— Сиди, — велела Наруга, удержав Гаффара за руку. — Сама сбегаю.
— Так пошевеливайся! — взвыл он.
Узнав, что папа с мамой вот-вот сядут, Ханан спикировала в руки тёти Наруги. Переползла ей на закорки, и они понеслись к приземляющемуся челноку.
Первым, как и ожидалось, из люка выбрался сам Зияд. С памятной встречи он ни разу не возвращался сюда по причинам, которые знали только они с Гаффаром. Но весточки своим старик передавал. Гранка насплетничала подругам, дескать, этот умник не желал, чтобы девочка металась между настоящей матерью и приёмной. Мол, процесс привыкания застопорится, мол, нервы у всех испортятся, и эти «все» испортят жизнь ему. А он им не нанимался, и всё в таком же духе. Сама она ничуть не беспокоилась о возможном соперничестве с Азиль за место в душе Ханан.
Наруга тоже не видела причин для мандража: эти два года девчушка почти не вспоминала свою семью. Кажется, она реально умерла тогда в преобразователе. Всей душой поверила в это и теперь считает себя каким-то другим существом: не оборотнем, нет, а принципиально иной личностью. Когда до Гаффара это дошло, все боялись, что старик свихнётся, а тот страшно обрадовался. Он и сам всё больше скатывался в сторону иной личности, которую исподтишка в себе культивировал. Замечали все, но никто пока не сумел сформулировать, во что, собственно, он превращается. Остальные берры ничего подобного за собой не замечали — даже Бробер, в своё время дольше всех смирявшийся с новой жизнью.
— Здравствуй, отец, — сдержанно произнёс Зияд, подходя к Гаффару.
— Здравствуй, сынок, — ответил тот чопорно.
И вдруг эти позёры так обнялись, словно похоронили друг друга давным-давно. А сами переписывались, держа друг друга в курсе событий каждого.
— Отец!
Из челнока выпрыгнула Азиль. Вот это нормальный человек: глаза сияют, лицо светится, улыбка шире лица. Никаких тебе поз и условностей: женщина счастлива, что отец и дочь живы, что она, наконец-то, может их обнять. Подобравшись к тёплой компании, Наруга велела Ханан не высовываться из-за её спины. Пусть мама с папой сначала поздороваются с дедушкой. Малышка решила, что это такая игра, и затаилась за широкой спиной тёти Наруги. Лишь еле слышно пофыркивала, предвкушая, как она сейчас…
Наруга не успела додумать эту мысль, как Ханан решила, что её выход. Не дала паразитка спустить себя на землю, не предстала перед родителями по-человечески. Нет, ей нужно было высунуть голову и проорать во весь голос:
— Это я!
Наруга от неожиданности расслабила руки. Ножки Ханан выскользнули из захвата, и эта засранка взлетела. Если жёлтые глаза дочери их поразили, то этот трюк просто убил. Азиль вскрикнула и закрыла лицо руками. Она пошатнулась — Зияд так вцепился в плечи жены, словно намеревался затрясти её насмерть. Наруга уже прикидывала, в какую драму это может вылиться, как Азиль её удивила. Она вдруг отняла руки от лица и решительно отстранила мужа. Вперилась взглядом в дочь и направилась к ней — к двум болтающимся в воздухе ножкам. Постояла так, задрав голову, а потом тихо попросила растерянную, испугавшуюся Ханан:
— Спустись.
Жёлтые глазюки часто-часто заморгали и уставились на… маму, привычно ожидая помощи. Гранка спокойно подошла к ней, цапнула за лодыжки и стащила вниз. Хотела поставить Ханан на землю, но та вцепилась в неё, пытаясь обхватить ножками талию. Гранка вздохнула и подставила под зависшую попку скрещённые руки. Девчушка уселась удобней и только потом вернулась к прерванной встрече. Наруга впервые в жизни увидала, как в один миг могут постареть человеческие глаза. Не лицо, а именно глаза, обретающие вымученную отрешённость человека, уставшего бесцельно доживать свой век. Грустно, конечно, но, выходит, Гаффар и тут был прав: Хана действительно умерла. Сама приняла такое решение, возможно, интуитивно избавляя родителей от некой подвешенности. От решения неразрешимой проблемы: есть у них дочь или всё-таки нет.
Говорят, ребёнок остро нуждается в окончательном и бесповоротном ощущении стабильности своего мира. Кто знает — Наруга об этом понятия не имела. Но всё поведение Ханан словно иллюстрирует эту мысль. Впрочем, сейчас не до этого. Кажется, встреча Ханан с родителями не единственный повод для переживаний — насторожилась она, обратив внимание на странную парочку, выбравшуюся из челнока.
Почему странную? Да потому, что женщины на этой планете появлялись только в одном случае: когда их привозили сюда на вечную ссылку — беррихи с диверсантками не в счёт. Среди экипажей торговцев были одни мужчины. А тут налицо мужчина и женщина, явно связанные какими-то очень близкими отношениями — вон как она за него ухватилась. Так сжала его руку, словно боится, что их могут разлучить. И внешний вид у гостьи далеко не тот, что имеют новые поселенки: интеллигентный и холёный. Мужчина так же ничем не напоминал кандидата в поселенцы на Проклятой планете. Сухощавый стандартный норм — типичный землянин. Тонкое умное лицо, щегольская бородка, очки, мода на которые вернулась по мере расселения с Земли. Словом, интеллигент — чуть ли не профессор.
— Ты стала такой красивой, — между тем, взяла себя в руки Азиль, поглаживая дочь по головке.
— А сама испугалась, — недоверчиво пробубнила та.
Гранка дала её поджопник и попыталась с себя стряхнуть — нужно же Азиль, в конце концов, нормально поговорить с дочкой. Ханан так вцепилась в шею матери, что её коготки в ней увязли. Подошедший к ним со спины Зияд, заметив это, нервно сглотнул.
— Я же говорила! — стервозным тоном уличила взрослых в обмане Ханан и насупилась: — Я им больше не нравлюсь. Потому что Ари. А я люблю, что я Ари! — с неожиданным вызовом заверещала она, таращась в глаза Гранки.
— Это не повод так орать, — холодно указала та. — Конечно, они не ожидали, что ты так изменилась. Потому что кое-кто, — метнула она гневный взгляд в Гаффара, — не позаботился об этом.
— Не ругай дедушку, — мгновенно переключилась на льстивый тон ушлая Ари. — Он тебя любит.
Она внезапно высвободила когти и взлетела — Гранка не успела её поймать. Акери как-то упомянула, что на её родной планете Ари не летают. Лишь ненадолго приподнимаются и скользят над землёй. Летать по-настоящему она начала только здесь — видать, гравитация Кунитаоши значительно выше. Ханан же со своим птичьим весом в условиях гравитации Проклятой планеты порхала с невероятной лёгкостью. Хотя надолго её тоже не хватало. Впрочем, берры так и остались нелетающими оборотнями, а жаль.
— Прости, — пожала плечами Гранка, обращаясь к расстроенной Азиль. — Видимо, у меня не слишком хорошо получается быть матерью.
Та опустила глаза в землю и тихо возразила:
— Она тебя любит. Значит, ты хорошая мать. Просто… Теперь ты её мать. Не волнуйся, — подняла она глаза и попыталась улыбнуться: — Я переживу и это. Главное, она жива. Она ведь живая? — прошептала Азиль, почти прижавшись к Гранке.
Наруга уже стояла рядом с ними, а потому расслышала этот колючий вопрос. Гранка зашлёпала губами, подыскивая слова для ответа. Ей трудней это сделать — осознала Наруга и встряла.
— Человек это, прежде всего, душа, — прошептала она с законной уверенностью оборотня. — А душа Ханан сохранилась в неприкосновенности. Не важно, что теперь она в другом теле. Просто она отвыкла от вас. Два года для неё слишком много. Поговори с отцом.
— Зачем? — тихо буркнул дополнивший их скульптурную композицию Зияд. — У нас нет причин тебе не верить. Вы сделали то, на что мы не смели надеяться. Наша дочь жива, — вздохнул он и признал: — Не представляю, чего вам это стоило.
— Не представляю, чего это стоило вам, — ответила ему вздохом Гранка. — Мы с майором-то над ней трясёмся. Не родные, а вечно боимся, как бы чего не вышло. А каково это вам… Даже представлять не хочу, — решительно встряхнулась она.
Шагнула в сторону, задрала голову и приказала:
— Быстро вниз!
Шаловливая Ари, что развлекала неподалёку деда игрой «поймай меня старый пень», тотчас спланировала в руки матери. Азиль посмотрела на неё тоскливым взглядом, и Наруга решила пресечь второй виток томительной сцены. Намекнула Гранке глазами, чтобы та утащила дочь. Её поняли с полувзгляда и направились успокаивать кипятящегося Гаффара.