Потери были ниже. Пятьдесят два корабля.

Достижения тоже были ниже. Около четырехсот.

В общей сложности имперцы уже вывели из строя треть первой волны вторжения Чужих. Выбили больше тысячи кораблей, потеряв около двухсот.

Все равно мы платим слишком дорого, подумал Юлий.

Воюем всего ничего, а уже такие потери. Что же дальше-то будет?

– Второй эшелон вышел из боя и движется к точке сбора, – доложил адмирал Круз.

– Противник продолжает тормозить?

– Они уже почти остановились, сир. Как вы и предсказывали. – Круз, видимо, посчитал, что немного лести императору в этой ситуации не помешает. – Начинают формировать группы.

Если они не дураки, то сейчас должны встать плотнее, подумал Юлий. Так плотно, чтобы между членами одной, группы крейсер не пролетел. А зазоры между группами они должны оставить такие, чтобы по ним можно было стрелять спокойно, не опасаясь зацепить своих из другого формирования. Я – умный. Я бы на их месте так и сделал.

Остается только надеяться, что и они не дураки.

«Лорд Корвин» пошел в бой с сильно усеченным экипажем. Ему не требовались ни десантники, ни вспомогательный персонал, вроде стюардов, коков и докторов. Ввиду предполагаемой скоротечности боя корабль остался без второго комплекта пилотов и оружейников. Имели место только Клозе – капитан и первый пилот в одном лице, Дойл – главный бомбардир, еще тридцать пять бомбардиров калибром поменьше, запасной пилот Стотлмайер, который должен был вступить в дело, если бы посреди сражения Клозе хватил инфаркт, и бригада техников на тот случай, если в корабль попадут, но не фатально и повреждения можно будет исправить своими силами.

Тяжелее всего, по мнению Клозе, должно было прийтись техникам и Стотлмайеру, которым в течение боя было абсолютно нечего делать. Насчет техников он почти угадал. Они как раз пробрались в соседний с двигательным отсек, чтобы залатать пробоину, когда, опровергая законы баллистики, в то же место угодил второй снаряд, и вопрос с занятостью технического персонала был снят с повестки дня в связи с отсутствием такового.

Помимо этого прискорбного инцидента, экипаж на досчитался двенадцати стрелков, выбитых вместе с их боевыми постами.

В корпусе имелось несколько пробоин, но эти участки уже были отсечены от общего объема корабля, что не сказалось на способности крейсера летать. Стрелять было нечем, но и незачем. Боя в ближайшее время не планировалось.

Все это Дойл доложил Клозе уже через полчаса после того, как провел перекличку.

– Связи нет, – добавил бомбардир, и Клозе испытал острое ощущение дежавю.

– Теперь я тебя порадую, – сказал барон. – Поврежден контур охлаждения двигателей. Аварийный контур работает, но не слишком хорошо. То есть прыгать мы можем, но после каждого прыжка придется останавливаться и на несколько часов выключать реакторы, чтобы они не взорвались. Иными словами, путь назад будет долгим и скучным. Сходи и сразу предупреди экипаж, что в холодильник я больше не лягу, а если среди них есть сумасшедшие, то пусть стреляются сами.

– Не понял, – сказал Дойл. – Вот все понял, и про контур охлаждения, и про «долго и скучно» понял, а последнюю фразу – нет.

– Не обращай внимания, это у меня нервное, – сказал Клозе и хихикнул. Хорошо хоть с воздухом, водой и питанием перебоев нет. А то совпадение с окончанием рейда «Одиссея» было бы полным.

Нет, все столкновения с таргами похожи друг на друга. И антенны гиперсвязи в них страдают первыми. Надо будет в следующий раз запасную с собой взять.

– В общем, пойди обрадуй народ, – сказал Клозе. – Первый прыжок совершим часа через три, так что времени на уборку помещений у них предостаточно. И позови мне сюда запасного пилота.

– А сам не хочешь пойти и с народом пообщаться? – поинтересовался Дойл. – На правах командира, так сказать?

– У меня от нервов ходилка отказала, – сообщил ему Клозе. – Доживешь до моих лет, поймешь.

Винсент Коллоджерро поступил на службу в УИБ по идейным соображениям. Молодому Винсенту очень нравилась идея о принадлежности к самой внушительной специальной службе современности. Ему нравилось чувствовать себя причастным к чему-то значительному. И ему очень нравилось, когда аристократы, с которыми он сталкивался по долгу службы, начинали бледнеть и дрожать перед ним, простолюдином, стоило ему только продемонстрировать им свой значок.

Со временем Винсент поумнел и перестал делить людей на аристократов и простолюдинов. Некоторые его коллеги делили людей на своих и врагов, но до этого он еще не докатился.

Теперь его больше всего интересовал профессионализм.

Винсент не мог терпеть дилетантов в любом их проявлении. Если ты взялся за какое-то дело, считал он, мало делать его хорошо. Надо делать его отлично.

Поэтому к своей новой должности он отнесся очень серьезно, император почтил его большим доверием, и он должен был это доверие оправдать, при этом не забывая, что УИБ служит не конкретному человеку с короной на голове, а всей Империи в целом.

И тут у Винсента возник конфликт интересов.

Многим обывателям кажется, что УИБ постоянно имеет дело со зловещими загадками и таинственными заговорами. Винсент из первых рук знал, что это не так. В заговорах никогда не было ничего зловещего, а загадки на поверку оказывались так себе. Разгадывать их было, большей частью, просто противно.

Взять хотя бы ту историю с крейсером на Сахаре, по ходу развития которой Винсент и познакомился с будущим императором. На первый взгляд загадка. А на второй – банальность.

Что может быть загадочного или таинственного в обычном предательстве? В измене тоже ничего зловещего нет. Измена, она измена и есть. Любимая игра, которой человечество предавалось с самого начала своего существования.

Загадок Винсент не любил. Терпеть их не мог, поэтому старался найти ответ как можно быстрее.

Но загадка, с которой он столкнулся сейчас, быстронаходимого ответа не имела.

Чтобы сделать сбою работу отлично, Винсент должен был обнаружить, в чем прокололся его предшественник, генерал Краснов. Раскрыть заговор и изобличить убийц предыдущего императора. Без этого он не мог чувствовать себя профессионалом.

Главная сложность заключалась в том, что в деле наличествовало слишком много подозреваемых. И еще кое в чем.

Винсент был хорошим следователем. Он знал, как следует раскрывать преступления.

Расследование преступлений на высшем уровне принципиально отличается от расследования обычной бытовухи.

Когда ты имеешь дело с примитивным убийством, ограблением иди похищением, тебе достаточно только тщательно исследовать улики, опросить свидетелей, изучить алиби и понять, кто это сделал. А уж потом ты легко можешь ответить на вопросы «зачем?» и «как?».

Здесь дело обстояло другим образом.

Улик не было, все они были уничтожены во время взрыва. Свидетели погибли там же. Но это было не так уж важно.

Винсент знал, что в таких случаях принято начинать с мотива.

А самый очевидный мотив убийства предыдущего императора ставил на место основного подозреваемого императора нынешнего. Как Винсент ни крутил проблему, под каким углом он ее ни рассматривал, наибольшую выгоду от смерти Виктора Второго получил Юлий Первый.

У него было отличное алиби. Во время преступления он отсутствовал на празднике в частности и на планете вообще. А в таких делах наличие алиби заявляет о виновности громче, нежели его отсутствие.

Во время покушения на императора погибли родители Юлия. Насколько Винсент успел узнать, отца император не слишком любил. А матерью мог просто пожертвовать. Зато сестра, с которой у него всегда были прекрасные отношения, осталась жива. И тут же стала его личным секретарем.

Или она с самого начала была в курсе дел, либо догадалась позже, и таким образом он купил ее молчание.

Теория выстраивалась стройная и вполне логичная. Человек со связями Морганов легко мог все это организовать, оставшись в стороне. Был в этой теории только один минус – отсутствовала доказательная база.