– Вы выглядите ужасно усталой, миледи, – произнес священник, когда разговор закончился.
– Я до смерти боюсь за сэра Джоселина.
Мистер Холлин прокашлялся:
– Позвольте мне вам заметить, что то, как вы его любите, написано на вашем лице. И у меня сердце обливается кровью за вас, миледи.
Она, было, засмеялась над ним и чуть не назвала старым сентиментальным дураком, но потом вдруг резко оборвала себя. А что, если ее постоянный страх за жизнь Джоселина и желание увидеть его снова это вовсе не глупости?
Она с грустью посмотрела на человека, разделившего с ней трапезу:
– Все не так просто, и кое-какой камень за пазухой у меня имеется. Честно говоря, ваша светлость, среди парламентариев у меня тоже есть один друг. И за него я тоже переживаю, гадая, остался ли он жив.
– Несомненно, это жесточайшие времена в нашей истории, – грустно ответил мистер Холлин. – Брат убивает брата, и каждый из них думает, что делает это ради Господа и добродетели.
– Это продолжается и по сей день, – пробормотала Николь.
– Что вы сказали?
– Да нет, ничего.
– А что это за парламентарий? Он ваш родственник?
– Я буду с вами откровенна, мистер Холлин. Он отец ребенка Ара… моего ребенка. Мы были с ним помовлены и собирались пожениться. Но сэр Дензил оказался на стороне короля, а сэр Джордж Морельян – член Парламента. Поэтому наши отношения закончились.
– Простите. Мне очень жаль, что я невольно вмешался в вашу личную жизнь.
Николь решила сменить тему:
– Вы сказали, что король направляется в Оксфорд?
– Мне кажется, что он прибудет туда в самое ближайшее время.
– А граф Эссекс?
– Он, кажется, сейчас переходит через возвышенность Чилтерн. Совсем неудивительно, что он покинул Эджгилл для того, чтобы пополнить свое войско.
– Но я уверена, – сказала Николь, нахмурившись, – что остатки королевского войска могут свободно отступать в Лондон. Там есть кто-нибудь, кто стал бы с ними сражаться?
– Никого. И если они сейчас там появятся, то, наверняка, смогут без труда захватить столицу.
Актриса притихла, задумавшись. Она пожалела, что в свое время не очень хорошо изучила историю гражданской войны и смутно припомнила, что в Тэрнхэм-Грин должно произойти что-то, что остановит Карла и Руперта на пути к Лондону и положит начало перелому в ходе всей войны. Увидев, что она опять задумалась о чем-то постороннем, мистер Холлин, ничего не понимая, сказал:
– Уверен, скоро вы получите весточку от лорда Джоселина.
– Надеюсь, что вы правы. Скажите, а если погода испортится, то все сражения прекратятся?
– Да, так обычно всегда бывает. Осмелюсь предположить, что милорд вернется домой к Рождеству.
– Рождество?! – воскликнула Николь. – Неужели я уже нахожусь здесь почти девять месяцев?
– Нет, только три, – мягко поправил ее священник, – я обвенчал вас почти сразу после того, как король поднял знамя и объявил войну, и вам понадобилось несколько дней, чтобы приехать сюда.
Но Николь не слышала его, она качала головой и изумленно повторяла:
– Не может быть, чтобы это длилось так долго, не может быть! Я просто не могу в это поверить!
После этого разговора прошло немного времени, и Николь вспомнила подробности разгрома при Тэрмхэм-Грин. Королевская армия поднималась вверх по реке от Патни, и тут ей преградила путь армия парламентариев из двадцати четырех тысяч человек, что в два раза превышало количество роялистов. Парламент собрал всех, кого смог, включая простых фермеров. Все они бросились навстречу врагу, стараясь не допустить того, что было под Брентфордом, когда принц Руперт неожиданно налетел на них и обратил в бегство. В то воскресенье, тринадцатого ноября 1642 года обе армии встретились лицом к лицу, а потом, ночью, король приказал своим войскам отступать в Оксфорд. Таким образом, королем был упущен единственный шанс закончить войну быстро и почти без потерь.
– И что же теперь будет? – спросила Николь у Эммет, потому что, когда до них дошла эта новость, мистер Холлин находился на службе.
– Говорят, что в эту зиму король не будет ничего предпринимать и встретит Рождество в Оксфорде.
– А его враги? Что будут делать они?
– Думаю, они будут продолжать войну. Они же пуритане и не одобряют всякие празднества.
– Похоже, они просто трусливая и нудная компания.
– Они не могут все быть такими, – разумно заметила Эммет. – Вот Майкл, например, совсем не такой. Он оказался на войне только из-за своих убеждений.
– Скорей из-за убеждений своего отца, – Николь села на кухонный стол. – Поверь, я за него ужасно волнуюсь. Но за Джоселина я волнуюсь в два раза больше. Я почему-то уверена, что он и Карадок погибли.
– Такое не могло случиться, – твердо сказала Эммет, – уверяю вас, госпожа, этот парень просто неуязвим, я имею в виду Карадока. Вы бы видели, как ловко он умыкнул Миранду и меня из Хазли Корт. Не было сказано ни слова, все передавалось лишь знаками, а выбрал для побега он ту ночь, когда сэр Дензил куда-то отлучился. И я уезжала с ним совершенно спокойно. Клянусь Богом, этого человека, наверное, даже меч не сможет убить.
– Но куда же тогда запропастился мой муж?
Эммет посмотрела на нее, прищурившись:
– Вы стали такая странная, Арабелла.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что я знаю вас очень давно и прекрасно вижу, что вы изменились.
– Расскажи мне об этом.
– Хорошо, когда вы были совсем юной, вы были такой беззаботной, думали только о Майкле, а у самой в голове ветер гулял. Потом у вас родился ребенок, и вы вдруг начали утверждать, что вы – это не вы, а кто-то другой. Но потом вы и вправду превратились в кого-то другого. Вы стали хорошей матерью, а теперь, клянусь, мне кажется, что вы влюбились. Когда вы говорите об этом человеке, у вас такое лицо, такой взгляд, что мне он уже тоже нравится, он, наверное, очень хороший человек.
– Да, он просто замечательный, – улыбнулась Николь. – Но то, что я влюбилась в него… не знаю.
– Зато я знаю. Он покорил ваше сердце, этот человек. И вы его любите гораздо больше, чем Майкла.
– И больше, чем Луиса? – вслух удивилась Николь.