю.

Через несколько минут Анохин оказался в ванной комнате, где вместе с ним находились двое охранников. Под прицелом их автоматов с глушителями он мылся и переодевался. Затем на него надели наручники и вывели во двор, где усадили в металлический кузов джипа. Машина неслась быстро, но в какую сторону, Анохин определить не мог. Окна были плотно зашторены, а от водителя его отделяла глухая металлическая переборка.

Ехали довольно долго, машина подпрыгивала на неровностях, было ясно, что едут не по городским улицам. Прошло не менее часа, прежде чем машина замедлила ход, взбираясь на какую-то гору, а затем и вовсе остановилась. Открылась боковая дверь, и внутрь хлынул солнечный свет. Кто-то по-английски предложил выходить. В наручниках было неудобно выйти из машины, и Анохин неловко, опираясь плечом о стойку дверки, шагнул на землю. Щуря глаза от солнца, осмотрелся. Прямо перед ним на небольшой возвышенности среди деревьев и кустарника находился двухэтажный белокаменный дом. К нему и подвели Анохина. Вошли внутрь. На втором этаже в небольшой комнате двое охранников усадили его на стул. Анохин осмотрел комнату. Два больших окна, один вход. В углу низенький столик, а по сторонам — по креслу. Прямо напротив Анохина полукругом стояло пять кресел.

Охранников по очереди подошел к каждому из окон — опустил пластиковые жалюзи, и прямые лучи солнца уже не слепили глаза. Анохин, отмечая чистоту в комнате, подумал: «Здесь не должны расстреливать… Эти кресла, наверное, для судей? Наверняка приговорят к вышке… Хотя, погоди, меня же еще не допрашивали… Что делать?! Хотя о чем я? Буду говорить правду. Должны понять, что я много знаю и пригожусь им. Черт с ним, с этим Керимом. На кой хрен он мне. Жаль, что драгоценности и доллары не прихватил. Хотя что толку в них! Сейчас в любой момент могу прихватить пулю. Мне надо сосредоточиться, убедить судей, что я пригожусь им».

В этот момент в комнату вошли Кустов и четверо других мужчин. Они устроились в креслах. В центре оказался высокий, с темными усами мужчина. Он спросил у Анохина:

— Вы говорите по-английски?

— Да, — ответил Анохин.

— Здесь присутствуют представители России, Соединенных Штатов Америки, Израиля, Франции. Я представляю службу безопасности Марокко. Нам известно, что вы, бывший русский офицер госбезопасности, покинув посольство Советского Союза, где вы работали, добровольно стали сотрудничать с руководителем большой террористической организации, цель которой не только опасна, но в высшей степени преступна. Керим, его ближайшее окружение, в том числе и вы, готовят ядерную войну против всего человечества. В связи с этим Россия, Соединенные Штаты Америки, Англия, Франция и другие государства объединили свои усилия для борьбы с вами. Нашими правительствами нам предоставлено право ради недопущения осуществления ваших преступных планов принимать любые меры, в том числе военные и специальные. Вы, господин Анохин, совершив ряд преступлений, еще не успели переступить ту черту, за которой надеяться даже на малейшее снисхождение бесполезно. Согласны ли вы на сотрудничество с нами без каких-либо условий?

— Да, да. Конечно, — поспешно ответил Анохин. Он боялся, что сейчас эти люди встанут и уйдут. Ясно, что за этим последует.

Марокканец обвел взглядом присутствующих:

— Хорошо. С вами будет работать господин Кустов. Надеюсь, у вас не возникнет мысль о побеге или дезинформации?

— Нет, нет! Я решил. Я хочу чистосердечно рассказать все. Я помогу раскрыть всю сеть Керима. Поверьте, я знаю очень много и искуплю свою вину.

Анохин так часто повторял местоимение «я», что Кустов не выдержал и улыбнулся.

Прошло не менее трех часов, прежде чем Кустов, подробно допросив Анохина, встретился со своими коллегами из США, Израиля и Франции:

— Господа, мы можем поздравить друг друга с несомненным успехом. Показания Анохина трудно переоценить. Мы существенно приблизились к победе.

И Кустов, устроившись за столом, на котором разложил протокол допроса, начал свое сообщение.

Геллан был в смятении. После обеда его вызвал Керим и предложил прогуляться по территории Центра.

Они шли не торопясь в сторону расстрельных скал, и Керим негромко, словно жалуясь, сказал:

— Тяжело работать, когда не знаешь, кому верить. Понимаете, я посвятил этого русского майора Анохина почти во все свои дела. И вдруг он исчез.

— Как исчез? Сбежал?

— Не знаю. Вбил себе в голову, что у него серьезное заболевание почек и печени. Начал вместе с уголовником Бугчиным ездить в город к врачу. И вот появляется здесь этот Бугчин один и заявляет, что Анохин исчез. Зашел к врачу и не вышел.

— Известно местонахождение врача?

— Да, Бугчин показал дом, куда вошел Анохин. Там действительно проживает и работает врач. Он подтвердил, что лечил какого-то господина, представлявшегося англичанином. Подтвердил, что Анохин был у него в последний раз именно в день его исчезновения. Врач утверждает, что Анохин ушел от него через другую дверь, которая выходит в глухой переулок.

— А раньше он выходил через эту дверь?

— Мы спрашивали врача об этом. Говорит, что нет. Ему Анохин сказал, что на улице его дожидается человек, с которым он не желает встречаться.

— Проверили, есть ли этот запасной выход?

— Конечно. Выход в переулок имеется.

Керим помолчал немного, а затем продолжил:

— Черт возьми! Ломай теперь голову: сбежал ли Анохин, или Бугчин врет. Мой принцип такой: если сомневаешься в человеке, то не доверяй ему. Держать рядом с собой такого человека я не желаю.

В этот момент они повернули за скалу, и Геллан увидел группу вооруженных людей. Они сделали с десяток шагов, и Эдвард увидел Бугчина. Он стоял у самой дальней горной стеньг. Его лицо было в кровоподтеках, через дыры в рубашке просматривалось окровавленное тело.