– Ну и ну.

– В чем дело? Почему такое мрачное лицо? Почему ты злишься?

– Не знаю. В последнее время мне не требуются причины, чтобы злиться. Я должен бы быть счастлив. И скоро буду. Так всегда бывает – все-таки сегодня важная ночь.

Он пристально посмотрел на меня, пытаясь вычислить, что я имел в виду, или же, что более важно, как правильнее ответить.

– Заходи в дом, – наконец сказал он.

– Может, посидим в тени, на крыльце? Мне нравится бриз.

– Конечно, как скажешь.

Он зашел в комнатку, чтобы взять бутылку виски, налил себе выпить и присоединился ко мне за деревянным столиком. Я только что уселся на один из стульев и смотрел прямо в море.

– Так чем ты занимался? – спросил я.

– С чего же мне начать? – спросил он. – Я постоянно делаю записи – стараюсь описать все мелкие ощущения, новые открытия.

– Остаются ли сомнения в том, что ты прочно закрепился в этом теле?

– Никаких сомнений. – Он сделал большой глоток виски. – И, видимо, никаких ухудшений не наблюдается. Знаешь, я ведь этого боялся. Боялся даже когда в этом теле был ты, но не хотел говорить. У нас и без того было достаточно причин для беспокойства, правда? – Он повернулся, посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся. И тихим потрясенным голосом добавил: – Ты смотришь на человека, которого знаешь изнутри.

– Да нет, не особенно, – ответил я. – Расскажи мне, как ты справляешься с восприятием посторонних… тех, кто ни о чем не догадывается. Как женщины, приглашают тебя в спальни? А молодые мужчины?

Он посмотрел вдаль, на море, и в его лице внезапно появилась некоторая горечь.

– Ты знаешь ответ. Подобные приключения – не мое призвание. Мне нет до них дела. Я не говорю, что не получил удовольствия от нескольких сафари в спальне. Но меня ждут более важные дела, Лестат, куда более важные дела.

Я хочу съездить в разные места – в страны и города, которые всегда мечтал посетить. Рио – только начало. Я должен разрешить некоторые тайны, прояснить определенные вещи.

– Да, могу себе представить.

– Когда мы в последний раз были вместе, ты произнес очень важные слова. Ты сказал – конечно, ты не пожертвуешь Таламаске еще и эту жизнь. Так вот, они ее не получат. Моя первостепенная мысль заключается в том, что я не должен прожить ее зря. Что я должен сделать нечто чрезвычайно важное. Конечно, в каком именно направлении, я сразу не пойму. Будет период путешествий, приобретения знаний, оценки, а потом уже я приму решение относительно направления. И, погружаясь в исследования, я пишу. Я все записываю. Иногда целью мне кажутся сами записи.

– Понимаю.

– Мне о стольком хочется тебя спросить. Меня преследуют вопросы.

– Почему? Какие вопросы?

– О том, что ты пережил за те несколько дней, и сожалеешь ли ты хоть немного о том, что мы так скоро окончили это приключение.

– Какое приключение? Ты говоришь о моей жизни в качестве смертного человека?

– Да.

– Не жалею.

Он заговорил было снова, но резко замолчал. Потом продолжил.

– Что ты из этого вынес? – спросил он тихим пламенным голосом.

Я повернулся и опять взглянул на него. Да, лицо несомненно стало более угловатым. Значит, личность обострила черты лица и придала ему больше определенности. Прекрасно, решил я.

– Прости, Дэвид, я отвлекся. Спроси еще раз.

– Что ты из этого вынес? – спросил он с привычным терпением. – Какой урок?

– Не знаю, был ли это урок, – ответил я. – И мне нужно время, чтобы понять, чему я научился.

– Да, конечно, я понимаю.

– Могу сказать тебе, что у меня появилась новая страсть к приключениям, к странствиям, совсем как ты описываешь. Я хочу вернуться в тропики. Когда я ходил навестить Гретхен, то почти их не видел. Там есть один храм. Я хочу увидеть его снова.

– Ты никогда не рассказывал мне, что там произошло.

– Ну да, я рассказывал, но ты тогда был Рагланом. Свидетелем моей исповеди стал Похититель Тел. Черт, ну зачем ему нужно было красть такое? Но я уклоняюсь от темы. Существует столько мест, где мне тоже хочется побывать.

– Да.

– Новое влечение ко времени, к будущему, к тайнам естественного мира. Стать наблюдателем, которым я стал в ту давнюю ночь в Париже, когда меня силой превратили в то, что я есть. Я утратил иллюзии. Я лишился своей любимой лжи. Можешь сказать, что я пережил тот момент заново и Родился во Тьму по собственной воле. Да с какой радостью!

– Ну да, я понимаю.

– Правда? Тем лучше для тебя.

– Почему ты так говоришь? – Он понизил голос и заговорил медленнее. – Тебе требуется мое понимание, так же как и мне – твое?

– Ты меня никогда не понимал, – ответил я. – О, это не обвинение. Ты живешь с иллюзиями на мой счет, и благодаря им ты можешь выносить мои визиты, беседовать со мной, даже давать мне приют и помогать мне. Знай ты, кто я на самом деле, ты бы никогда этого не сделал. Я пытался тебе объяснить. Говоря о своих снах…

– Ты ошибаешься. Это говорит твое тщеславие, – сказал он. – Ты любишь воображать, что ты хуже, чем есть на самом деле. Какие сны? Не помню, чтобы ты говорил со мной о снах.

Я улыбнулся.

– Не помнишь? Подумай, Дэвид, это было давно. Мой сон про тигра. Я боялся за тебя. А теперь угроза, присутствовавшая в том сне, воплотится в жизнь.

– О чем ты?

– Я сделаю это с тобой, Дэвид. Я заберу тебя с собой.

– Что? – Он перешел на шепот. – Что ты такое говоришь? – Он наклонился вперед, стараясь разглядеть выражение моего лица. Но свет был сзади, а смертное зрение для этого недостаточно остро.

– Я же только что сказал. Я сделаю это с тобой, Дэвид.

– Зачем, зачем ты так говоришь?

– Потому что это правда, – ответил я. Я встал и ногой оттолкнул стул в сторону.

Он уставился на меня. Только сейчас его тело отреагировало на опасность – я увидел, как напряглись превосходные мускулы его рук. Он не сводил с меня глаз.

– Зачем ты так говоришь? Ты не мог бы так поступить со мной, – сказал он.

– Конечно, мог бы. Так и будет. Все это время я твердил тебе, что во мне живет зло. Я говорил тебе, что я и есть дьявол. Дьявол из твоего «Фауста», дьявол из твоих видений, тигр из моего сна!

– Нет, это неправда. – Он вскочил на ноги, перевернув за собой стул, и чуть не потерял равновесие. Он шагнул назад, в комнату. – Ты не дьявол, и ты сам это понимаешь. Не делай этого со мной! Я запрещаю! – Он стиснул зубы, произнося последние слова. – В сердце своем ты такой же человек, как и я. И ты этого не сделаешь.

– Черта с два, – ответил я. Я засмеялся. Ничего не мог с собой поделать. – Дэвид, Верховный глава ордена. Дэвид, жрец кандомбле.

Он попятился по выложенному плиткой полу, теперь полностью осветились его лицо и напряженные, сильные мускулы рук.

– Хочешь со мной драться? Это бесполезно. Никакая сила на земле меня не остановит.

– Я скорее умру, – сказал он тихим придушенным голосом. Его лицо темнело, к нему приливала кровь. Ах, кровь Дэвида.

– Я не дам тебе умереть. Что же ты не вызываешь своих старых бразильских духов? Уже не помнишь, как это делается, да? Сердце у тебя к этому не лежит. Но, если ты их и вызовешь, пользы не будет.

– Ты не можешь этого сделать, – сказал он, пытаясь овладеть собой. – Ты не сможешь отплатить мне таким образом.

– Да, вот так дьявол расплачивается со своими помощниками!

– Лестат, я же помог тебе справиться с Рагланом! Я помог тебе восстановить твое тело, и где же твоя клятва верности? Куда делись твои слова?

– Я обманул тебя, Дэвид. Я обманываю как себя, так и всех остальных. Вот чему меня научила моя экскурсия в этой плоти. Дэвид, ты меня удивляешь. Ты злишься, очень злишься, но не боишься. Ты похож на меня, Дэвид – вы с Клодией единственные, кто действительно обладает моей силой.

– Клодия, – кивнул он. – Ах да, Клодия. У меня есть для тебя кое-что, дорогой друг. – Он отошел, намеренно повернувшись спиной, чтобы я оценил бесстрашие жеста, и медленно, отказываясь торопиться, подошел к стоявшему у кровати сундуку. Когда он обернулся, в руке его был маленький медальон. – Из Таламаски. Медальон, что ты описывал.