И тут сердце Куксона тревожно стукнуло: глаза микмака удивленно расширились, ноздри затрепетали и он потянул носом морозный воздух, принюхиваясь.

Точно зверь, почуявший след, пронеслось в голове у гоблина.

Чутье у микмаков особенное, даже у оборотней такого нет. Если зимний дух когда-то встречался с Синджеем, если тот хоть мимо когда-нибудь проходил, то непременно микмак вспомнит его запах и поймет, кто направлялся в «Омелу» под видом гоблинши.

Когда микмак скрылся, Мейса тихо проговорил:

— Видел, Куксон? Он догадался, что это не гоблинша, а кто-то другой.

Гоблин кивнул.

Прошли переулок, свернули за угол: вот и до «Омелы» добрались!

…Куксон ввалился в комнату, в которой жарко пылал очаг, рухнул в старое кресло и вскричал в отчаянии:

— Грогер, мы с Мейсой преступники! Нас ждет виселица!

Услыхав в голосе старого друга истерические нотки, Грогер тут же сунул ему в руку кружку до краев наполненную темной дымящейся жидкостью. Куксон сгоряча выпил залпом и некоторое время сидел молча, выпучив глаза.

— Повременим, пожалуй, с виселицей, — просипел он, когда снова обрел способность говорить. — И без того дел полно!

— Молодец! — одобрительно сказал Грогер.

— А то! — браво ответил Куксон и вскочил на ноги.

Неизвестно, каким напитком попотчевал его приятель, но только действие оно оказало прямо-таки удивительное.

По жилам ураганом пронесся огонь, мысли в голове сделались четкими и ясными, а страх и сомнения исчезли.

— Так, — проговорил гоблин Куксон голосом полководца перед решающим сражением. — Сиджей здесь, так что можно приступать!

… Однако ж, приступить к делу мгновенно, как Куксон того желал, не получилось.

Сначала арестантом завладел Грогер, неукоснительно соблюдающий обычаи гоблинского гостеприимства. Он настоял на том, чтобы Синджей мог привести себя в порядок после тюрьмы, умыться, переодеться. Одежду, приготовил заранее: поделился своей, хотя, как прекрасно знал Куксон, гардероб у приятеля был небогат. Но таков уж Грогер: последнее отдаст!

Потом пригласил Синджея к трапезе, хотя Куксон считал, что это лишнее. Три дня — это вам не три месяца или года, надо торопиться, а не за столом рассиживаться! Однако ж, спорить с Грогером не стал: понимал, что тот прав. «Омела» — его дом, а Синджей — гость, а каждый уважающий себя гоблин должен сначала угостить того, кто заглянул к нему в жилище, а уж потом — говорить о деле, даже если дело это касается убийства дорогого гостя: и такое бывало. Убить же гостя не накормив, не напоив — значило, навеки запятнать себя несмываемым позором.

Куксон плюхнулся на стул и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

Действие волшебного напитка заканчивалось и гоблином снова овладело беспокойство.

Более всего на свете он желал, чтобы все закончилось как можно быстрее: беглый призрак — выслежен и уничтожен, неумирающие друзья снова оказались в безопасности, а он, Куксон, вернулся бы к прежней спокойной и приятной жизни.

И хоть твердил порой внутренний голос, предупреждал, что не будет больше прежней жизни, спокойно и приятной, гоблин его не слушал и стоял на своем: будет!

В конце концов, Куксон не выдержал, выскочил из-за стола и забегал по комнате.

— Куксон, Куксон! — заверещали говорящие поганки. — Не желаешь грибочка отведать?

— Цыц, проклятые!

— Ой, напугал, напугал! Говори лучше, будешь грибы есть или нет?!

— Отвяжитесь!

— Не хочешь, как хочешь. Спросить нельзя, что ли?

Куксон рысцой добежал до очага и повернул обратно, бросив взгляд на Синджея: долго он еще трапезничать собирается? Чай, не на торжественном обеде в Гильдии, можно и поторопиться! Иллюзию Мейса с него снял, потому что из постояльцев в ночлежке имелся только странствующий оборотень, который круглые сутки спал и просыпался только ровно в полночь, перекусить сырым мясом.

Остальные же жильцы разбрелись кто куда.

Наконец, миски опустели. Куксон уселся напротив Синджея, вытащил из кармана потертый кожаный браслет, протянул бывшему арестанту.

— Держи. Два года он тебя дожидался!

Синджей надел браслет, провел пальцем по серебряным накладкам.

— Тут все твои старые заклятья, — торопливо объяснил Куксон. — Я добавил еще парочку — для личной охраны. Если нужно еще что-то, только скажи.

— Посмотрим, — неопределенно сказал Синджей. — Грогер, призраки в твоей ночлежке все те же? Надо с ними поговорить, расспросить.

Тот кивнул.

— Прежние, только они попрятались куда-то.

Синджей поднялся из-за стола.

— Я разыщу.

— Вот-вот, разыщи! — торопливо согласился Куксон. — Ступай, ступай, не теряй время. Поговори с ними, узнай, что к чему!

Спровадив Синджей, Куксон присел на краешек стула, но тут же вскочил и снова принялся ходить из угла в угол. Как бы пережить эти три дня? Ах, заснуть бы и проснуться тогда, когда уже все будет позади! Да только ведь так не бывает…

— Хоть бы скорей все закончилось! — в отчаянии бормотал гоблин. — И станет все, как прежде: спокойная жизнь, зимние праздники. Я даже на всех парадных обедах присутствовать готов, клянусь, ни разу больше не пожалуюсь, что это — скука смертная! Слышишь, Мейса?

— Молчи, преступник! — сурово ответил мастер иллюзий, с интересом изучающий скромные винные запасы Грогера в маленьком шкафчике у очага. — На каторгу тебя отправить следует вместо зимних праздников и парадных обедов. Огромным уважением у каторжников пользоваться будешь: ты ведь, как-никак побег из тюрьмы организовал!

Куксон сердито махнул на него рукой, пробежался еще разок из угла в угол, остановился возле лестницы, посмотрел наверх: не идет ли Синджей. Нет, ни звука не слышно.

Вернулся к столу и, чтобы скоротать томительное ожидание, принялся рассказывать об удивительных традициях одного далекого королевства. Чародей Таллинур (он целый год там провел) на днях за заявкой заглядывал и много интересного поведал. Говорил, что существует там такой обычай: скончавшиеся молодые мужчины и женщины, те, что при жизни не побывали в браке, непременно должны быть похоронены в паре с мертвым человеком противоположного пола. Делается это для того, чтобы обеспечить покойнику счастливую семейную жизнь на другой стороне жизни. Если же этого не сделать, призрак усопшего будет каждую ночь являться к родственникам и требовать супруга. Некоторые пытаются настырного призрака обдурить, кладут в его могилу соломенное чучело невесты или жениха, да только духов не обманешь! Рассказывал Куксон долго, обстоятельно, припоминал все, что чародей говорил: хотел и себя рассказом успокоить и друзей развлечь.

Мейса же едва только Куксон выдохся и умолк, с готовностью вступил в разговор и поведал несколько увлекательных историй о каторжниках, свирепых надзирателях, и о тех несчастных, что дерзнули сбежать из каменоломен, но заблудились в подземных ходах и тем самым обрекли себя на долгую и мучительную смерть без пищи и воды.

Медленно, медленно тянулось время.

Наконец, заслышал Куксон шаги и бросился к лестнице.

— Ну что? Как? Поговорил?

Синджей сбежал по ступенькам.

— Видел призраков? — поинтересовался Грогер. — Узнал, что их здесь держит?

Синджей присел к столу.

— Ничего. Рано или поздно они уйдут: тихо и незаметно. О них беспокоиться нечего.

Куксон вдруг почувствовал смутное беспокойство: показалось ему, будто Синджей обдумывает что-то.

— Ты расспросил их насчет беглого призрака? Выяснил, почему он обитает именно в «Омеле»? Что ему нужно, откуда он взялся?

Синджей подумал, потом взглянул на гоблина.

— Скажи, Куксон, почему вы решили, что это беглый призрак?

Тот слегка растерялся.

— Ну, как же… все признаки налицо! Появляется по ночам, — начал он, загибая пальцы. — Убивает. Призраки его боятся. И потом, самое-то главное…

Куксон умолк: сказать про подробности гибели Пичеса оказалось не так-то просто. Синджей, спасибо ему, расспрашивать не стал.