Я схватила его и вытащила, следя за тем, чтобы не толкнуть со звоном другие шары. Внутри находился ярко одетый Арлекин, который сидел на сундуке с сокровищами, прислонившись к железному фонарю. Ужасные снежные шары были ее особенностью, но этот шар был еще более безвкусным, чем все остальные.

Я повернула его, аккуратно покрутила, снова подняла и стала ждать, как блестящие хлопья будут падать.

Они не падали. Я зажмурила глаза и внимательнее посмотрела на него, чтобы удостовериться.

В нем не было снега.

Лестница заскрипела, и я, недолго думая, спрятала снежный шар с свою сумку и замотала его в старую футболку фирмы Wilco. Я схватила с полки фотографию с бала, который был в прошлом году, и попыталась выглядеть так, как будто придаюсь воспоминаниям.

Евангелина открыла дверь и выглядела как благовоспитанная девушка. Своими голубыми глазами она оглядела комнату; в конце ее взгляд остановился на моей сумке.

— Ты нашла, что искала? Ее голос с медово-сладким акцентом звучал жестко как сталь. Я пришла к выводу, что Евангелина не тот человек, с которым можно было чувствовать себя безопасно.

— Я думаю, да. — Я поставила фотографию.

Она подошла ко мне, и я невольно сделала шаг назад. Но все, что она делала, это убрала волос с моего виска. Без слов она взяла мою поврежденную руку и посмотрела на нее внимательно.

— Кажется, быстро заживает.

Я хотела вырвать руку и убежать вниз по лестнице, но я заставила себя стоять спокойно; я не хотела показать, что меня можно в чем-то упрекнуть. — Врач сказала, не так все плохо, как она думала. Она говорит, мне повезло, что не поврежден ни один нерв.

— Везение — вещь непостоянная, — сказала она и убрала руку. — Тебе следует быть осторожнее.

— Я подумаю об этом. — Ремень сумки врезался в мое плечо и я перевесила ее. — Мне нужно идти. Завтра мне нужно работать. — Конечно. Я провожу тебя до двери.

Я следила за тем, чтобы сумка не ударилась о стену, и в последний раз шла вниз по знакомым ступеням. Мое сердце выпрыгивало, а запах из комнаты Верити с каждым шагом становился слабее.

Но ее тайна была в пределах досягаемости — уверенность в этом зудела на кончиках моих пальцев. Люк сказал, что я должна ему что-то предложить, прежде чем он мне поможет.

Теперь переговоры можно начинать.

Хотя после смерти Верити он, словно заблудившийся медведь, нащупывал путь, Ковальски мог быстро действовать, если хотел того. Поэтому я встретилась со своим адвокатом на следующий день в полицейском участке.

Я чувствовала, что выделяюсь, когда сидела там у входа, в воскресной одежде, несмотря на то, что была среда, но так захотела моя мама.

Она тоже хотела пойти, но в ресторане снова нехватало персонала. Кроме того, ее излишняя жеманность — это совсем не то, что мне нужно было в момент, когда я рассматривала фото подозреваемых и выуживала информацию из Ковальски.

Вопреки моим предположениям, комната ожидания, в которую меня направили, была не убогая, а в бежевых тонах: бежевые пластиковые стулья, темно-бежевые стены, бежевый линолеум.

Даже жалюзи, которые скрывали улицу, оказались из бежевого пластика. Воздух был несколько застоявшимся, лампы на потолке гудели, а люди проходили мимо, едва замечая меня.

Анонимность в какой-то мере мне нравилась.

Я пальцем обрисовывала инициалы, которые были выцарапаны на сидении рядом с моим, и мысленно вернулась к Люку. Был ли он другом для Верити?

Они выглядели бы великолепно как пара, Верити — белокурая и сияющая, а Люк такой темный и пылкий. В отличие от меня она смогла бы его удержать.

Она получила бы гораздо больше ответов и меньшее количество оскорблений от него. Точнее никаких оскорблений. Тем не менее, я не могла поверить, что она выбросила наш план по поводу Нью-Йорка на ветер из-за парня, еще ради Люка.

Она не была такой нечестной. Что бы не произошло между ними, во что бы не была она впутана… это было настолько ужасно, что она бросила меня на произвол судьбы. Я колебалась между страхом и обидой. И от одного и от другого мне становилось дурно.

Женщина, лет пятидесяти, с хорошо подстриженными пепельными волосами, угловатым, умным лицом и в дорогом брючном костюме, вошла в приемную. Когда она заметила меня, подошла.

— Мо?

Я кивнула, нерасторопно поднялась и повесила сумку на плечо. Я оставила шар со снегом дома, спрятав в корзину с бельем.

Брать с собой в полицейский участок украденное было более чем глупо, а еще потому что мама стирала белье только по понедельникам, корзина с грязной одеждой была самым безопасным местом в доме. В этот раз железные привычки мамы пригодились.

— Эльза Стартон. Мы разговаривали вчера, — она пожала мне руку. Ее рукопожатие было крепкое, а на ногтях идеальный французский маникюр.

— Рада познакомиться с вами, — сказала я и дальше лгала по накатанной. Она выглядела устрашающе, как питбуль с духами Шанель № 5. Я не знала, какой счет она выставит дяде Биллу, но даже сейчас я понимала, что она стоит того.

— Мне тоже. Давай присядем на минутку. Кто-нибудь уже разговаривал с тобой, когда ты сюда пришла?

— Полицейский на входе сказал, что я должна подождать здесь.

— Отлично. Я не хочу сегодня столкнуться с какими-нибудь неожиданностями. Тебе нужно будет посмотреть несколько фотографий, и Ковальски еще раз задаст вопросы, которые он уже задавал в больнице. Если ты будешь в чем-то не уверена, предоставь это мне, — жестом она подозвала полицейского в униформе. — Скажите детективу Ковальски, что его час начался пять минут назад.

Полицейский исчез за дверью «только для авторизованного персонала», и Эльза повернулась ко мне. — Есть что-то, что мне нужно знать, прежде чем мы войдем туда? Что-то, что ты забыла упомянуть по телефону?

Я покачала головой. Конечно было много чего, о чем я не рассказала ей: кошмары, от которых я просыпалась в два часа ночи, Люк и его полуответы, мои попытки самостоятельно найти убийц Верити, но ничего из этого не входило в категорию вещей, которые должны знать Эльза и мой дядя.

Моя благодарность к дяде Биллу за то, что он, очевидно, предоставил мне самого высококвалифицированного юриста, не означала, что я буду ему верить.

Ковальски появился в двери, он выглядел уставшим и помятым, хотя был всего час дня. Эльза стерла бы его в порошок, и мысль об этом должна была придать мне уверенности.

Вместо этого почувствовала легкое сочувствие к нему. Вероятно, он искал убийц Верити в неправильном направлении, но по крайней мере искал.

Он держал в руках кофейную чашку с надписью «Лучший папа на свете» и толстую папку в другой. — Добрый день, миссис Стартон, — сказал он и поднял чашку в знак приветствия. — Привет, Мо. Спасибо, что смогла прийти.

Он придержал дверь ногой и кивком пригласил нас войти. В конце коридора находилась комната наполненная письменными столами, шкафами для деловых бумаг и полицейскими. Гул голосов и телефонных звонков доносился до нас, но Ковальски повел нас в комнату по соседству.

Мы сели за стол с одной стороны, Ковальски с другой. Эльза вытащила новый блокнот, положила его на стол и холодно посмотрела в глаза Ковальски.

Молчание, один из его неприятных видов, распространилось между нами.

— Вы не являетесь подозреваемой, — начал Ковальски внезапно, направил взгляд на меня, затем положил папку на стол и убрал в нее несколько бумаг. — Вам не требуется адвокат.

— Если вы еще раз посоветуете моей доверенной, чтобы она отказалась от адвоката, тогда я подам иск на вас и город, так что в конце вы останетесь без штанов.

Я укусила себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы не засмеяться. Странно, что в такой момент мне стало смешно.

Ковальски пристально посмотрел на нее, а потом снова обратил все внимание ко мне. — Мо, у меня есть пара фотоальбомов с фотографиями преступников. Типами, которые уже не раз совершали насильственные действия.