– Вас непременно кто-нибудь ограбит! – прошептал он, перегибаясь через стойку.

Я с трудом воспринимал его слова о том, что нужно побыстрее отнести деньги в банк, пока он не закрылся. А потом пойти в больницу, успеть до метели. Сейчас у многих грипп, такое впечатление, что каждую зиму чуть ли не эпидемия начинается.

Чтобы облегчить себе жизнь, я со всем согласился, но не имел ни малейшего намерения провести оставшиеся часы смертной жизни в лапах врачей. К тому же этот шаг был излишним. Все, что мне нужно, решил я, – это горячая пища, горячее питье, мягкая гостиничная постель и покой. Тогда я смогу вернуть Джеймсу тело в сносном состоянии и благополучно перескочить в собственную оболочку.

Но прежде всего надо переодеться. Было только четверть четвертого, у меня оставалось еще почти двенадцать часов, и я ни минутой дольше не собирался терпеть эти грязные, жалкие тряпки!

Я оказался у большого изысканного торгового центра Джорджтауна как раз в момент закрытия – люди спешили домой, чтобы не попасть в метель, но мне удалось уговорить служащих пропустить меня в отдел дорогой одежды, где я на глазах нетерпеливого клерка набрал целую кучу всевозможных вещей, которые могли мне понадобиться. Когда я передавал ему пластиковую карточку, на меня нахлынула волна головокружения. Меня позабавило то, что он внезапно забыл о своем нетерпении и принялся предлагать мне разнообразные шарфы и галстуки. Я с трудом понимал, о чем он говорит. Ладно, заверните. Все это мы отдадим мистеру Джеймсу завтра, в три часа пополуночи. Мистер Джеймс любит получать вещи даром. Конечно, еще один свитер, да, и шарф – почему бы и нет?

Ухитрившись сбежать от него с тяжелым грузом блестящих коробок и мешков, я испытал новый приступ головокружения. Вокруг меня разверзлась чернота, я вполне мог упасть и потерять сознание. Мне на помощь пришла приятная молодая женщина:

– У вас такой вид, точно вы сейчас упадете в обморок!

Теперь я чрезмерно вспотел, и даже в теплом торговом центре мне было холодно.

– Мне нужно только такси, – объяснил я ей.

Но найти его было невозможно. Толпа на Эм-стрит изрядно поредела, и снова начался снегопад.

В нескольких кварталах отсюда я приметил красивый кирпичный отель, носящий очаровательное романтическое название «Четыре времени года». К этой цели я и направился, помахав на прощанье прекрасному доброму юному созданию и нагнув голову, чтобы защититься от злобного ветра. «В “Четырех временах года” мне будет тепло и покойно, – весело думал я, с удовольствием произнося про себя это исполненное смысла название. – Я смогу там пообедать, и мне не придется возвращаться в жуткий дом, пока не подойдет час обмена».

Дойдя до вестибюля гостиницы, я нашел ее более чем удовлетворительной и выложил круглую сумму в залог того, что в течение моего проживания Моджо будет вести себя столь же аккуратно и воспитанно, как и я сам. Апартаменты оказались роскошными, окна выходили на Потомак, бледный ковер простирался до горизонта, ванная подошла бы и для римского императора, в красивых деревянных шкафчиках прятались телевизоры, холодильники и великое множество прочих приспособлений для удобства клиентов.

Я немедленно заказал для нас с Моджо настоящий пир, потом открыл маленький бар, набитый сластями, разного рода вкусностями и спиртными напитками, и налил себе лучшего шотландского виски. Ну и гадость. Черт, как только Дэвид его пьет? Шоколадка оказалась получше. Черт возьми, настоящая фантастика! Я проглотил ее целиком, потом перезвонил в ресторан и добавил к своему заказу все шоколадные десерты, которые значились в меню.

Дэвид, нужно позвонить Дэвиду, подумал я. Но выбраться из кресла и дойти до телефона, стоящего на столе, представлялось мне абсолютно невозможным. И мне столько нужно было обдумать. К черту неудобства, это был неплохой эксперимент! Я уже почти привык к этим огромным рукам, болтающимся на дюйм ниже положенного, к пористой смуглой коже. Только не засыпать! Не терять вре…

Я очнулся от звонка! Я заснул! Прошло добрых полчаса смертного времени. Я с трудом поднялся на ноги, словно с каждым движением поднимал кирпичи, и каким-то образом умудрился открыть дверь горничной – привлекательной немолодой женщине со светло-золотистыми волосами, которая вкатила в гостиную моего номера покрытый скатертью столик, уставленный яствами.

Стейк я отдал Моджо, предварительно расстелив перед ним в качестве скатерти полотенце из ванной, и он принялся жадно жевать, опустившись для этого на пол, как делают только очень большие собаки, и из-за этого стал выглядеть настоящим чудовищем, похожим на льва, лениво обгладывающего христианина, беспомощно пригвожденного к земле могучими лапами.

Я сразу же выпил горячий суп, не особенно прочувствовав его вкус, однако при такой кошмарной простуде ничего другого не следовало и ожидать. Вино оказалось чудесным, намного вкуснее, чем заурядное пойло, что я пил вчера ночью, хотя в сравнении с кровью вкус его был весьма ненасыщенным. Я осушил два бокала и готовился проглотить «пасту», как они выражались, когда поднял глаза и осознал, что капризная горничная еще не ушла.

– Вы больны, – сказала она, – совсем больны.

– Чепуха, ma che?re, – ответил я, – у меня простуда, смертная простуда, ни больше, ни меньше. – Я сунул руку в карман рубашки в поисках пачки денег, протянул ей несколько двадцаток и велел уходить. Она медлила.

– Вы сильно кашляете, – сказала она. – Похоже, вы совсем заболели. Вы долго пробыли на улице, да?

Я уставился на нее, сраженный ее заботливостью, и понял, что мне угрожает серьезная опасность залиться глупыми слезами. Я хотел предупредить ее, что я – чудовище, что это тело ворованное. Какая же она ласковая, она явно привыкла проявлять доброту.

– Все мы связаны друг с другом, – сказал я, – все человечество. Мы должны заботиться друг о друге, правда? – Я рассчитывал, что мои слезливые сантименты, выраженные с пьяной эмоциональностью, приведут ее в ужас и тогда она уйдет. Но она не ушла.

– Да, правда, – ответила она. – Давайте я вызову врача, пока погода вконец не испортилась.

– Нет, драгоценная моя, идите, – сказал я.

Бросив на меня еще один озабоченный взгляд, она все-таки вышла.

Съев целую тарелку извилистой лапши в сырном соусе и не почувствовав никакого вкуса, кроме соли, я начал подумывать, что она была права. Я пошел в ванную и включил свет. Человек в зеркале выглядел воистину паршиво – глаза налиты кровью, все тело дрожит, обычно смуглая кожа пожелтела, если не сказать – мертвецки бледна.

Я пощупал лоб, но что толку? Естественно, я от этого не умру, решил я. Но полной уверенности не было. Я вспомнил выражение лица горничной и озабоченность людей, которые заговаривали со мной на улицах. Меня сотряс новый приступ кашля.

Нужно что-то предпринять, думал я. Но что? Вдруг врачи дадут мне сильное успокоительное, которое вызовет такое онемение, что я не смогу вернуться в дом? И вдруг лекарства помешают мне концентрировать внимание, и мы не сможем совершить обмен? Господи, я ведь даже не пробовал подняться из этого человеческого тела – трюк, которым я прекрасно владел в прежней оболочке.

Я и не хотел пробовать. Вдруг я не смогу вернуться?! Нет, для такого эксперимента лучше подождать Джеймса и держаться подальше от докторов со шприцами!

Зазвенел звонок. Это пришла добросердечная горничная, на сей раз она принесла полный мешок лекарств – пузырьки с яркими красными и зелеными жидкостями и пластиковые коробочки с таблетками.

– Лучше бы вы вызвали врача, – сказала она, выставляя их на мраморный туалетный столик. – Хотите мы вызовем?

– Ни в коем случае, – решительно возразил я, вручая ей еще несколько купюр и выводя ее за порог.

– Но подождите! – воскликнула она. – Пожалуйста, позвольте хотя бы вывести собаку – она же только что поела!

О да, великолепная идея. Я сунул ей в руку новые банкноты. Я велел Моджо идти с ней и делать все, что она скажет. Похоже, Моджо заворожил ее. Она пробормотала несколько слов о том, что у него голова больше, чем у нее.