– Ты умеешь писать буквы! Ну, ты просто молодчина!

Девчонка заметно удивилась, потом подбежала к зеркалу и в третий раз высунула язык – теперь уже показывая его самой себе.

– И никаких букв на нем нет! – вскоре раздался ее звонкий голосок, в котором звучали победные нотки.

– Зато на нем есть чернила!

– Ну и что?

– Ты лизала авторучку, когда пробовала писать буквы!

– А вот и нет! Я просто лизала чернила – они вкусно пахли!

Я снова проиграл бой, но сдаваться мне очень не хотелось. Немного подумав, я равнодушно произнес:

– Ну и правильно! Буквы мы с тобой писать не станем. Вырастем лучше неучами, пусть над нами все посмеются.

– Что?! – ахнула Гриль, и ее карие глазки увеличились в размерах. – Вы хотите сделать меня посмешищем?! Сейчас же показывайте, как нужно писать буквы! И не забудьте про цифры: я тоже хочу научиться их писать!

– Но я устала… Мне нужно принять душ…

– Мне тоже нужно принять душ! И мой язык хочет принять душ! Но мы потерпим!

Гриль достала из шкафчика письменные принадлежности и положила их на стол.

– Приступайте к обучению, фроляйн Мотылек! Иначе я пожалуюсь папе, и он вас выставит из нашего дома в три секунды!

– Почему в три? – удивленно переспросил я.

– Потому что за две секунды он не успеет это сделать!

Девочка Гриль была очень груба, но шлифовкой ее поведения я решил заняться чуть-чуть попозже. Притворно вздохнув, я присел к столу и взял авторучку.

– Начнем с буквы «А»…

– Ее я знаю! – перебила меня Гриль.

«Кажется, я допустил оплошность, – мелькнуло в моей голове. – Нужно было предложить начать обучение с буквы „Б“…».

– Наверное, ты знаешь все буквы?

– Кроме «А» я не знаю ни одной!

«Вот теперь я на верном пути… Главное, не нужно забывать о характере девчонки, и тогда все пойдет как по маслу…»

Я написал несколько букв гнэльфского алфавита и, отложив авторучку в сторону, проговорил как бы вскользь:

– Тебе, Гриль, не обязательно следует их переписывать в свою тетрадь по два – три раза. Достаточно того, что это сделала я сама.

– Вот еще! – фыркнула капризная девчонка и схватила опрометчиво выпущенную мною из рук шариковую авторучку. – Я напишу их гораздо красивее, чем вы, вот увидите!

И она, высунув лиловый язык, стала старательно перерисовывать буквы в чистую тетрадку.

– Ну как? – спросила она у меня через полчаса. – Ведь, правда, я написала красивее?

– Я так не считаю.

Гриль удивленно взглянула на строптивую воспитательницу, потом передвинула к себе мой листок и раз десять черкнула авторучкой по образцам каллиграфического искусства.

– А теперь? – спросила она, с надеждой ожидая от меня правильный ответ.

– Теперь у тебя красивее.

– У вас тоже неплохо получилось. Особенно эти длинные полоски! – Гриль весело рассмеялась и бросила на стол авторучку. – Вы не хотите пойти со мной поужинать, фроляйн Мотылек?

Я проглотил голодную слюну и отрицательно замотал головой:

– Нет, не хочу, спасибо…

– А придется! Иначе я пожалуюсь маме, и она выставит вас за порог в пять секунд!

– Почему в пять? – снова удивился я.

– Потому что она медлительнее папы! – ответило мне шестилетнее чудовище, спрыгнуло со стула на пол и выскочило из детской в большой коридор.

Глава двадцать шестая

Прежде чем идти в столовую, я решил заглянуть в ванную комнату и сполоснуть руки. И понял, что принял правильное решение: из зеркала на меня взглянуло усталое чужое лицо незнакомой девушки с черно-зелеными потеками на бело-розовых щеках.

«Я размазал по физиономии тушь! – догадался я вскоре. – Хорошо, что мне взбрело в голову помыть руки!».

Я сбегал в свою комнату за сумочкой, в которой лежала косметика, и снова вернулся в ванную. А через четверть часа я уже сидел в столовой и хлопал черными ресницами, роняя с них в тарелку излишки туши.

– Вам положить добавки, фроляйн Элиза? – любезно спросила у меня хозяйка дома после того, как я расправился с жареным цыпленком.

– Спасибо, я уже сыта…

– Положи ей, мамочка, добавки, положи! – тут же прочирикала вредная Гриль. – Она так говорит из вежливости!

– Вот и хорошо. А ты, дочка, учись у нее этому. – Фрау Стибрис плюхнула мне на тарелку еще один здоровенный кусок цыплятины, и я снова заработал челюстями.

– Вам понравилось? Может быть, еще хотите добавки? – посмотрела на меня лукаво озорница Гриль после того, как я разделался и с этим кусищем.

Но я успел уже насытиться и потому ответил:

– Пожалуй, не откажусь!

– Хватит, хватит! – хихикнула коварная девчонка. – А то не вылезете из-за стола и останетесь тут навеки!

– Гриль, как ты себя ведешь! – укоризненно покачал головой господин Стибрис. – Ты лучше обрати внимание на то, как фроляйн Элиза держит вилку и ножик!

Вот этого ему говорить и не следовало. Но я быстро сориентировался и перебросил вилку из левой руки в правую, а нож, наоборот, из правой в левую. И зажал их в кулаках так, словно это были кинжалы, а не простые столовые приборы. Мой расчет оказался верен: девчонка тут же взяла свои вилку и нож, как полагается, и назло всем доела порцию жаркого до последней капельки, хотя до этого она к нему почти не притрагивалась.

Родители Гриль переглянулись между собой и дружно кивнули головами: они явно оценили мои педагогические способности по достоинству и этими кивками выразили мне свои признательность и уважение.

После чаепития, во время которого я тоже сумел блеснуть талантом непревзойденного воспитателя вздорных девчонок, мы отправились с Гриль погулять по дорожкам сада. Мне очень не терпелось порасспрашивать ее о нашем Кнедлике, но я опасался насторожить смышленую малютку излишне подозрительными вопросами. Поэтому важный разговор я начал издалека:

– Ты любишь животных, Гриль?

– Нет.

– Почему?

– Они царапаются, кусаются, клюются и все пачкают.

– Значит, ты не хочешь завести себе какую-нибудь собачку?

– Нет, хочу! И не какую-нибудь, а такую, какую притащил Нокнок.

– А это еще кто такой?

– Брат Туктука.

– А Туктук кто?

– А вам не все равно? Вы их обоих не знаете, так что и говорить о них нечего!

Я замолчал. «С этой девчонкой ухо нужно держать востро! – подумал я с невольным восхищением. – Чуть зазевался и готово: она тебя отбрила!».

– Я слышала, что Нокнок притащил обыкновенного щенка, – сказал я после паузы. – Чем же он тебе так понравился?

– Он мне совсем не понравился: я же его не видела! Но щенок, говорят, у Нокнока необыкновенный…

В этот момент мимо нас по садовой дорожке промчались двое мальчишек в одинаковых, похожих на школьную форму, костюмчиках. Я даже не успел их рассмотреть, они пролетели как вихрь и чудом не свалили меня и Гриль с ног. Мальчишки вбежали в двухэтажное здание, на котором висела вывеска «УЧЕБНЫЙ КОРПУС», и дверь за ними мгновенно захлопнулась.

– Наверное, это Туктук и Нокнок, – сказал я, меняя на своем лице испуганное выражение на очень умное. – Они словно две капли воды, должно быть, они братья-близнецы!

– А вот и нет! – крутнулась на каблучке Гриль, и ее мордашку вновь осветила лукавая улыбка. – Это не братья и, конечно, не Туктук и Нокнок!

– Ты ошибаешься, это они, – стал настаивать я на своем. И разумеется, вынудил вредную девчонку назвать мне имена пролетевших метеоров.

– Это Фюнфер и Пфениг. Они совсем не братья. Просто в папиной школе все носят одинаковую одежду и поэтому мальчишки похожи друг на друга как горошины.

Взглянув искоса на мою поскучневшую физиономию, Гриль вдруг спросила с любопытством:

– У вас что-нибудь лежало в кармашке платья, фроляйн Мотылек?

Пришлось ей признаться:

– Да, была одна конфетка… Оставила после чая…

Я сунул руку в карман и… нашел там лишь пустой фантик – самой конфетки уже почему-то не было, она испарилась.

– Так я и знала! – хихикнула Гриль. – Это все Фюнфер! Он такой сластена!