В больницу за лекарством, в котором я отчаянно нуждался?

Или в Новый Орлеан, к Луи, к Луи, который должен мне помочь, к Луи, который, возможно, единственный, кто сможет помочь. И как мне найти этого жалкого саморазрушителя, Похитителя Тел, если Луи не придет мне на помощь? Да, но что сделает Луи, когда я обращусь к нему? Какое суждение он вынесет, узнав, что я натворил?

Я падал. Я терял равновесие. Я потянулся к железным перилам, но слишком поздно. Ко мне бежал какой-то мужчина. Я ударился головой о ступеньку, и затылок взорвался болью. Я закрыл глаза и стиснул зубы, чтобы не закричать. Потом снова открыл глаза и увидел над собой удивительно спокойное голубое небо.

– Вызовите «скорую», – сказал кому-то мужчина. Темные безликие силуэты на фоне сияющего неба, яркого безопасного неба.

– Нет! – пытался кричать я, но изо рта вырывался только хриплый шепот. – Мне нужно попасть в Новый Орлеан! – Я сбивчиво пытался рассказать об отеле, деньгах, одежде, пусть мне кто-нибудь поможет, пусть вызовет такси, мне безотлагательно нужно уезжать из Джорджтауна в Новый Орлеан.

А дальше я очень тихо лежал в снегу. И думал – какое прелестное небо, и бегущие по нему тонкие белые облака, и даже смутные тени, что окружили меня, – люди, которые так тихо, украдкой перешептывались между собой, что я их не слышал. А Моджо лаял, Моджо все лаял и лаял. Я пытался заговорить, но не смог, не смог даже сказать ему, что все будет в порядке, в полном порядке.

Подошла маленькая девочка. Я различил ее длинные волосы, ее взбитые рукава и развевающуюся по ветру ленту. Она смотрела на меня сверху вниз, как и все остальные, ее лицо оставалось в тени, но небо над ней вспыхнуло опасным пугающим светом.

– Боже мой, Клодия, это же солнце, уходи с солнца! – крикнул я.

– Лежите спокойно, мистер, сейчас за вами приедут.

– Полежи молча, приятель.

Где она? Куда она делась? Я закрыл глаза и прислушался к цоканью каблучков на мостовой. Неужели я услышал смех?

«Скорая помощь». Кислородная маска. Игла. И я все понял.

Все очень просто: я умру в этом теле! Умру, как миллиард других смертных. Да, вот в чем причина, вот почему ко мне обратился Похититель Тел, Ангел Смерти, который дал мне тот способ, что я искал во лжи, гордыне и самообмане. Я умру.

Но я не хотел умирать!

– Господи, прошу тебя, только не так, только не в этом теле, – шептал я, закрыв глаза. – Не сейчас, подожди. О, прошу тебя, я не хочу! Я не хочу умирать. Не дай мне умереть. – Я плакал. Я был разбит, перепуган – и рыдал. Но это же высшая ступень, не так ли? Господи Боже, никогда еще мне не открывалась более совершенная модель – малодушный монстр, который ушел в пустыню Гоби не в поисках божественного огня, но из гордыни, гордыни и еще раз гордыни.

Я зажмурился. Я чувствовал, как по лицу текут слезы.

– Не дай мне умереть, пожалуйста! – продолжал шептать я. – Пожалуйста, не дай мне умереть! Только не сейчас, только не так, не в этом теле! Помоги мне!

До меня дотронулась маленькая ладошка, пытаясь взять меня за руку, и готово – она крепко прижалась ко мне, нежная и теплая. Какая теплая! Какая маленькая!

«И ты знаешь, чья это рука, знаешь, но слишком напуган, чтобы открыть глаза. Если она рядом, значит, ты действительно умираешь».

Я не могу открыть глаза. Мне страшно, как же мне страшно! Дрожа и всхлипывая, я так крепко сжал ее ручку, что наверняка раздавил ее, но глаз не открывал.

«Луи, она здесь! Она пришла за мной! Помоги мне, Луи, пожалуйста! Я не могу смотреть на нее! И не буду! Я не могу высвободить руку! Но где ты? Спишь, зарывшись в землю глубоко под своим диким, запущенным садом, где на цветы светит зимнее солнце, спишь, пока не наступит ночь».

«Мариус, помоги мне! Пандора, где бы ты ни была, помоги мне! Хайман, приди, помоги мне! Арман, мы больше не ненавидим друг друга! Ты нужен мне! Джесс, ты этого не допустишь!»

О, тихая жалобная молитва демона под аккомпанемент сирены! Не открывай глаза! Не смотри на нее! Если посмотришь, все будет кончено!

Звала ли ты на помощь в последние минуты, Клодия? Было ли тебе страшно? Видела ли ты, как солнце, словно адское пламя, заливает воздух, – или же великий и прекрасный свет наполнил мир любовью?

Теплым ароматным вечером мы вместе стояли на кладбище, по небу, сочившемуся мягким фиолетовым светом, рассыпались далекие звезды. Да, все цвета тьмы. Взгляни на ее сияющую кожу, на темный кровавый шрам ее губ, на сочный цвет ее глаз. В руках она держала желто-белый букет хризантем. Никогда мне не забыть тот аромат.

«Здесь похоронена моя мама?»

«Не знаю, petite che?rie. Я даже не знал, как ее зовут. Когда я увидел ее, она разлагалась, по глазам ползали муравьи, забиравшиеся в открытый рот».

«Ты должен был выяснить, как ее звали. Должен, ради меня. Я хотела бы знать, где ее похоронили».

«Это было полвека назад, che?rie. Ненавидь меня за что-нибудь поважнее. Ненавидь меня, если хочешь, за то, что не лежишь сейчас рядом с ней. Думаешь, она бы тебя согрела? А кровь греет, che?rie. Пойдем со мной, пей кровь, как умеем только мы с тобой. Мы можем пить кровь до конца света».

«Ах, у тебя на все ответ найдется». – Какая холодная улыбка. В тени в ней почти видна была женщина, бросающая вызов вечной печати детской прелести, неизбежно манящей целовать ее, обнимать, любить.

«Мы есть смерть, ma che?rie, смерть есть конечный ответ. – Я подхватил ее на руки, почувствовал, как она прижалась ко мне, и целовал, целовал ее вампирскую кожу. – После смерти вопросов нет».

Ее рука легла мне на лоб. «Скорая помощь» неслась на полной скорости, как будто за ней по пятам гналась сирена, как будто сирена гнала ее вперед. Она положила руку мне на веки. Я не буду на нее смотреть!

«О, пожалуйста, помоги мне…» – произносит жуткую молитву своим сторонникам дьявол, падающий все глубже и глубже в ад.

«Да, я знаю, куда мы попали. Ты с самого начала старалась привести меня обратно в маленькую больницу. Какая она теперь заброшенная, какая примитивная – глиняные стены, окна с деревянными ставнями, выстроившиеся в ряд кроватки из необработанной древесины. Но ты там, в кровати, не так ли? Да, мне знакомы и сиделка, и старый круглоплечий доктор, я вижу и тебя – вон там, в постели, это ты, малышка с выбившимися поверх одеяла кудрями, а там – Луи…

Ну хорошо, я-то здесь зачем? Я знаю, это сон. Это не смерть. Смерти вообще-то люди безразличны».

«Ты уверен?» – спросила она.

Она сидела на стуле с прямой спинкой, золотые волосы повязаны голубой лентой, на ногах – синие атласные туфельки. Так, значит, это она лежала там, в кроватке, а теперь сидела на стуле, моя французская куколка, моя красавица с красиво изогнутыми в подъеме ступнями и идеальной формы ручками.

«А ты – ты здесь, с нами, ты лежишь в кровати в приемном покое, в Вашингтоне, округ Колумбия. Ты же понимаешь, что умираешь, не так ли?»

– Тяжелая форма гипотермии, отнюдь не исключена возможность пневмонии. Но откуда нам знать, чем он мог заразиться? Вколите ему антибиотики. Пока что мы никоим образом не можем поставить его на кислород. Если отправить его в университет, он может умереть и там.

– Не дайте мне умереть. Пожалуйста… Мне так страшно.

– Мы здесь, рядом с вами, мы о вас позаботимся. Скажите, как вас зовут? Есть ли у вас родственники, мы бы им сообщили…

«Давай, расскажи им, кто ты такой на самом деле», – посоветовала она с серебристым смешком; у нее всегда был такой нежный, такой красивый голос. Я помню, какие мягкие на ощупь ее крошечные губки. Мне нравилось игриво прижимать палец к ее нижней губе, когда я целовал ее веки и гладкий лоб.

«Не умничай, крошка! – сквозь зубы ответил я. – Кстати, кто я такой?»

«Не человек, если ты об этом. Ничто на свете не превратило бы тебя в человека».

«Ладно, даю тебе пять минут. Зачем ты привела меня сюда? Чего ты добиваешься – чтобы я сказал, будто мне очень жаль, что я вынул тебя из кровати и сделал вампиром? Хорошо, хочешь услышать правду, правду того, кто находится на смертном одре? Не знаю, жаль мне или нет. Мне жаль, что ты страдала. Мне вообще жаль, когда другие страдают. Но я не уверен, что сожалею о содеянном».