ГУСЬ И ЕГО КРИТИКИ
Басня
Однажды Гусь, вытягивая шею,
Расхвастался на целый птичий двор:
«Сам поражен я широтой своею.
Ведь я, как человек, ходить умею,
Как рыба, плаваю. А если захочу,
То полечу!
Через забор!»
Индюк подпел: «Стихии вам подвластны!»
А Утка молвила: «Я с Индюком согласна.
У вас такой обширный кругозор!»
«Вы — ко-ко-корифей! — Петух воскликнул с жаром. —
Как птица вами я горжусь!
Недаром
Повсюду говорят: хорош, мол, Гусь!»
Так славил Гуся птичий говор,
Пока не появился Повар.
И только полетел гусиный пух…
«Я знал, — вздохнул Индюк, — что Гусь гогочет глупо,
Что он годится лишь для супа».
«Как он ходил! — вскричал Петух, —
С такими лапками, с такой фигурой
Он ко-ко-ковылял!
Над ним смеялись куры!
Вслух!»
А Утка крякнула: «По правде говоря,
Гусь плавать не умел, и хвастался он зря.
Летать через забор — невелики дела.
Подумаешь, орел! Я б тоже так могла!»
Пусть этой басни птицы не услышат,
Но в том беды особой нет.
Она не для того, кто перьями одет,
А для того, кто ими пишет.
ДОМ НЕ ВИНОВАТ
Ну и дом! И житель и прохожий —
Все его безжалостно бранят.
Но ему-то, бедному, за что же
Достается? Дом не виноват.
Дом, конечно, плох. Но по проекту
Он, увы, таким и должен быть.
Мне с тобой сегодня, архитектор,
Хочется о нем поговорить.
Гнездами железными балконов
Для чего облеплен этот дом,
Если в каждом могут две вороны
Разместиться (да и то с трудом)?
Почему запущенным и сирым
Этот дом мы видим со двора?
А ведь там свое знакомство с миром
Начинает детвора.
Для чего карниз многопудовый
Ты на доме грозно утвердил?
Думая о бренности земного,
Я под тем карнизом проходил.
Для чего, сограждан не жалея,
Лестнице ты дал такой разбег,
Что ее без лифта одолеет
Только бессердечный человек.
Дышит дом твой скукой и печалью,
Ни души, ни красоты в нем нет.
Дом согрет одной теплоцентралью,
Но любовью к людям не согрет.
Можно сжечь стихов макулатуру,
Выбросить изделье пошляка,
Но многоэтажная халтура,
К сожаленью, простоит века.
Вот об этом ты почаще думай
И в начале нового труда
Вспоминай, что где-то дом угрюмый
За тебя сгорел бы со стыда.
«Ты на свиданье вместе с нею…»
Ты на свиданье вместе с нею,
С подругой лучшею своею,
Пришла ко мне. Что ж, я молчу.
Я долг приличью уплачу.
Я окажу тебе услугу:
Приму в кампанию подругу.
Гляжу я на нее одну,
А на тебя и не взгляну.
Подруга — чтоб ей провалиться!
Сегодня будет веселиться,
Поскольку не ее вина,
Что ты явилась не одна.
64 БОТИКА
В тесной комнате у нас
Разместился целый класс.
На тебя глядит с любовью
Столько милых детских глаз:
— Ой, скажите, как здоровье?
— Мы соскучились по вас!
— Ешьте, ешьте шоколадки!
— Магазины и палатки —
Все закрыто в выходной,
Мы купили их в пивной!
— Вваливаемся всем классом,
А один — охрипшим басом:
«Мать честная! Что со мной?
Кто? Девчата! Где? В пивной!»
Не смущая молодежи,
Слышу это из прихожей.
Кот в прихожую вошел,
Бедный кот с ума сошел, —
Так перепугали котика
Шестьдесят четыре ботика!
ПРИЗВАНИЕ
Весна что ни день нам приносит подарки:
То трели ручьев, то грачей в колеях.
А я загрустил, как верблюд в зоопарке,
О жарких песках, о далеких путях.
Когда наступают минуты прощанья,
Глядишь на меня ты с тревогой такой,
Как будто бы я тороплюсь на свиданье
К сопернице тайной, к разлучнице злой.
По-своему жарко пустыня ласкала
Своих обожателей. Каждой весной
Семь шкур с меня южное солнце спускало,
Как будто бы я у него крепостной.
В песках, у колодезной дряхлой колоды,
Опять нам придется, друзья-москвичи,
Такие глотать минеральные воды,
Каких ни за что не пропишут врачи.
Опять пред бураном, пред вихрем песчаным,
Держать парусящих палаток шесты,
Идя без дороги, пятнистым барханам
Горящими шинами плющить хвосты.
И снова поднимем мы флаг над пустыней,
Где крепости древней белеют бугры.
Да здравствуют новой дороги костры!
Да здравствуют тайны, что дремлют доныне!
