Дорога в Йорк была похожа на кадры из фильма ужасов. Повсюду, насколько хватало глаз, лежали тела, мертвые вперемежку с умирающими, которые жалобно стонали и махали руками, стараясь привлечь внимание приближающихся всадников. В воздухе уже чувствовался запах разложения, и хотя Николь была в ужасе от постоянного созерцания трупов, и ей хотелось как можно скорее выбраться из этого царства мертвых, слабая надежда на то, что Джоселин может быть где-то здесь, заставила ее попросить Карадока ехать медленнее, чтобы она могла рассмотреть лицо каждого погибшего воина. Но сколько они ни смотрели, ни тела Джоселина, ни принца Руперта, они не увидели. Проведя за этим занятием почти всю ночь, они, наконец, Бог знает в котором часу, подъехали к Западным воротам Йорка. Перед их взорами предстала еще более мрачная картина. Раненых солдат, сумевших добраться до стен города, туда не пускали. Вся дорога, ведущая к воротам, была заполнена умирающими людьми, которые плакали, стонали и молили о помощи.

– О, Господи! – воскликнула Николь, она уже не могла больше плакать, не могла никого жалеть, она хотела только одного – поскорее лечь в постель. – Мы не сможем войти в город.

– Хотел бы я повстречать человека, который сможет помешать мне сделать это, – ответил Карадок, и она увидела, что его осунувшееся лицо исказила яростная гримаса. – Именем принца Руперта, откройте! – прорычал он, изо всех сил колотя в сторожевую калитку короткой обожженной дубинкой, которая висела у него на поясе.

– Это вы, ваше величество? – послышался за воротами чей-то голос.

– Нет, я сопровождаю женщину, леди Аттвуд. Если с ней что-нибудь случится, вы поплатитесь за это жизнью. А теперь впустите нас!

С этими словами Карадок так яростно заколотил в калитку, что Николь удивилась, как эта деревянная дверь, державшаяся на нескольких железных болтах, вообще не отлетела. Послышался звук открываемого замка, и, заскрипев тяжелыми петлями, ворота открылись. Увидев это, раненые, находившиеся вблизи ворот, кинулись вперед, и Николь стала свидетелем еще одного примера человеческого безразличия и жестокости. Лошадь Карадока с бешеной скоростью влетела в ворота, стражники тут же начали их закрывать.

– Пустите раненых! – прокричала Николь стражникам, оглянувшись через плечо. – Они же тоже люди, такие же, как и вы! Ради всего святого, проявите хоть каплю сострадания!

Она так и не узнала, как отреагировали солдаты на ее слова, потому что в следующее мгновение Карадок завернул за угол, и ужасное зрелище исчезло из виду.

– Куда теперь? – спросила Николь, чувствуя себя такой уставшей, что с трудом могла говорить.

– В дом маркиза Ньюкасла. Если принц жив, он может находиться только там.

– А что будешь делать ты? – спросила Николь, внимательно всматриваясь в лицо слуги своего мужа.

– Как только вы окажетесь в безопасности за закрытыми дверями, я вернусь на поле боя.

– Но ты и так ужасно устал.

– Я не могу отдыхать, пока не найду лорда Джоселина. Я не могу допустить, чтобы над его телом издевались, а потом обчистили. А с первыми лучами солнца наши враги займутся именно этим.

– Неужели у них хватит варварства, чтобы обирать мертвых?

– Они, так же, как и мы, нуждаются в пище и деньгах, – бесстрастно ответил Карадок. – А вещи, взятые у мертвых, считаются честной добычей.

– Боже мой, – произнесла Николь, – неужели ни в одном из столетий не было настоящего благородства?

– Ни в одном, – с горечью откликнулся Карадок, и его плечи затряслись от истерического смеха.

Маркиз Ньюкасл, как они узнали, отыскав, наконец, его дом, тоже не вернулся из боя, и его никто не видел после того, как он присоединился к войску принца Руперта.

– Но все равно, это его гостья, – сообщил Карадок дворецкому.

– А принц, он вернулся? – в волнении спросила Николь.

– Нет, миледи. С тех пор, как закончилось сражение, никто не возвращался.

– И, может быть, уже никто не вернется, – грубо сказал Карадок. – В любом случае мне надо идти, – он повернулся к слуге. – Леди Аттвуд находится под покровительством самого принца Руперта, так что позаботьтесь о ней должным образом, вы меня поняли?

– Карадок, – Николь еле осмелилась произнести это, но она знала, что должна это сделать, – ты помнишь капитана Морельяна, который был командиром отряда в Хазли Корт?

– Да, а что с ним?

– Он вчера был в лагере «круглоголовых», его произвели в чин полковника, я видела его. Если его убили, и ты найдешь тело, похорони его, пожалуйста. Мы когда-то с ним очень дружили.

– Все когда-то очень дружили, – мрачно произнес Карадок и, выйдя за дверь, растворился в ночи.

Николь думала, что тут же уснет, но она была так измучена, что не могла сделать даже этого. Она долго лежала с открытыми глазами в доме маркиза, в комнате для гостей, разглядывая полог массивной старинной кровати и думая о том, что Джоселин убит, но никак не могла в это поверить. Потом, когда комната уже наполнилась солнечным светом, Николь уснула, желая лишь одного – больше никогда не просыпаться. Но она проснулась и услышала, как в окно барабанит дождь. Она поднялась с кровати и вспомнила, что ей нечего надеть, потому что юбку и кофту, которые были на ней, она отдала служанке, а та, наверное, сожгла их. Голова ее была совершенно пуста; она машинально побрела по дому и начала спускаться по лестнице, как была, в ночной рубашке, которую ей дал кто-то из прислуги.

В маленькой скромной гостиной она увидела сидящего в кресле человека, он был сгорблен и печален, из его ран сочилась кровь, и Николь не сразу смогла его узнать. Вдруг она увидела черные кудрявые волосы, и в ее сердце зародилась надежда.

– Джоселин?! – закричала она и, подбежав к креслу, упала перед ним на колени, заглядывая в лицо мужчины.

Он поднял голову и с удивлением посмотрел на нее. Она увидела смертельно бледное лицо со сверкавшими на нем черными глазами, но это не было лицо Джоселина, это было лицо принца Руперта.

– Господи! – воскликнула она, не зная, плакать ей или смеяться.

– Арабелла! – хрипло прошептал принц и разрыдался, закрыв лицо грязными руками, его тело сотрясали рыдания, он был жалок и несчастен, и Николь тоже расплакалась.