— Но…

Он остановился и посмотрел мне в глаза. Неважно, что за ложь мне говорили раньше, сейчас Колин был со мной честен. — Твой отец знал, что делает.

Я собралась потребовать, чтобы он рассказал мне больше подробностей, но Колин поднял руку. — Нет. Это меня не касается. Это вопрос между тобой и твоими родителями с Билли. Я и так рассказал больше, чем следовало.

— Но…

— Я не хочу, чтобы это встало между нами, — сказал он. — Мо, у тебя сейчас хватает проблем покрупнее, чем семейная история. Ты должна принять решение относительно опознания.

Как будто после всего им сказанного опознание для меня еще имеет какую-то важность. Хотя, если он считает, что это проблема, то так оно и есть. Я уселась на стул на кухне.

— Ты считаешь, мне следует его пройти?

— На это я не отвечу ни при каких обстоятельствах, — ответил он зло. — И что ты решишь, зависит только от тебя. Но мы не можем это откладывать и дальше.

Его «мы» прозвучало утешительно, и я вдруг устыдилась своего поведения. Он ничего не сделал, кроме как пытался защитить меня, в равной степени и от моего дяди и от всех остальных. А я могла только лгать. Я взялась за его рукав.

— Прости…. за то что наговорила до этого. Для меня неважно, кем ты работаешь. Ты хороший парень. Ты, наверно, самый лучший человек, которого я знаю.

Он провел шершавой ладонью по моим волосам.

— Малышка, тебе еще предстоит познакомиться со многими людьм.

Когда мы приехали в полицейский участок, там уже была Эльза — адвокат дяди; она увлеченно разговаривала с Билли. Ковальски с подозрением оглядывал их обоих и затем перевел хмурый взгляд на Колина и меня.

— Разве ты не должна быть в школе?

Эльза тут же вмешалась:

— Детектив, она попросила нас привести ее на очную ставку. Мы из вежливости приехали чуть раньше. А теперь Вы жалуетесь, что она здесь?

— Я лишь решил, что за те деньги, которые вы платите школе, было бы лучше, если бы она сейчас находилась на занятиях, это всё, — проворчал он и дернул металлическую дверь. Окно было закрыто на уровне глаз картоном.

— Заходи, Мо. Это ненадолго.

Колин и Билли собрались было зайти следом за мной, но Ковальски поднял руку.

— Только адвокат, ребята, — сказал он.

— Вы можете подождать здесь снаружи.

— Детектив, мне нужно коротко переговорить с моей племянницей. — Дядя Билли отвел меня в сторону и ласково потрепал ладонь. — Послушай, Мо, мне жаль, что сейчас так случилось. Это непростительно, что мой деловой партнер так тебя напугал, но это так же показывает, насколько всё это важно.

Он делал вот так уже тысячу раз: позволял своему шарму очаровывать и располагать к себе, прямо перед тем, как давал мне указания. Кто обвинит его в том, что ранее всегда работающая старая тактика теперь развалилась? Только я была уже не та тихая, послушная девочка. Я видела слишком много, и теперь могла увидеть, кем он является на самом деле — не мой приветливый дядя Билли, а лжец и уголовник, корень позора моей семьи. Мои руки сжались в кулаки.

Он бодро продолжал:

— Там внутри два мужчины с приметами, о которых мы недавно говорили. Ковальски спросит, был ли кто из них в подземном переходе тогда, и ты расскажешь ему об этих мужчинах.

— То есть солгу. — холодно ответила я.

За какую-то долю секунды он сильнее сжал мою руку.

— В переходе было совершенно темно. Так кто скажет, что это не были они?

— Я.

Ковальски позвал меня в комнату, и Эльза прошла вслед за мной. Я чувствовала провожающий меня взгляд Колина, пока он стоял у стены, скрестив руки на груди.

Ковальски с грохотом закрыл дверь, и возмущенное лицо Билли скрылось за четырьмя сантиметрами стали. Помещение было крохотным, но достаточным для стойки с телефоном и тремя старыми пластиковыми стульями. Поверх стойки во всю ширину комнаты было стекло. Ковальски указал на стулья и положил на стойку толстую папку с анкетами.

— Если хотите, присаживайтесь. Мо, всё очень просто. Шесть мужчин в ряду. Вы укажете, если кого-то узнаете. Я могу приказать, чтобы они заговорили, если вы захотите услышать их голоса, или сказать, чтобы подошли ближе к стеклу, чтобы можно было рассмотреть их вблизи. Не торопитесь и рассмотрите их лица. Мы не спешим.

Он сел и записал что-то на небольшом клочке бумаги.

— Одну минуту, — пробормотал он. — Эти проклятые бланки меня когда-нибудь доведут до ручки!

Эльза прошептала:

— Есть что-то, что я должна знать? Что-нибудь изменилось?

Да, всё.

— Нет. Я просто нервничаю, — ответила я. Она подбадривающе улыбнулась.

— Мужчины тебя не видят, — сказал Ковальски, услышав мой ответ. Он поднял телефонную трубку. — Можно начинать.

Вошли шесть мужчин. У всех одинаково тупое выражение лица и холодный взгляд. Я тут же увидела тех двоих, о которых говорил дядя. Они выделялись среди остальных. Их глаза были не просто полны холода, они были мертвы. Я невольно вздрогнула. Возможно, Билли всё же прав.

— Шаг вперед, — сказал Ковальски в телефон. — Мо, вам кто-нибудь показался знакомым?

Не нужно никакой магии, чтобы почувствовать то зло, что исходило от этих двоих. Билли говорил мне, но я всё же должна была задать себе вопрос, так ли будет плохо, если их отсюда вытащат.

Это был мой квартал, где они были пойманы. Дома, по которым я ходила на Хэллоуин, выкрикивая «Сладость или гадость», гости, которых я обслуживала в кафе, когда стала достаточно большой, чтобы выглядывать из-за стойки. Они собирались вторгнуться сюда и уничтожить мою привычную жизнь, которую и так уже разрушила смерть Верити. Я всё еще могла заниматься охотой на Серафима. Что плохо в том, чтобы защитить окружающих меня людей?

— Не могли бы вы попросить, чтобы номер 2 показал мне свою татуировку? Ту, что на груди?

— В ваших показаниях не было упомянуто ни о какой татуировке, — произнес он и серьезно посмотрел на меня, а затем, сощурив глаза, глянул на стопку бумаг.

— Возможно, очная ставка привела к тому, что в памяти всплыло воспоминание о татуировке, — проворно вставила Эльза, и Ковальски вновь пробормотал что-то в телефон. Через мгновение тип под номером два без какого-либо намека на удивление или чувство поднял испачканную рубашку, открывая плохо вытатуированную голубую розу.

— Помогло?

Я выдала ничего не значащий звук, и Ковальски недоверчиво посмотрел на меня.

— Что насчет номера 5? — спросила я.

— Хотите, чтобы он тоже поднял рубашку?

— Будет достаточно, если он подвернет рукава.

Шрам от ожога был размером с абрикос, лоснящийся и розовый, давно заживший. При взгляде на него мой собственный шрам запульсировал, и я коснулась рукой бедра.

Решится целая куча проблем. Ковальски закроет дело и оставит меня в покое. Два социопата будут далеко от моего квартала. Возможно, Билли даже освободит Колина от его обязанностей сиделки, так что я смогу получить необходимый простор для действий, чтобы позаботиться о магическом разливе и найти убийц Верити. Эта могла бы быть простая ложь, из-за которой было бы только лучше…

Но мне вновь вспомнились слова Колина. Нужно учитывать последствия. Но среди всего хорошего кроется неоспоримое последствие: я стану больше похожа на моего дядю, гораздо больше, чем мне бы этого хотелось.

— Мо? Тебе кто-то показался знакомым? В ту ночь в переходе ты видела кого-то из этих типов?

Мои слова прозвучали будто бы из дали.

— Я никого из них не узнаю. Я не думаю, что кто-то из них был там.

— Ты уверена? — в голосе Эльзы слышался легкий намек на резкость. — Никого из них?

— Нет. Мне очень жаль. — Я не знала, перед кем я извиняюсь.

Ковальски закрыл папку и поднялся. Когда он заговорил, голос его звучал устало.

— Хорошо. Опознание помогло бы, но у нас есть и другие улики. Я ценю, что вы хотя бы попытались.

Он проводил нас в вестибюль, где нас ожидали дядя и Колин. Никто не обмолвился и словом, пока мы не вышли на автостоянку.