– Вы согласились ехать в Зондерлинг?

– Нет. Я уезжаю с Кнедликом к моей матушке Пуппелотте.

«И теперь мы идем прощаться с тобой и моими родителями!» – вильнул хвостом щенок и тихонечко взвизгнул.

– Ну вот, начинается! – проворчал я сердито. – Ты же обещал не выть!

«А я не вою, я подвизгиваю!» – Кнедлик смущенно опустил голову и с важным видом понюхал асфальт под своим носом.

И вдруг он пропал, исчез, стал невидимым средь бела дня! С ним такого еще никогда не бывало!

– Кнедлик! Кнедлик! – принялись мы с Пугаллино звать щенка. – Немедленно откликнись!

Но мой милый песик молчал и не подавал никаких признаков своего присутствия рядом с нами. Устав кричать, Пугаллино и я тоже смолкли. Не потому, что мы смутились от десятков любопытных взоров зевак, направленных на нас, или потому, что мы пожалели свои, в общем-то, луженые глотки. Мы замолчали потому, что поняли: звать Кнедлика бесполезно, он сгинул бесповоротно и, наверное, не без помощи чьих-то колдовских чар.

– Может быть, он сидит сейчас дома и поджидает нас там? – выдавил я из себя дурацкую версию. – Хотя с чего бы это ему стукнуло в голову стать невидимым и удрать туда одному?

– А что? – ухватился Пугаллино за мои слова, как утопающий за соломинку. – Может быть, таков собачий юмор?

– Ну, если это так, то я покажу ему, как со мной шутить! – рассердился я. – Идем к нам, и ты увидишь, что я сделаю с этим «юмористом»!

– Нет, все-таки он, наверное, не пошутил… Наверное, его украли… Таких чудесных щенков во всем Гнэльфланде пять штук…

– Все равно идем к нам. Вдруг он там сидит? Тогда и головы ломать не будем. А если его там нет… – Я не договорил и, схватив Пугаллино за штанину, потащил его за собой в наш подвальчик. Надежды увидеть Кнедлика меня уже не было никакой, но умирать ей я все-таки не позволял: надежда должна умирать последней…

Дома Кнедлика, конечно, не оказалось. Впрочем, как и моего дядюшки. Поэтому мы с Пугаллино вновь побежали на улицу и помчались к родителям щенка за помощью: вдруг хоть они бедолагу отыщут? Шнапс и Линда – так звали отца и мать Кнедлика – прочесали весь Гнэльфбург вдоль и поперек, но родного сыночка так и не нашли.

«Он пропал! – сказала Линда туманными от невыплаканных слез глазами. – Его нигде нет!».

А Шнапс, этот вечный невидимка, тихонько гавкнул:

– Гав! Без нечистой силы тут не обошлось!

– Да я и сам это знаю, – прошептал я, отворачиваясь от умных собак в сторону. Скупые мужские слезы одна за другой стали спрыгивать с моих щек на клоунскую курточку, и мне вновь пришлось пустить в ход рукава: чем-то нужно было утереться, а носовой платок я так и не успел купить, хотя и собирался это сделать еще с прошлого Рождества.

Мы проводили несчастных и безутешных родителей Кнедлика до дверей их дома и попрощались с ними до следующего утра. Ехать к матушке я, конечно, уже передумал, теперь нужно было искать и спасать моего щеночка. Но где и как я это буду делать, я пока не знал. «Посоветуюсь с дядюшкой, – решил я, – может быть, он мне что-нибудь подскажет толковое?»

Пугаллино, пообещав Шнапсу и Линде скоро вернуться и сообщить им последние новости, если таковые будут, пошел со мной. Бросать меня в трудную минуту доброму гнэльфу не хотелось.

Уже вечерело, когда мы снова вернулись в наш пустой и темный подвал. Я включил свет, и он осветил убогое жилище двух холостяков – пуппетроллей. Единственная яркая вещь, которая сразу бросалась в глаза, светло-вишневый «Шперлинг» уже никого не радовал: в доме не было главного – веселого щеночка Кнедлика. Дядюшка по-прежнему где-то бродил, наверное, снова рылся на городской свалке в поисках «бесценных реликвий» для городского музея. Я предложил Пугаллино кофе, и он согласился выпить одну чашечку: ждать возвращения знаменитого «кладоискателя» с бодрящим напитком было немного веселее.

Но не успел я поставить на спиртовку игрушечный кофейник, который дядюшка стащил лет пять или шесть тому назад у зазевавшейся девчонки, как в дверь нашей квартиры постучали.

– Кто там? – откликнулся я, невольно вздрогнув. – Входите, у нас не заперто.

Дверь отворилась, и на пороге возник почтальон Брифтрегер. В руках он держал какой-то белый листок и маленький блокнотик с авторучкой.

– Добрый вечер! – поздоровался он с нами. – Я не ошибся: здесь живет господин Кракофакс?

Мы с Пугаллино ответили на приветствие, а я добавил:

– Это мой дядюшка. Только сейчас его нет дома.

– Жаль, – протянул разочарованно почтальон, – а я принес ему телеграмму…

– Вы можете вручить ее мне, – подсказал я ему выход из затруднительного положения.

Но господин Брифтрегер почему-то заартачился:

– Я не имею права отдавать телеграмму с пометкой «ЛИЧНО В РУКИ» посторонним лицам. Тем более, несовершеннолетним!

– Но я не постороннее лицо, я его племянник!

– Все равно. Закон есть закон. Что ж, придется, видно, еще раз заглянуть к вам через часок.

И почтальон, бормоча что-то себе под нос, медленно стал поворачиваться к входной двери. Но не успел он коснуться ручки, как дверь распахнулась, и на пороге возник мой дядюшка Кракофакс.

– Тупсифокс, к нам сейчас никто не приходил? – спросил он, стоя меж широко расставленных ног господина Брифтрегера. – Я жду очень важную телеграмму, ее должен был принести с минуты на минуту здешний почтальон. Как плохо работает в Гнэльфбурге телеграф, даже срочное послание приходится ждать часами! – выпалил он, почти не переводя дыхание.

– Я давно вам ее принес, господин Кракофакс, – пророкотал миролюбиво Брифтрегер, наклоняясь слегка вперед, чтобы получше рассмотреть моего ворчливого дядюшку. – Я не виноват, что вы где-то задержались!

Старый ворчун недоуменно поднял вверх голову и на секунду смутился. Но быстро опомнился и, как ни в чем не бывало, произнес:

– А, так вы уже здесь? Ну что ж, давайте вашу телеграмму!

И он протянул почтальону руку, в которую тот и вложил очень бережно белый листок бумаги.

– Распишитесь, пожалуйста, вот здесь, – попросил Брифтрегер дядюшку, подставляя раскрытый на нужной странице блокнотик и подавая авторучку. – Спасибо, всего доброго!

Почтальон попятился и вышел на улицу. Дядюшка захлопнул за ним дверь и запоздало буркнул:

– Благодарю, на чай получите как-нибудь в другой раз.

Он развернул бланк, попробовал прочитать текст телеграммы в почти полной темноте, но затем, оставив эту безумную попытку, подошел к лампе и, надев очки, быстро пробежал глазами по скупым строчкам.

– Какой ужас, – равнодушным голосом произнес Кракофакс, отрываясь от телеграфного бланка. – Нашего барбоса Скорпина отправила в Зондерлинг. Какой ужас.

– Что?! – ахнули мы с Пугаллино дружно. – Кнедлика отправили в Зондерлинг?!

– Ну да, – подтвердил дядюшка и ударил свободной рукой по телеграмме, – Скорпина так и пишет здесь: «Пока не найдете Гэга и не вымолите у него прощения для меня и моей семьи зпт Барбосика вам не видать как своих ушей восклицательный знак».

– Он не Барбосик, он Кнедлик! – обиженно проговорил я и взял у дядюшки зловещее послание коварной колдуньи.

– Значит, старушка перепутала имена, – улыбнулся Кракофакс, – в старости такое случается!

– Это твоих рук дело, – пробурчал я сердито, – это ты называл Кнедлика Барбосом!

– Но я не умею забрасывать псов из одного города в другой, и ты об этом знаешь! Так что у меня железное алиби!

– У тебя железное сердце, покрытое вдобавок ржавчиной…

Больше я спорить и пререкаться с дядюшкой не стал. Я знал, что это бесполезное занятие. Мы с Пугаллино отошли в сторону и погрузились в изучение текста телеграммы.

«Вашего Барбосика я переправила в Зондерлинг тчк Ничего с ним не случится восклицательный знак Пока не найдете Гэга и не вымолите у него прощения для меня и моей семьи зпт Барбосика вам не видать как своих ушей восклицательный знак Ваша тетушка Скорпина тчк».