Но девочка застонала; на ее круглой головке заиграли отблески света. На одеяле я увидел ее пухлую ручку. И снова я попробовал прочистить глаза. Рядом со мной на пол упала темная тень. Да, смотри, сигнал тревоги с крохотными светящимися циферками, шкафы с лекарствами за стеклянной дверцей! Не та больница, другая больница.

«Так ты пришел за мной, отец? Ты сказал, что повторишь все заново».

– Нет, я ее не трону! Я не хочу ее обижать! – Я что, шепчу все это вслух?

Она сидела далеко-далеко, в маленьком кресле на самом конце узкой комнаты, болтая ногами, и волосы замысловатыми кудрявыми волнами падали на взбитые рукава.

«А, ты пришел за ней. Ты сам знаешь, что это правда».

«Ш-ш-ш, ты разбудишь детей! Уходи. Тебя здесь нет!»

«Все знали, что ты одержишь победу. Все знали, что ты поразишь Похитителя Тел. И вот… ты пришел за ней».

«Нет, не за тем, чтобы причинить ей зло. Но чтобы предоставить ей возможность выбора».

– Месье? Я могу вам помочь?

Я поднял глаза на стоящего передо мной человека, на доктора с испачканными бакенбардами и крошечными очками. Нет, не тот доктор! Откуда он взялся? Я уставился на табличку с именем. Мы во Французской Гвиане. Вот почему он говорит по-французски. А в конце палаты нет никакого стула, и ребенка тоже нет.

– Увидеть Гретхен, – прошептал я. – Сестру Маргариту. Я думал, что она в этом здании, так как разглядел ее через окно. – Я знал, что она здесь.

Глухой шум в конце палаты. Ему не слышно, зато слышно мне. Идет. Я внезапно уловил ее запах, смешанный с запахом детей и стариков.

Но даже эти глаза не справлялись с невыносимым мраком. Откуда в этом помещении исходит свет? Она только что погасила крошечную электрическую лампочку у дальней двери и теперь шла, минуя кровать за кроватью, быстрым упругим шагом. Доктор сделал усталый жест и прошаркал мимо.

Не глазей на запачканные бакенбарды, не глазей на очки и сгорбленную спину. Ведь ты видел у него на кармане табличку с именем. Это не призрак!

Он вышел, волоча ноги, и за ним глухо хлопнула дверь.

Она остановилась в прозрачной темноте. Какие красивые волнистые волосы, убранные со лба, и какие красивые, большие, неподвижные глаза. Еще не увидев меня, она увидела мою обувь. И внезапно осознала, что здесь чужак, бледная беззвучная фигура – из меня не вырывалось даже звуков дыхания – в абсолютной тишине ночи, и ему здесь не место.

Доктор исчез. Казалось, его поглотили тени, но он, разумеется, оставался где-то там, в темноте.

Я стоял против света, сочившегося из офиса. Меня обволакивал ее аромат – кровь и чистый запах живого существа. Господи, видеть ее этими глазами, видеть ее блестящие щеки. Но я заслоняю свет, не так ли? Дверь совсем маленькая. Хорошо ли ей видны черты моего лица? Видит ли она жутковатый неземной цвет моих глаз?

– Кто вы? – Тихий, настороженный шепот. Она стояла вдалеке, остановившись на полпути в проходе, и смотрела на меня исподлобья, из-под темных, сведенных к переносице бровей.

– Гретхен, – отозвался я. – Это Лестат. Я пришел, я же обещал, что приду.

Ничто не дрогнуло в длинной узкой палате. Кровати словно застыли под сетками. Но по искрящимся пакетам с жидкостью двигался свет, как будто в смыкающейся тьме сверкали многочисленные серебристые лампочки. Я слышал тихое ровное дыхание спящих маленьких тел. И тупой ритмичный звук, как будто ребенок, играя, без конца стучит пяткой по стулу.

Гретхен медленно подняла правую руку и, инстинктивно защищаясь, положила пальцы на грудь, у основания горла. У нее ускорился пульс. Я увидел, как она сжала пальцы, как будто на медальоне, а потом на тонкой как нитка золотой цепочке блеснул свет.

– Что это у тебя на шее?

– Кто вы? – повторила она резким, скрежещущим шепотом, и у нее задрожали губы. В ее глазах отразился тусклый свет, исходящий из офиса. Она уставилась на мое лицо и руки.

– Это я, Гретхен. Я не причиню тебе вреда. Мне и в голову такое не приходило. Я пришел, потому что обещал прийти.

– Я… Я вам не верю. – Она попятилась по деревянному полу, тихо зашуршали резиновые подошвы.

– Гретхен, не пугайся меня. Я хотел, чтобы ты знала – я сказал тебе правду. – Я говорил так тихо. Ей меня слышно?

Я видел, что она, как я сам несколько минут назад, пытается прочистить глаза. Ее сердце неистово забилось, под жесткой белой хлопчатобумажной тканью красиво задвигалась грудь, а к лицу внезапно прилила густая кровь.

– Я здесь, Гретхен. Я пришел поблагодарить тебя. Держи, позволь мне отдать это тебе, для миссии.

Я как дурак полез в карманы, полными пригоршнями извлек оттуда барыши Похитителя Тел и протянул ей; у меня, как и у нее, дрожали пальцы, а деньги оказались грязными и дурацкими, как куча мусора.

– Возьми, Гретхен. Держи. Они помогут детям. – Я повернулся и опять увидел свечу – все ту же свечу! Откуда здесь свеча? Я положил рядом с ней деньги, услышав, как под весом моего тела скрипнули половицы, когда я шагнул к столику.

Когда я повернулся к ней, она направилась ко мне, опасливо, с широко раскрытыми глазами.

– Кто вы? – в третий раз прошептала она. Какие у нее большие глаза, какие темные зрачки, пляшущие по мне, как пальцы, тянущиеся к тому, обо что можно обжечься. – Еще раз прошу вас сказать мне правду!

– Лестат, которого ты выходила в своем собственном доме, Гретхен. Гретхен, я вернул свое настоящее тело. Я пришел, потому что обещал прийти.

Я едва мог сдерживаться; по мере того как усиливался ее страх, как каменели ее плечи, как плотно сжимались ее руки, как ладонь, державшая цепочку, задрожала, во мне распалялось былое бешенство.

– Я вам не верю, – сказала она тем же удушенным шепотом и отпрянула всем телом, хотя не сделала при этом ни шага.

– Нет, Гретхен. Не смотри на меня так, как будто ты меня боишься или презираешь. Что я тебе сделал, что ты так на меня смотришь? Ты знаешь мой голос. Ты знаешь, что ты для меня сделала. Я пришел поблагодарить тебя…

– Лжец!

– Нет, это неправда. Я пришел, потому что… потому что я хотел увидеть тебя снова.

Господи Боже, я что, плачу? Неужели мои эмоции стали такими же изменчивыми, как и моя сила? А она увидит полосы крови на моем лице и оттого испугается еще больше. Я не мог видеть выражение ее глаз.

Я повернулся и уставился на свечку. Своей невидимой силой я толкнул фитиль и увидел, как вверх подскочил желтый язычок пламени. Mon Dieu, на стене точно так же играют тени. Она охнула, переводя взгляд со свечи на меня, вокруг нас разлился свет, и она впервые отчетливо увидела глаза, остановившиеся на ней, волосы, обрамлявшие обращенное к ней лицо, блестящие ногти на руках, белые зубы, едва заметные за моими полуоткрытыми губами.

– Гретхен, не бойся меня. Во имя истины, посмотри на меня. Ты заставила меня пообещать, что я приду. Гретхен, я тебя не обманывал. Ты спасла меня. Я здесь, а Бога нет, ты сама мне говорила. В устах любого другого эти слова ничего не значили бы, но ты сама их произнесла.

Она отшатнулась, и ее руки потянулись к губам, выпустив цепочку, и при свете свечи я увидел золотой крест. Ну, слава Богу, крест, не медальон! Она сделала еще один шаг назад. Этих импульсивных движений она побороть не могла.

Тихим неверным шепотом зазвучали ее слова:

– Уходи от меня, нечистый дух! Уходи из дома Господня!

– Я тебя не трону!

– Уходи от этих малышей!

– Гретхен! Я не трону детей.

– Во имя Господа, уходи от меня… уходи.

Ее правая рука снова нащупала крест, и она наставила его на меня. Лицо раскраснелось, губы увлажнились, расслабились и затряслись в истерике, и когда она заговорила, в глазах не было мысли. Я увидел, что это распятие с крошечным искривленным телом мертвого Христа.

– Убирайся из этого дома. Сам Господь охраняет его. Он охраняет детей. Уходи.

– Во имя истины, Гретхен, – с чувством ответил я тихим, как и у нее, голосом. – Я же был с тобой! Я пришел.

– Лжец, – зашипела она. – Лжец! – Ее тело яростно шаталось, казалось, она сейчас потеряет равновесие и упадет.