— Вы уверены? — чем больше я сталкиваюсь с магией, тем опаснее она мне кажется. На этот раз, в общем-то, даже неплохо было иметь магию на моей стороне.

Она выглядела оскорбленной. — Ну, конечно же. А теперь пойдем, прежде чем твой защитник не придет к выводу, что я не достойна доверия.

Мы пошли в сторону торгового центра, перебежали через железную дорогу, по которой ездили городские трамваи, проскользнули мимо туристов, которые махали своими фотоаппаратами как оружием. Как я была здесь в последний раз, я и Верити пришли на ярмарку художников-ремесленников. Я нашла ожерелье, которое мне очень понравилось. Оно было из стеклянных бусинок и кованых металлических шариков на тоненькой проволочке. Но, когда я бросила взгляд на цену, я сразу же спрятала руки в карманы и поплелась вслед за Ви, которая очаровывала продавца и торговалась из-за цены, которая была почти приемлема.

Теперь я шла следом за Евангелиной по кафельному полу лобби к длинному ряду лифтов и пыталась отвлечься. — Люк говорил, что каждый Аркан может управлять только одной определенной стихией. Ваша — это вода? — спросила я, когда двери лифта закрылись за нами.

— Да. Чикаго подходящий для меня город, как и Новый Орлеан, но даже в пустынях есть линии со всеми стихиями. Количество силы меняется — не все лидеры одинаково сильны — но подготовленный специалист может достичь многого даже со слабыми потоками.

— А какая стихия была у Верити?

— Ах, Верити. Она была чем-то особенным, — произнесла Евангелина. Ее голос надломился и принял эту безутешную, глухую интонацию, которая всегда появляется у взрослых, которые придаются воспоминаниям. Она остановилась, поправила лацкан пиджака и продолжила: — Поначалу я не обратила на это внимание, я подумала, что у нее есть дар в управлению водной стихией, как и у меня. И это было первым, что мы испробовали, и это было у нее от природы. Это не редкость, что подобный дар передается по наследству, ты знаешь это?

— Понятно, — генетику я еще могла понять. В семье Верити магические способности были наследственными, а мои хромосомы были поражены преступностью и обманом.

— Я просила, чтобы Верити применила преобразование: лежащие в вазе яблоки превратить в груши. Это совсем простое задание, мы не можем ни создавать, ни разрушать материи, но мы можем их преобразовывать. Это как детская игра, но которая становиться возможной только спустя пару недель овладения магией. Я хотела увидеть, как много энергии она может получить из ближайшей линии. Самой ближайшей линии воды. — подчеркнула она. — Вместо этого она воспользовалась линией земли, которую я до тех пор никогда особо не воспринимала. По мне, так в ней нет никакого толку.

— А что же тогда было в этом особенного?

— Большая часть Арканов могут использовать только одну стихию. Совсем немногие могут использовать две, и это уже указывает на их огромную силу. Но чтобы три одновременно, об этом еще никто не слышал, разве только в пророчестве. — Ее голос звучал одновременно благоговейно и завистливо.

— И как раз Верити могла владеть тремя стихиями. — Как-то это не удивило меня. Конечно, у Верити было больше силы, чем у остальных Арканов. Она намного талантливее, чем вся наша школьная параллель вместе взятая. Почему с магией должно было быть иначе?

— Да. Я основательно ее протестировала, чтобы увериться. Почти неопытная, без всяких тренировок, она мастерски управлялась с линиями воды, земли и воздуха. Я советовалась со старейшинами, историками и архивариусами, а также с главами других домов. Верити продемонстрировала им свои способности, и все единодушно согласились: в пророчестве говорилось о ней. Она была сосудом стихий.

— Сосуд стихий… — мой голос эхом разнесся в облицованном мрамором лифте. Даже после всего, что я уже видела и слышала, мне показалось это чересчур пространным.

— Это старомодное выражение, — согласилась со мной Евангелина. — Но пророчество, так называемое пророчество магического потока, это древний документ, древнейший от начала нашего летописания.

— И в нем говорится, что Верити — это сосуд?

— Не просто «сосуд». «Сосуд стихий».

— Ну, да. Это всё объясняет. Что именно говорится в этом пророчестве?

— Разве Люк не рассказал тебе? Он дал понять, что вы заключили партнерскую сделку. И, исходя из этого, я подумала, что он уже объяснил тебе… — она жеманно прервалась, как если бы не хотела создавать для него проблемы.

— Он не особо вдавался в подробности.

— Да, он не особо любит раскрывать карты, не правда ли? — Она бросила на меня слегка сочувствующий взгляд, затем вздохнув, начала говорить тем же неторопливым тоном, которым люди декламируют псалмы:

- >Сосуд трех стихий соединится с последним огнем отмеченного дома. И в их единении должны будут сотвориться Линии заново, в час, когда магический поток вырвется, иначе он устремиться сквозь миры и превратит в прах каждого, кто не будет к этому готов.<

Я всё еще смотрела на нее с открытым ртом и пыталась понять всё сказанное, когда двери лифта открылись и Евангелина подтолкнула меня через коридор к одному торговому залу с мягким ковром на полу. — Всё довольно плохо, как ты видишь. Без сосуда стихий нет никакой надежды, сдержать магический поток, — проговорила она, когда какой-то мужчина из отдела поспешил к ней, чтобы поздороваться.

Она болтали пару минут на французском, затем Евангелина повернулась ко мне. — Я должна взглянуть на пару вещиц, но это не долго. Почему бы тебе немного не осмотреться тут? Никому не повредит, развить взгляды на качественный товар.

Всё в этом магазине выглядело очень старым и дорогим. После того, как я осторожно побродила по всему помещению, я решила, что будет лучше, тихонько посидеть в уголке, пока Евангелина не закончит. Я нашла стул, который не производил впечатления, что развалится в щепки от старости, и присела.

Евангелина сделала круг по помещению настолько сконцентрировано, что я пришла к выводу: она забыла про меня. Хозяин магазина, Фабиан, следовал за ней и упорно стремился, поделиться с ней крохами информации. Евангелина кивала тогда и сейчас, но при этом ни разу не посмотрела в его сторону. Наконец, они остановились. Фабиан затараторил на беглом французском, сложил ладони и качался чуть ли не на самых носочках. Евангелина повернулась ко мне.

— Что думаешь? — спросила она и указала на высокий секретер с невероятно красивой резьбой, которая была от и до украшена поблекшими цветами.

— Вроде неплохо, насколько я могу судить. — Это было невежливо, но заплесневелая старая мебель не помогла бы мне найти убийц Верити. Тем не менее годы воспитания напомнили о себе. — Цветы просто прелесть, — покорно проговорила я.

Фабиан издал преувеличенно неодобрительный звук и с сомнением взглянул на Евангелину. Он был маленького роста и довольно толстый, с острым маленьким мышиным лицом и жадными искрами в сощуренных глазках.

— Это парижский секретер 18го века. Настоящая редкость.

— И не только это, — ответила Евангелина. — Эта вещица таит в себе величайшие прелести. — Она легонько надавила на один из позолоченных цветков на задней стенке секретера. С тихим щелчком панельки скользнули влево и вправо от розетки и открыли два отделения, оба полные пачек бумаг, перевязанных лентами.

— Письма, — воскликнул Фабиан, — переписка супруги одного французского офицера с ее любовником, английским шпионом. Афера, которая принесла Англии драгоценную информацию, которая привела к перелому во время наполеоновских войн.

— Как ты видишь, — произнесла Евангелина, взглянув на меня своими зелено-голубыми глазами, — даже то, что на первый взгляд кажется чем-то излишним, может обнаружить в себе тайные глубины. Сокровища, если ты так хочешь. Я всегда считала это чем-то захватывающим. — Она вновь отвернулась. — Фабиан, доставьте его прямо в магазин, вместе с лиможской и дамастной тканью.

Фабиан восторженно кивнул и так же, дрожа от восторга, прошмыгнул в заднюю часть магазина.