— Ты нам только ультиматумы не ставь, — генерал встал, прошелся по кабинету и, обращаясь к обоим, тоном, не терпящим возражений, отчеканил:
— Я поеду разбираться с инцидентом в баре, а вы сами уточните, кто за что отвечает и как вертолеты попадут по назначению. Емельянов, навестите Оливейру и предупредите, чтобы не поднимал шум из-за разбитого носа. Сам виноват. И не затягивайте с вертолетами. Чем проще, тем надежнее.
После этих слов генерал с достоинством удалился и в холле наткнулся на заплаканную Женьку.
— Этого еще не хватало! Что с вами, Хасанова?
— Ничего, товарищ генерал.
— С вами разговаривала моя супруга?
— Да...
— Понятно. Ситуация не из приятных. Надеюсь, ты не спорола какую-нибудь глупость? — посматривая по сторонам, уточнил Панов.
— Я ничего не сказала.
Женька даже в постели обращалась к нему: «Товарищ генерал». Их обоих это забавляло. Но сейчас стало не до забав. Генерал был сух и официален.
Женька смотрела на него с детской покорностью.
— Вот что, Хасанова, вам необходимо на некоторое время покинуть Луанду. Иначе Светлана Романовна не успокоится.
— В Союз? — с ужасом прошептала медсестра.
— Ну зачем... Тут намечается небольшая экспедиция на юг страны.
Думаю, ваше участие в ней будет желательно.
— Как скажете, товарищ генерал, — Ну, и ладненько. А в дальнейшем найдем возможность восстановить отношения. — Потрепав Женьку по щеке, генерал удалился.
ПАНОВ
Найденов решил, что про них забыли. Вернее, ему бы очень этого хотелось. Нехорошее предчувствие, преследовавшее его целый день, неизбежно должно подтвердиться. Ведь то, что позволил себе подполковник, крути не крути, тянет на крупный скандал. Нет, судьба явно и стремительно рассыпалась мелкими трещинами. Они ползли, как по ветровому стеклу, которое даже маленький камушек грозит разбить вдребезги. За все надо платить. Неприятностями за радость.
Значит, Ана и была той нечаянной радостью, тем счастьем, после которого и умирать не страшно? Почему же когда они были вместе, он не чувствовал бега часов этого самого счастья? Почему не затормозил его? Не насладился им раз и навсегда? Он думал — только начало, а оказалось, незаметно прожил лучшее в своей жизни, как эпизод. И теперь расплата. Выходит, что счастье дается человеку в воспоминаниях. Как бы он хотел прожить еще раз все встречи с Аной, а уж после пусть будет, что будет.
Дверь широко распахнулась, и яркий свет из коридора осветил контуры чьей-то объемистой фигуры. «Встать!» — высоким криком приказал силуэт.
Подполковника сбросило с койки, будто взрывной волной. Кто-то заботливо включил свет в палате. Жмурясь и прикрывая глаза рукой, Найденов медленно встал и с удивлением увидел Панова. «Генерал!» — пронеслось в мозгу, и Найденов вытянулся по стойке «смирно».
— Как стоите? Перемать вашу! — орал Панов. При этом его круглое лицо наливалось кровью. Найденов испугался, что генерала хватит удар. Впрочем, генерал подошел вплотную к Рубцову. Долго смотрел на него, тяжело дыша и возмущенно пыхтя. Рубцов не отвел в сторону глаза. Его взгляд был тяжелым и спокойным. Губы он поджал, то ли сдерживая себя от резкого ответа, то ли стараясь не дышать в лицо генерала ядреным перегаром.
— Докладывай, — буркнул Панов, вспотев от активного проявления своей злости.
— Так ничего не случилось, — немного поразмыслив, буднично ответил Рубцов. Панов молчал. Молчали все. Такое молчание наступает после артподготовки. Канонада отгремела, и вот-вот начнется атака, но минуты до нее тянутся вместе со временем, ну еще чуть-чуть тишины, ну еще несколько секунд, на два вздоха...
— Он тоже участвовал в мордобое? — генерал кивнул в сторону Найденова.
— Нет. Случайно там оказался. Инструктаж проходил, товарищ генерал.
— Успешно?
— Во всяком случае, в деле сгодится.
— Ох, гляди, подполковник. Я с тобой нянчиться не собираюсь. Живо в Сибирь отквартирую.
— Я чего, товарищ генерал? Я ничего.
— Оставь нас, майор, — генерал сел на белый больничный табурет. — Да прикажи, чтобы мне минералки принесли, у вас тут воздух, понимаешь ли, алкоголем провонял. — Майор выскользнул в спасительный прямоугольник яркого света. «Все-таки подполковник мужик нормальный», — подумал он.
— Рассказывай, — по-домашнему буркнул генерал. Ситуация его совершенно не возмущала, даже радовала. С одной стороны, сбили спесь с Оливейры, с другой — провинившийся подполковник полностью в генеральских руках.
А Панов любил, когда люди обязаны ему лично.
— Зашли мы с майором в бар выпить пива. Мозги немного прочистить.
Целое утро вводил его в курс операции. Отрабатывали задачи. Как положено. Ну, а пиво так, для закрепления. Все-таки в джунгли идем, когда еще пивка попьешь?
— Ты не про пиво, а про мордобой с применением оружия давай докладывай, — перебил генерал.
— Неудобно про это, но вам, как на духу как отцу родному... хотя, конечно, неловко, — Рубцов не находил тех обтекаемых выражений, какими можно объяснить суть конфликта. Он мучительно подбирал слова и мысленно их отбрасывал из-за излишней определенности.
— Не тяни, Рубцов, не испытывай мое терпение.
— Короче, моя жена Нинка была с этим мулатом, — выпалил подполковник с той же решительностью, с какой нажимал на гашетку.
Ох и любил же генерал подобные признания. Испытывал неизъяснимое удовольствие в аккуратном дотошном дознании. В таких случаях он был по-отцовски заботлив и участлив. А Нинку Панов давно заприметил. Она в хоре офицерских жен всегда в первом ряду стоит и так нагло шарит глазами по рядам... Несколько раз генерал ловил устремленный точно на него влажный поощрительный взгляд, совсем не соответствовавший песне о славных воинах бронетанковых войск. Да, хороша Нинка. Генерал чуть было не улыбнулся. Поэтому строго спросил:
— Как понимать, была с мулатом, спала с ним, что ли?
— Неизвестно. В баре была с ним.
— И ты ее случайно накрыл?
— Так точно.
— Что ж она, дура, в такое публичное место поперлась? — спросил генерал и понял свою бестактность. — Погоди, ну, пришла в бар, ну и что? Может, какие-то дела... товарищеские.
— Какие там товарищеские! Я же не сразу полез морду бить.
Понаблюдал со стороны. Дождался, когда стали прощаться. Она к нему всем телом, можно сказать, прижалась, а он, гнида, поцеловал ее прямо в губы!
— В губы? — генерал едва не крякнул от удовольствия. — А почему решил, что в губы?
— Ну, товарищ генерал. Неужели, по-вашему, я губы от жопы отличить не могу? Только представьте, какой-то вонючий негр целует мою собственную жену.
— Да он не негр.
— А кто? Русский, что ли?
— Мулат.
— Какая разница. Не баба же. Генерал вздохнул:
— Плохо у тебя, подполковник, воспитательная работа в семье поставлена. И не в том дело, что с африканцем была, мы даже в этих вопросах не должны быть расистами, а вот коль подобное позволяет себе, значит, непорядок в доме. Раньше, небось, тоже бывало всякое?
— Бывало... — грустно согласился Рубцов.
— Э... плохи твои дела. Пока ты родине жизнь отдаешь, она... погоди, а может, у них до этого не дошло? Рубцов усмехнулся.
— Прикажете сидеть и ждать?
— Нет. Но сразу в морду, да еще иностранному подданному. Начал бы с нее, дома, без свидетелей.
— А, — Рубцов безнадежно махнул рукой, — сколько раз начинал, и все без толку.
Панов прикинул сроки, на которые Рубцов покидает Луанду. Очень возможно, что замаливать свои бабьи грехи Нинке придется в генеральских объятиях. Эта мысль его несколько расслабила. Поэтому продолжил сурово:
— И из-за непроверенной ревности ты умудрился покалечить четырех человек.
— Откуда мне было знать, что он ходит с телохранителями. На президента вроде не похож. И вообще, товарищ генерал, прошу вас разобраться.
Они втроем на меня напали. В баре все подтвердят. Я элементарно защищался. Если бы не эти громилы, ну повозил бы я немного мулата мордой о стойку бара и отпустил с Богом. А так, не по моей вине получилось.