Наконец курганы были выбраны, и каждый из нас мог найти свой объект без плана и снимков.
Все четыре кургана были рядом с погребением, раскопанным в прошлом году и окруженным коническими холмиками отвала, упавшего с ленты транспортера. Могила была интересная. В нее вел узкий длинный коридорчик — дромос. Скелет лежал по диагонали головою на восток. Найденные при нем стрелы и рукоять меча указывали дату — V век до нашей эры. Это был самый древний из известных науке людей, похороненных по роксоланскому обряду. Роксоланы жили в степях Восточной Европы семью веками позже, во II веке нашей эры (Ломоносов считал их одними из предков русских). Раскопанное на Тагискене, погребение как бы сообщало, откуда они пришли. А подобные могилы к югу от Уральского хребта указывали еще одну веху на их долгом пути.
И естественно, что наша, казалось бы, свободная воля привела нас в окрестности этой выдающейся могилы. Естественно было и то, что нам с Лоховицем, «старым хорезмийцам», достались самые большие курганы, расплывшиеся, как блины. А маленький, скорее вогнутый, чем выпуклый, курганчик столь же естественно получила Аня Леонова. Работает она тщательно, пусть не спеша разберется, курган это или нет. Раскопы рядом, можно чаще советоваться друг с другом, удобнее передвигать два наших транспортера. По ту сторону раскопанной могилы виднелась еще одна железная шпилька. И раз уже так получилось, надо было копать и здесь. И одинокий отдаленный курган на краю зеленой лощины как бы сам собой приплыл в руки Светланы. Ей будет достаточно одного-двух рабочих, транспортер может и не понадобиться. Пусть себе копает в сторонке, она это любит.
Я встретил Светлану годом раньше, на раскопках средневекового замка Якке-Парсан.
Невысокая робкая девушка, светлые волосы, тихий голос, который слышался редко. Уединенная, стоящая на отшибе палаточка. Там Светлана в свободное время конспектировала учебники (она учится заочно), перечитывала «Гайявату» или с жадностью читала еще какую-нибудь книжку. Читая, она выписывала на листочек непонятные слова, а потом, при удобном случае, спрашивала нас, что они означают. Светлана то забавляла нас своими вопросами, а то и ставила в тупик.
К нам, умудренным жизнью «старикам», она относилась с почтением и, может, даже с некоторым страхом, песен с нами не пела, в застольных разговорах участия не принимала. Поест и потихоньку скроется из столовой читать, смотреть на звезды или кормить своих черепах. Они жили у нее в большой кастрюле и, бедняжки, почти ничего не ели.
Иногда она посещала палатку, где обитали четыре джентльмена, как мы себя называли. Джентльмены необычайно любезно усаживали гостью, интересовались ее здоровьем и настроением, угощали вафлями, взятыми на складе в «личный забор», развлекали разговорами. Светлана сидела, опустив голову, уставившись в колени, и серьезно, внимательно слушала. Она и приходила не поговорить, а послушать. Иногда на ее лице появлялась улыбка, но по-настоящему рассмешить ее нам не удавалось. Она относилась к нашим разговорам так же серьезно, как к книгам — через день или через неделю возьмет да и спросит:
— Лев Алексеевич назвал кого-то самоуверенным. А всегда ли плохо, если человек самоуверен? И чем самоуверенность отличается от уверенности в себе?
Постепенно ее присутствие стало придавать нашим беседам некий философический оттенок.
При всем этом замкнутом образе жизни Светлана, как я думаю, никогда не скучала. И если она смотрела на закат или на падающую звезду, то я понимал, что эти картины очень много для нее значат.
Ночь перед началом раскопок я провел не в палатке, а под звездами. Я лежал в спальном мешке и смотрел в небо. Мне хотелось увидеть какое-то движение в стройном, упорядоченном мире звезд. Я ждал, не пройдет ли над нами только что запущенный «Восток-3».
А потом решил не снимать очков, пока в августовском небе не промелькнет хотя бы падающая звезда. Ждать пришлось недолго. Над горизонтом, над предназначенными нам курганами воинов, жриц и вождей один за другим сверкнули сразу два метеора.
Подумать только, куда я попал! Южный Казахстан. Приаральские степи. Легендарная страна саков и массагетов, о которых писали «отец географии» Страбон и «отец истории» Геродот. Азиатская Скифия.
И вспомнилась сказка, записанная Геродотом у европейских скифов. Пустынная земля, куда пришли трое юношей, сыновья первого скифа Таргитая. Не два, а целых четыре золотых метеора просверкали в ночном небе. И что-то засветилось в темной степи. Старший брат приблизился к светящимся предметам. Золото вспыхнуло, обожгло его, и юноша отпрянул в темноту. То же самое произошло со средним братом. Младшего золото подпустило к себе, и он поднял с земли уже остывшие золотой плуг, золотое ярмо, золотую секиру и золотую чашу.
Интересно, что к воинственным скифам упали предметы мирного быта. Секирой вырубали деревья и кусты на месте будущей пашни. Плугом ее вспахивали. Волы, послушные ярму, день за днем тянули плуги. Чаша переходила из рук в руки на пирах.
Из всех четырех предметов золотой могла быть одна лишь чаша. Скифы любили золото. Они его не прятали, не копили, а с удовольствием выставляли напоказ. Клали золото и в могилы, чтобы погибший воин и его конь явились в страну теней во всем своем геройском великолепии.
Но плуг, ярмо и секира для того, чтобы служить человеку, должны быть не золотыми, а железными. Племена, которые называют общим именем «скифы», появились на исторической сцене, когда наступил железный век.
Железо и по сию пору остается основой нашего производства. И, значит, согласно археологической периодизации, мы живем в одну эпоху со скифами — в железном веке.
Человек познакомился с железом задолго до наступления железного века, о неизбежном приходе которого зарницами возвещали трассы метеоров.
Первые куски железа, попавшие в руки людей, в буквальном смысле слова свалились с неба. Человек поклонялся им, как божествам, а иногда пробовал изготовлять из «небесных камней» различные изделия. Например, бусы из метеоритного железа, найденные в погребениях Древнего Египта.
Вынимая из сыродутного горна первую крицу, первый кусок железа, полученного из земной руды, человек, вероятно, сознавал, что перед ним своего рода «искусственный» метеорит, и по-прежнему называл его «небесным камнем» — так окрестили железо многие древние народы. Железо, которое кажется золотом, когда плавится в горне или падает на Землю из космоса.
Есть, наверно, какая-то глубокая поэтическая связь между нарушающими строй светил кусками металла, что летят с неба на землю, и одушевленным металлом спутников и космических кораблей, отправленных человеком в мировое пространство.
Уже заметно переместились созвездия, уже все в лагере спали, когда в темной степи загорелся костер. Я вылез из мешка и пошел на огонь.
Различив у костра чью-то фигуру, я остановился. Человек с книжкой в руке то наклонялся к огню, то отшатывался от него. Но он не просто читал, а приплясывал и делал свободной рукой какие-то движения, и я понял: человек у костра поет, в руке у него тетрадь с песнями. Чтобы не смутить певца, я хрустнул веткой саксаула. Человек отложил в сторону тетрадь и подбросил в костер хворосту. Мы познакомились. Борис Ильин. Из Днепропетровска. Недавно получил диплом инженера-путейца. Попросился в Алма-Ату. Решил как следует проститься с вольной жизнью студента и туриста, а заодно и со своим товарищем физиком Игорем Скирко. Они дружили с четвертого класса и каждое лето проводили в походах.
Начали с Крыма, с Карадага. Устроились под скалой в Разбойничьей бухте и, перекрывая шум моря, пели туристские песни. Далее Борис решил проститься с лесами, полями и реками средней полосы. Поехали в Поволжье, плыли на плоту, жгли костры на островах, удили рыбу. Когда кончились деньги, поработали в колхозе. Скопировали из энциклопедии карту Аральского моря и двинулись в Казахстан.
