И вот, наконец – Николь не смогла бы сказать точно, когда это произошло – король появился: за ним следовала его семья, а за ней – целая толпа придворных и преданных королю дворян, среди которых в первых рядах ехал лорд Джоселин Аттвуд. Процессию завершали ряды пехотинцев, все они были прирожденными солдатами и уроженцами Йоркшира. «Отбросы общества», – проговорил кто-то в толпе, но на эти слова никто не обратил внимания, потому что, несмотря на то, что день был пасмурный, а в толпе были люди, настроенные враждебно, зрелище все же было захватывающим.

Король ехал на прекрасном белом коне; маленькая худая фигура Карла казалась величественнее, чем была на самом деле. Следом за ним ехали Карл II и его брат Джеймс. Персонажи, которых Николь видела в учебниках по истории, вдруг предстали перед ней во плоти, она не могла поверить своим глазам, и на какое-то мгновение у нее закружилась голова. Когда она снова пришла в себя, толпа приветствовала еще одного участника процессии – мужчину, одетого в дорогой малиновый плащ с золотой отделкой, его темные глаза выискивали в толпе красивых дам, и он посылал им грациозные воздушные поцелуи.

– Кто это? – шепотом спросила Николь у сэра Дензила.

– Принц Руперт, – ответил он, и в его голосе прозвучала гордость, которая сделала его в тот момент почти нормальным человеком.

Николь застыла от изумления. Один из главных героев гражданской войны, человек, чье имя вошло в историю, скакал на коне в каких-нибудь нескольких футах от нее. К ней с новой силой вернулось ощущение того, что это всего лишь фильм, что все эти люди только актеры и актрисы, и она готова была засмеяться от фантастичности всего, что она видела, слышала и ощущала. Запах немытых тел и конского пота, смешанный с запахом дорогих духов, которыми знать пыталась скрыть то, что не моется по нескольку недель, был одновременно и отталкивающим, и завораживающим.

Когда процессия проехала, толпа двинулась следом, кто-то таким образом выказывал свою преданность, а кто-то просто желал посмотреть, что произойдет дальше. Николь не могла оставаться на месте и вместе с толпой двигалась по старой, разбитой дороге в сторону дворца. Она прекрасно видела, как впереди королевская семья начала подниматься на холм к главным воротам крепостной стены; все окружение, придворные и знатные вельможи, так же как и солдаты, неотступно шли следом. А за ними двинулись на холм и все остальные жители Ноттингема, желая своими глазами увидеть знаменательное событие. Затаив дыхание, Николь следовала вместе с толпой.

Король с семьей поднялся на вершину холма и там, не спешиваясь, остановился, ожидая, когда толпа подтянется и воцарится тишина. Начавшийся после обеда мелкий дождь теперь уже лил как из ведра, ветер срывал шляпы и задирал подолы одежд, всем присутствующим было не очень-то уютно. Николь с удивлением заметила, что капли воды стекают с полей шляпы короля Карла и с кончика его длинного красивого носа; без всякой на то причины она вдруг прослезилась.

Тут королевский глашатай поднял руку, и в тот же момент в воздухе повисла гробовая тишина, нарушаемая только отдаленным плачем ребенка. И в этой тишине, держа перед собой документ, королевский глашатай начал читать медленно и певуче, как это, видимо, было положено, растягивая слова:

– Настоящим подтверждаю, что сегодня здесь будет сформирована армия из преданных Англии сторонников как для защиты его величества лично, так и для защиты его королевских прав, – торжественно провозгласил человек.

Война была объявлена.

Ребенок все продолжал плакать, но, кроме фырканья лошадей и тяжелого дыхания толпы, больше не было слышно ни звука. Казалось просто невероятным то, что война, которая продлится многие годы, началась такими простыми словами. Но тут, как бы подтверждая слова глашатая, два трубача протрубили несколько торжественных нот, звуки которых подхватил порыв ветра.

После этого трое мрачных солдат принесли королевское знамя. Они поставили его вертикально на вершине холма. Под взглядами толпы материя сначала безжизненно повисла, но потом сильный порыв ветра подхватил ее, и знамя развернулось и затрепетало.

Николь уставилась вверх, вытянув шею, она не ожидала, что знамя окажется таким огромным и величественным. Древко было не менее пятнадцати футов, а ткань, по всей видимости, это был шелк, была дорогой и изысканной. Николь, не отрываясь, смотрела на этот символ величия и мощи Англии: на нем были изображены корона и огромная роза Тюдоров, рядом геральдическая лилия с маленькой короной наверху – эмблема королевского французского дома. Девиз на флаге гласил: «Кесарю кесарево».

– Все, свершилось, – ухмыляясь, сказал сэр Дензил, казалось, он был удовлетворен, – мы начали войну.

И он издал радостный крик, который был подхвачен королевскими придворными и солдатами, хотя, как заметила Николь, многие жители Ноттингема вовсе не ликовали, а стояли молча. И все же англичане есть англичане, и как бы сдержанно они ни вели себя, спускаясь с холма, почти все тут же отправились в пивные, чтобы выпить за здоровье короля или чтобы послать ему свои проклятья.

Когда толпа начала расходиться, теснимая королевской конницей, прогремел гром, и Николь заметила, что губы у короля поджаты и он вовсе не улыбается. Зато принц Уэльский – будущий Карл II – и его брат, не говоря уже о принце Руперте, были готовы хоть сейчас вступить в бой и радостно кричали в толпу, похожие на возбужденных школьников. Среди придворных Николь вновь заметила лорда Джоселина, но его лицо было совершенно непроницаемым, по нему ничего нельзя было прочесть.

– Куда они теперь? – спросила Николь, глядя на проезжающих в сторону города всадников.

– В Сарланд Холл. Король остановился там.

– Наверное, там будет какое-то торжество.

– В некотором роде, – глаза сэра Дензила осмотрели теперь уже почти пустую площадку и остановились на одиноко развевающемся знамени. – Какой бы мрачной ни была причина, тем не менее, она есть. В любом случае, сейчас долг каждого преданного патриота – выпить за здоровье его величества.

С ужасом подумав о том, что если он напьется, то начнет распускать руки, Николь сказала: