В результате сражения при Нэзби роялистам пришлось отступить на занимаемые ими прежние позиции, то есть в Лестер. Четыре с половиной тысячи роялистов были взяты в плен, а мертвые и умирающие лежали на поле боя, которое растянулось на четыре мили; все они были раздеты и ограблены врагом.

В самый разгар сражения Оливер Кромвель подверг короля Карла Стюарта чуть ли не смертельной опасности. Он, прорвав с севера оборону кавалерии, внезапно оказался прямо перед личным королевским войском, которое составляли всего девятьсот всадников и триста пехотинцев. Принц Руперт был где-то в гуще сражения, и Карл был вынужден защищаться самостоятельно. Он уже было собрался вести свою гвардию в атаку, но тут появился благородный северянин граф Корнуорс. Развернув свою кавалерию, он поскакал прямо на врага, крича во весь голос: «Вы что, хотите поскорее умереть?!». К сожалению, это напугало лошадь его величества, и она резко поскакала вправо. Увидев, что король покидает поле боя, его конница последовала за ним.

Когда принц, сумевший добраться во время сражения до фургонов обоза Ферфакса, возвратился на поле боя, он обнаружил, что в рядах роялистов царит полный хаос. Прийдя в ужас от увиденного, принц Руперт, тем не менее, постарался подбодрить и организовать остатки своего войска и кавалерии, вскоре он понял, что это невозможно. Ему оставалось только броситься вслед за королем в сторону Лестера. Оставшиеся в живых офицеры и солдаты последовали за командиром.

Как бы повинуясь шестому чувству, Эмеральд Дитч не повез Николь туда, где разыгралась ужасная трагедия. Он развернул повозку в сторону Лестера и не очень быстро повез мать с новорожденным сыном в город. Однако они ненамного опередили роялистские повозки с багажом, отступающие с поля боя и нагнавшие их телегу по дороге. И там, среди других женщин, ехавших в каретах, повозках или просто шедших пешком, оказались Джекобина и Эммет.

Николь лежала, не шевелясь, прижав к груди ребенка, она была в полузабытьи и никого не видела. Но Эммет, с лицом черным от копоти, ни на миг не переставала всматриваться в лица, ища хозяйку. Вдруг она издала радостный крик, и в следующее мгновение Джекобина Джермин, заглянув в повозку цыгана, увидела там Арабеллу Аттвуд. К ней тут же потянулось множество дружеских рук. Они бережно перенесли роженицу в один из фургонов, укрыли горой одеял и простыней, чтобы ее не сильно трясло. Наконец наступил момент, когда Николь должна была сказать «прощай» человеку, который помог ее ребенку появиться на свет.

– Эмеральд, – взволнованно зашептала она, – со мной когда-нибудь еще случится такое?

Он улыбнулся своей странной улыбкой:

– Если ты имеешь в виду роды, думаю – да. А если ты говоришь о тоннеле – нет, я думаю – нет.

– Но как ты узнал об этом? О тоннеле.

– Я уже давно о нем знал, еще тогда, когда мы виделись второй раз.

– И ты можешь пообещать мне, что я никогда больше туда не попаду?

Эмеральд кивнул:

– Нет. Теперь, когда ты сделала свой выбор, для тебя многое изменится.

– Что именно?

Он опять улыбнулся:

– Кто это может сказать? Я знаю только то, что знаю. А теперь мы должны проститься. Там на поле еще лежит много умирающих бедняг, которые могут остаться в живых с моей помощью.

Николь схватила его руку и приложила к своей щеке:

– После Марстон-Мура ты спас моего мужа. Ты знал об этом?

– Да, знал, – тихо ответил он и, больше не сказав ни слова, развернул лошадь и поехал к полю боя, лишь помахав ей на прощание рукой.

– Какой он странный, – произнесла Джекобина, глядя на удаляющегося Эмеральда.

Она сидела в фургоне рядом с Николь, держа на коленях Миранду, а Эммет шла рядом.

– Я считаю, что он очень много знает, – сказала Николь.

– Да, он оказался совершенно прав насчет меня и Руперта.

Николь посмотрела на нее с виноватым видом:

– Я до сих пор не спросила тебя о Джоселине. С ним все в порядке?

Джекобина игриво улыбнулась:

– Я думала, ты со своей проницательностью и сама обо всем знаешь, но теперь я вижу, что ты действительно волнуешься. Но я тебя успокою. Он вышел из боя целым и невредимым, а потом чуть не сошел с ума, когда не нашел тебя там, где оставил. Клянусь Богом он обшарил каждый уголок в каждом из этих фургонов, а потом помчался в Лестер, надеясь продолжить поиски там.

– Но мы-то тоже отправляемся туда?

– Да, – успокоила ее Джекобина, – пройдет совсем немного времени, и вы снова будете вместе.

– Слава Богу! – ответила Николь, целуя сына, который только что уснул, насосавшись молока.

Джекобина улыбнулась, она выглядела совсем неплохо, хотя зубы ее стучали, а все лицо стало черным от копоти.

– Он просто красавец и вылитый отец. Ты уже дала ему имя? – спросила Джекобина.

– Да, Эмеральд помог ему появиться на свет, а Эммет – такая замечательная подруга, поэтому я решила назвать его Эмлин, ну, еще, конечно, в честь Уэлша, великого актера.

Джекобина покачала головой:

– Не думаю, чтобы я его знала. Но это просто потрясающее имя – Эмлин Аттвуд. Мне нравится.

– Теперь надо, чтобы оно понравилось еще и Джоселину.

– Я уверена, что ему понравится все, что бы ты ни предложила, – с очаровательной улыбкой ответила Джекобина, потом она закрыла глаза, внезапно почувствовав усталость от стольких волнующих событий прошедшего дня.

– А какое сегодня число? – вдруг взволнованно спросила Николь.

– Четырнадцатое июня 1645 года. А почему ты спрашиваешь?

– Мне помнится, я что-то читала об этом дне.

– Что ты могла читать? – спросила Джекобина, она слишком устала, а поэтому не обратила никакого внимания на странность ее слов.

– Я читала: «… это был не только конец королевской армии, но и конец его царствования».

К счастью для Николь, ее подруга в этот момент уже спала и не могла слышать и осознать этих горьких слов.

Повозки обоза, что совершенно естественно, двигались довольно медленно. Уже начали сгущаться сумерки, а они все еще были в нескольких милях от Лестера. Когда почти совсем стемнело, все услышали звуки, бывшие предвестниками чего-то более страшного, чем застигшая их на дороге ночь. Колонна двигалась по главной объездной дороге, поэтому сначала никто не удивился послышавшимся сзади звукам цокающих копыт. Но было что-то зловещее в поступи всадников, которые приближались так быстро и неотвратимо, что у всех женщин, а их было несколько сотен, сопровождающих повозки, мороз побежал по коже.