— Ты так не думаешь, — насмешливо опроверг Гуго какое-то заявление Бинки.

Несомненно, дурацкое и трескучее.

— Мне лучше знать, чо я думаю! — огрызнулась эта дурища.

— Но, ты же здесь, со мной.

— Потому что дура! — выдвинула Бинка гипотезу не слишком уверенным голосом.

— Может, хватит уже, — попросил Гуго.

Это предложение настойчивый ухажёр произнёс тем особым мужским голосом, какой у них бывает перед самой сдачей женщины. Наруга уже научилась распознавать такие штуки. Она мысленно поздравила Гуго с окончанием осады и сдала назад. А когда вернулась к брошенному на минутку мужу, тот уже развлекался в компании другой женщины.

— Их двое, — выдохнула ей навстречу Акери всем своим трепещущим естеством.

Наруга мгновенно поняла. Подскочила, наплевав на конспирацию, и понеслась по лесу в сторону игольницы. Вслед за ней бежал Гет, усадив на закорки тихоходную Ари. В душе окончательно рухнула и рассыпалась прахом тревожная маята, подточенная разговором с Анабером и сексом. Муж был рядом. Но, не как всегда — как всегда, когда он нужней всего. Ракна была права: она совершенно не умела правильно мечтать о своём мужчине. Потому что о таком мужчине не смела даже мечтать.

У преобразователя они притормозили одновременно. Акери сползла на землю и первой сунулась внутрь. Не зашла в круг, а застряла между иглами, всем телом принюхиваясь к происходящему. Борясь с дурнотой, Наруга всё-таки втиснулась в просвет по соседству и придирчиво оглядела формирующиеся скелеты. Один, вроде, поменьше — женщина? Хотя та атлетка вполне может быть крупней парня. Или тут вообще материализуется кто-то другой, дотянувший до конца процедуры — и такие чудеса иной раз случаются. Пуля прошла в сантиметре от сердца или… Нет, она отработала чисто без погрешностей.

— Это женщина, — угомонила её скачущие в лихорадке мысли Ари.

— Откуда знаешь?

— Это женский скелет, — изумилась Акери её вопиющей безграмотности. — Ты больше не должна себя так мучить. Душа не может так долго болеть. Она тоже может умереть.

— Копни поглубже, и увидишь, что я успокоилась, — отмахнулась Наруга и вылезла наружу.

— Ты успокоилась, — подтвердил Гет, обнял её за плечи и потащил прочь: — А я хочу есть. Моё брюхо не может так долго болеть. Не умрёт, конечно, но жизнь отравит.

— Акери, ты идёшь?! — спохватившись, обернулась Наруга.

У преобразователя уже никого не было.

Первой очнулась женщина. На третий день вечером точно по графику. Её заметили сразу, едва десантница решилась протиснуться меж иголок. Наруга только-только подумала, что надо бы встретить, как схлопотала персональный повелительный жест Анабера: сиди, не дёргайся. У прогорающего костра расположилась лишь половина личного состава — Ракна с Ойбером, Акери с Ригом и даже Гуго с Бинкой отсутствовали. Гуляли в лесочке, навёрстывая заброшенную в походе личную жизнь, и назад не торопились. Да и они с Гетом застряли бы в псевдоромантических кущах этих титанических колонн, если бы не зуд Наруги. Весь день она была, как на иголках, то и дело, бегая к преобразователю с инспекцией. Гет не постеснялся заявить ей прямо в лицо, что вина за жестокую казнь Галки ложится на них обоих. А поделённая пополам вина уже не трагедия — незачем так суетиться.

Однако Наруга ничего не могла с собой поделать. И казнь Галки тут ни при чём — собаке собачья смерть. Она о ней и думать забыла — её доконала маленькая яркая картинка, на которой смеялось курносое семейство. Мысль о возможной невозможности иметь детей прошлась по ним с девчонками торнадо: растрепала все чувства, высосала из души все надежды. Вроде, и приговор ещё на головы не обрушился, но все как-то дружно и поразительно быстро приняли его. Оттого и Гранка так отчаянно вцепилась в Ханан, раз и навсегда поверив в обретение дочери. Ну, какая нормальная женщина после этого прикончит мать троих детей? Да знай Наруга точно, что эта диверсантка законченная сука, она и тогда бы не смогла.

К её великому счастью этот предел так и остался для неё пределом — размышляла она, следя за высокой сильной обнажённой женщиной, что решительно шагала к кострам. Шагала к тем, кому доставила массу неприятностей. Ну, не массу, однако нарушила мирное течение трудовой жизни берров. И перепугала поселенцев, покой которых они почитали своей основной безоговорочной и непреложной заботой.

Диверсантка остановилась шагах в пяти от компании оборотней. Безошибочно определила главаря и представилась, глядя прямо ему в глаза:

— Нэлл. Лейтенант Нэлли Макфи. Специальное подразделение планетарной…

— Анатоль Деко, — прервал её главарь, жестом приглашая вступить в семейный круг и сесть рядом. — Бывший капитан и штурман. Откуда, уже не имеет значения. Как и для тебя. На этой планете я получил новое имя: Анабер, — он испытующе посмотрел на неё и поинтересовался: — Ты знаешь, что никогда не покинешь эту планету?

— Почему? — спросила Нэлл довольно спокойно, явно умея держать под контролем эмоции.

— Не знаешь, — понял Анабер. — Ты полагаешь, что твоя свобода передвижения зависит лишь от нашей воли. Что ж, позволь тебе озвучить нашу версию того, на что ты подписалась.

И он озвучил. Во всех подробностях. Наруга не спускала глаз с лица новоявленного оборотня: отменная выдержка. Но в глубине глаз умирало что-то такое, на чём держалась её душа. Колебалась сама основа её мира, грозя разнести его в дребезги. Наруга прикрыла ладонью карточку, которую намеревалась вернуть хозяйке — пусть сначала одыбает. Есть для чего, а оборотень это не труп. Даже отсюда она сможет помочь своим девчонкам: волшебные камушки не только лечат, но и прочие чудеса творят — залюбуешься.

Наконец, Нэлли Макфи обдумала вынесенный ей судьбой приговор и поинтересовалась приговором берров:

— Что со мной будет?

— Жить будешь, — помогла ей Шатхия. — Дочек растить.

— Дочек? — опешила Нэлл.

— Твоих дочек, — пояснила хутамка непривычно тёплым для неё голосом. — У нас вот семья. Все, кто здесь, и ещё другие. Нас немного, но мы все вместе. Любим друг друга, защищаем. Ты можешь быть с нами. Можешь и сама по себе. Но одной тут очень трудно. Не верь, что нас нельзя убить. Тех, что привели вас сюда, — она указала на преобразователь, — мы убили. Нельзя прийти на чужую землю и творить зло. Безнаказанно творить. Ты веришь в это?

Нэлл опустила глаза — а что тут скажешь? Впрочем, она уже явно почувствовала: этим людям её оправданья до лампочки. Они отсекли её прошлое, как совершенно не нужный им тут хлам. И она их интересует лишь с точки зрения её намерений.

Наруга окинула взглядом своих. Шатхия, понятно, всей душой соболезнует — сама натерпелась за свою короткую жизнь выше крыши. Гет бессовестно дрыхнет — сочувствием тут и не пахнет. Эту часть семейных обязанностей он благополучно свалил на супругу, раз той больше всех надо. С Анабером всё понятно: вербует своим мальчикам новую подругу, а потому и давит на психику деланным равнодушием. Она припомнит старому лицемеру этот фарс, когда сам же он и влюбится в Нэлл. Диверсантка ему понравилась, сколько бы он тут не выделывался. Не такая сногсшибательная красавица, как Ракна — пустое сравнение, как между задницей и лбом. До всех трёх славянок ей тоже далековато. А вот на фоне самой Наруги смотрится выигрышно: лицо женское, большие серые глаза, под вздёрнутым носиком вполне симпатичные губы, а не узкая щель.

Патрику с Дитмаром всё фиолетово. Эти двое слишком заняты: все силы уходят на деланное безразличие, по-братски демонстрируемое Шатхие — и смех, и грех. Один Эйбер смотрит на женщину со спокойной приязнью. Верней, рассматривает её паршивец без зазрения совести. Хоть один нормальный…

— Ладно, с вводной частью покончено, — раздражённо заявила Наруга, поднимаясь. — Осмыслять и драть на голове волосы будешь потом. На это у тебя уйма времени. Пошли,

— Куда? — безотчётно брякнула Нэлл.

— Штаны одевать, — изобразила удивление Наруга. — Нечего соблазнять моего мужа. Я, как выяснилось, его обожаю, — язвительно процитировала она под хмыканье мужиков. — Значит, должна стеречь.