Эдвард молча подошел к стулу и сел на мягкое, удобное сиденье. До стола было около двух метров, и это создавало психологическое неудобство. Эдварду, конечно, был знаком такой прием. Когда ведущий допрос удобно сидит за столом, а допрашиваемый — весь у него на виду, не зная, куда деть руки. У последнего такая ситуация вызывает чувство дискомфорта, которое нередко выбивает из колеи. Хозяин кабинета сразу перешел к делу:
— Ваша фамилия?
Эдвард решил несколько потянуть, для того чтобы понять, с кем имеет дело. Поэтому спросил:
— Могу ли я узнать, кому понадобилось так бесцеремонно обходиться с подданным иностранного государства, хватать его и бросать в подземелье?
— Вы находитесь в организации, ведущей борьбу за новый порядок на всей планете. Вы оказались в наших руках неслучайно. Мы сразу же обратили на вас внимание и после ваших встреч с профессором Кресом решили, что настало время познакомиться с вами поближе. Для дальнейшего разговора нам надо представиться друг другу. Я — Мухаммед Мирех, политический руководитель арабского отделения нашей международной организации. Хочу услышать, кто вы.
Эдвард понимал, что нет смысла молчать.
— Я — Эдвард Эванс, журналист из Соединенных Штатов Америки. Прибыл в этот регион по заданию редакции для сбора материала об аномальных явлениях, астрологии и уфологии.
— Да, да, мы уже успели убедиться в ваших интересах, — глаза Миреха впились в лицо Эдварда. Он искал признаки растерянности, испуга.
Мозг у разведчика работал четко. Глаза хоть и не смотрели на Миреха, но фиксировали все, даже мелочи. Перед Мирехом нет ни бумаги, ни блокнота, а ведь каждое слово пленника, несомненно, важно ему. Ясно, идет магнитофонная, а может, и телевизионная запись.
«Надо следить за каждым словом, главное — не запутаться».
— Кому информацию подготовили? — спросил Мирех.
«О, черт, — догадался Эдвард, — он же меня за агента принимает. Считает, что я вез подготовленную информацию своему хозяину. А что? Может, рискнуть? Хотя, стоп, Эдвард, им же ничего не стоит почерк исследовать, и станет ясно, что писал не я».
— Вы ошибаетесь, господин Мирех, я не готовил никакой информации. Те бумаги, которые вы обнаружили, дал мне какой-то палестинец, когда я, проводив свою даму в номер, направлялся к выходу, чтобы сесть в автомашину и ехать в посольство. Теперь мне ясно, что этого человека наверняка вы мне подставили. Не скрою, я успел пробежать текст. Все, что там сообщается, меня как журналиста, естественно, заинтересовало.
— Считаете нас глупцами? Скажу только одно: вы были под постоянным контролем. Каждый ваш шаг нам был известен. Не надо выкручиваться, Эванс. Никуда не денетесь, расколетесь. Времени впереди много, к тому же, поверьте, у нас есть прекрасные возможности заставить вас говорить правду, — при этих словах Мирех зловеще улыбнулся. — Надеюсь, вы не станете принуждать нас прибегать к этому. Идите, подумайте как следует.
Мирех нажал кнопку в стене у окна, вызвал охрану.
Вошли двое и повели Эдварда обратно в камеру. Там с него сняли наручники, лязгнули запоры на дверях, и он остался один. Подошел к чайнику — вода была. Налил полкружки, выпил, чувствуя неприятный привкус, затем сел на нары и задумался: «Итак, я в руках террористов. Кто они? Какое течение представляют? Версия, что информацию передал неизвестный мне человек, их, конечно, не устраивает, но буду держаться ее. — Горько улыбнулся: — Пытками угрожает, идиот. От них, конечно, всего можно ожидать».
Вдруг погас свет. Эдвард оказался в полной темноте.
«Для чего это им? — подумал Эдвард. — Обычно за арестованным следят день и ночь, а тут делай с собой что хочешь. Уверены на все сто, что я не стану вешаться. Они правы, черт возьми, меня пока еще не тянет на тот свет».
В этот момент вспыхнул свет, он казался настолько ярким, что Эдвард на минуту закрыл глаза. И тут в камеру вошли двое. Они жестами приказали выходить. Эдвард вышел и, сделав несколько шагов, увидел в дальнем конце коридора Миреха. Тот стоял у открытой двери:
— Прошу сюда, господин Эванс, — громко позвал он.
Эдвард оказался в хорошо освещенной комнате. Стены выкрашены в светлые тона. Окон, конечно же, нет, помещение находится глубоко в земле. В левом углу — письменный стол с креслом. У стола два стула. В правом углу кресло, похожее на зубоврачебное, у которого на стене на длинной ножке — лампа-рефлектор.
Мирех, впустив охранников, плотно прикрыл дверь и чуть подтолкнул пленника на середину помещения:
— Мы хотим вам разъяснить с помощью наглядных средств, к чему вы нас можете вынудить, если будете дурачить, уклоняться от правдивых ответов. Присядьте в это кресло.
Мирех подвел Эдварда к «зубоврачебному» креслу и помог ему сесть. Охранники в мгновение ока защелкнули на руках, а затем и ногах застежки, и Эдвард оказался прикованным к креслу. На шею надели петлю — теперь голова была прижата к спинке.
«О, черт! — подумал Эдвард. — Такие же кресла, только электрические, применяют в Штатах для смертной казни. — В душе возник не страх, а гнев. — Сволочи! Кого они хотят пытать? Меня — свободного гражданина свободной и могучей страны?!»
Не скрывая презрения, глядя в темные глаза Миреха, он сказал:
— Вот что, Мирех, меня вы этим не испугаете. Я знаю, что моя страна вам лично и вашим помощникам никогда не простит этого, и кара настигнет вас, где бы вы ни пытались спрятаться. Неужели вас ничему не научил печальный опыт Ирака?!
Мирех приблизился вплотную и, наклонившись к Эдварду, злобно прошипел:
— Заткнись, янки! Я вас всех ненавижу! Наплевать мне на тебя и твою страну. С тобой я сделаю все, что захочу. Кстати, никто о твоей смерти, американец, в твоей хваленой стране и не узнает. Эти стены ни ушей, ни глаз не имеют.
Он взглянул на одного из охранников:
— А ну, покажи ему инструменты, пусть увидит своими глазами, что его ждет!
Охранник взял чемодан, похожий на кейс, поставил его на стул и раскрыл. Мирех, холодно улыбаясь, взял в руки небольшие клещи:
— Вот этим мы вырвем тебе по одному все зубы, а вот этой штучкой — язык. А вот этим инструментом, когда его накалим, будем прожигать твое тело, а этими тисками — ломать кости пальцев и рук. А этой штучкой, — он взял в руки длинный заостренный штырь, — мы проткнем тебе тело и выколем глаза. Так что готовься, американец, к даче правдивых показаний или к смерти! Иди, подумай!
Эдварда развязали и, надев на заложенные за спину руки наручники, повели в камеру.
Эдвард вошел в каземат и, не оглядываясь, остановился, ожидая, когда снимут наручники. И вдруг страшной силы удар обрушился на его голову. Он зашатался, и тут же получил второй удар по голове. Эдвард упал около топчана, и охранники стали безжалостно, с какой-то звериной злобой избивать его ногами.
Эдвард потерял сознание, а когда пришел в себя, понял, что лежит на полу в луже крови. Наручников не было. С огромным трудом он поднялся и рухнул на топчан. В ушах стоял звон, малейшее движение вызывало нестерпимую боль. Он снова потерял сознание.
Трудно сказать, сколько прошло времени, а когда сознание вернулось, он услышал стон и никак не мог понять, кто это стонет. Прошло еще несколько минут, и Эдвард сообразил, что слышит свой собственный стон. Боясь пошевелиться, с трудом вспомнил, что с ним произошло.
«Думай, Эдвард! Для чего им надо было сразу же бить тебя?.. Первое — это, конечно, сломать психологически, напугать. А что второе?.. Второе — они торопятся… да, да, торопятся получить от меня сведения, интересующие их… Что их интересует? Стоп, а что, если они торопятся, потому что хотят найти моего источника? Набиль сообщает очень важную информацию, возможно, об их организациях или филиалах. Если они считают, что Набиль — это я, значит, имеют в руках или опасного предателя, или врага. Если же поверили мне, что источник не я, то пытаются, не теряя времени, выйти на Набиля. Но это у вас, господа террористы, не получится…»
Теперь, после этого бессмысленного, жестокого избиения, у Эдварда уже не было сомнений — он в руках террористов. Эдвард решил повернуться на бок, но не успел. В дверях послышался лязг металла, и, скосив глаза, он увидел, как в камеру входят трое. Один из них по-английски визгливо приказал:
