– Ты – очень хорошая мать, – тихо произнес он.

– Сама не понимаю, как мне это удается. Если бы ты знал, какой я была раньше, ты бы сам не поверил в это.

Джоселин задумался:

– А что теперь будет с ней, с Николь Холл, с той частью тебя, которая осталась в прошлом?

Николь честно ответила:

– Я не знаю. Эмеральд Дитч предупредил, что теперь меня ждут перемены, но какие он не сказал.

– Как ты считаешь, она там, в другом времени, умрет?

Не в силах сдержаться, Николь расплакалась:

– Да, да, я думаю, умрет.

– Бедная Николь, – тихо произнес Джоселин.

– Нет, – ответила она, качая головой, – она – счастливая, потому что она – это я. Умрет лишь ее тело.

– Я буду молиться за вас обеих, – сказал он и обнял ее еще крепче.

* * *

Через неделю, двигаясь вдоль живописных берегов, они, наконец, приплыли в Дартмут. Путешествие оказалось довольно приятным и спокойным; там, где река Экс впадала в океан, Николь любовалась высокими скалами, потом пошли дикие и пустынные берега Корнуоллского полуострова. Они миновали загадочный Тинтагел и окруженный спокойными водами полуостров Пенвит, на котором возвышалась величественная гора Святого Михаила. Потом на берегу появились строения и, наконец, они увидели мыс Лизард, на котором стоял маяк, построенный в 1619 году. Затем они миновали Фалмут и Плимут и, наконец, миновав небольшой залив Страт-Бей, издалека увидели великолепный Дартмутский замок.

– Вот мы и дома, – сказал Джоселин.

– Да, дома, и все вместе, – ответила Николь.

К этому времени они уже провели ночь вдвоем. Как только судно оказалось на территории, занятой роялистами, они сняли с себя маски, став теми, кем они были на самом деле. Они зашли на ночь в узкий залив, на берегах которого располагался город Боскастл. Море здесь было мелкое и походило на пруд. Лодка пришвартовалась к удобному пирсу, перестроенному сэром Ричардом Гренвиллом, который отправился отсюда драться с испанцами. И именно здесь, в маленькой гостинице, которая называлась «Отдых для рыбака», Николь и Джоселину удалось провести ночь наедине.

Море окружало их со всех сторон; его шум доносился из открытого окна комнаты, море сияло голубизной с картины, висевшей над простой кроватью, его запах исходил от каминной решетки, сделанной из дерева, когда-то выброшенного на берег прибоем. Комната была вся пропитана его запахом и вкусом. Дыхание океана, чистое с привкусом соли, успокаивало, и они, сами того не заметив, вошли в его ритм, их движения повторяли глухие удары волн, накатывающихся на берег. Эта спокойная сила вечного океана как бы перелилась в их тела, они почти физически ощущали, как усталость и невзгоды покидают их, как чувство любви и тихой нежности обволакивает их. Любовная игра продлилась до утра, и Николь, и Джоселину никогда еще не было так хорошо вместе.

Теперь семья была почти дома. Они высадились в Дартмуте, попрощавшись с Риком, и наняли маленькую речную лодку, в которой им предстояло проплыть последний отрезок такого долгого пути домой. И вот они приблизились к страшной черте, которую было необходимо преодолеть. Они достигли того места, где Сабина и Карадок, сделав последний шаг, перешли в другой мир и где Эммет чуть не последовала за ними.

– Ты вся дрожишь, – сказал Джоселин, глядя на служанку.

– Я просто замерзла, милорд, – ответила Эммет, обещавшая до конца жизни хранить страшный секрет.

Дом был окутан такой угрюмой тишиной, он казался таким спокойным и безмолвным, что Николь, шагнув за его порог, постаралась наделать как можно больше шуму, уверенная, что сможет разогнать тени прошлого и обитающие в нем души. Мирод тут же выбежала им навстречу, она плакала и смеялась, а потом спросила, долго ли они собираются оставаться в доме.

– Пока война снова не позовет нас, – ответил Джоселин.

Но тут вошла Эммет с детьми, и Мирод забыла обо всем, бережно беря на руки Эмлина и улыбаясь вцепившейся в ее ногу Миранде.

Мирод настояла на том, чтобы они все обедали в большом зале, Джоселин сидел во главе стола, а обе дамы – по обе стороны от него. Служанка принесла колыбель, в которой когда-то спал Джоселин, и Николь уже хотела было положить туда Эмлина, но вдруг ей в голову пришла неприятная мысль, и она спросила:

– А Сабина не спала в этой колыбели?

– Нет, – очень тихо ответила золовка, – я приказала сжечь все ее вещи, все до единой. Это было тяжело, но я знаю, что это было необходимо.

– Очищение огнем?

– Я подумала о том же.

И вот теперь спящий спокойно, может быть, впервые за всю свою жизнь наследник Джоселина тоже присутствовал на семейном обеде, а Миранда, которую ее приемный отец называл теперь дочкой, сидела с ними за столом до последнего, она зевала не переставая, но придумывала массу причин, по которым Николь никак не удавалось отправить ее в постель.

Наконец, оставшись втроем, они перебрались в гостиную и зажгли свечи, на стенах заплясали причудливые серебряные тени.

– Когда мы поедем навестить принца? – спросила Николь.

– Через день-два.

– А дети? – спросила Мирод.

– Я возьму их с собой, хотя они ужасно устали от всех этих путешествий. Но я дала себе слово, что наша семья теперь всегда будет вместе.

– Хорошо. – Мирод помедлила, потом вдруг судорожно глотнула. – Джоселин, я должна тебе кое-что сказать, пока до тебя не дошли слухи. На завтра я приглашена в гости к сэру Ральфу Уэллесу.

Джоселин удивленно посмотрел на сестру:

– Уэллесу? Но я был уверен, что он сражается в рядах парламентариев.

Мирод слегка заерзала на стуле:

– Да, это так. Он сражался под командованием графа Эссекса, но после его гибели он вступил в армию нового образца. Сейчас он здесь. Его жена внезапно скончалась, и теперь он занят детьми, младшему из которых всего шесть, бедняжке. Он хочет расселить их пока по своим родственникам.

Николь заинтересовалась этой новостью и спросила:

– Ральф? Это тот самый Ральф, о котором ты мне рассказывала?

– Да, тот самый, – и Мирод кинула на нее выразительный взгляд.

– Ты не можешь принять его приглашения, ведь он – наш враг, – резко сказал Джоселин.