Глинда не слышала ее, а продолжала быстро идти по длинному коридору с бежавшей сзади и все еще пытающейся привлечь ее внимание Николь. Потом Глинда остановилась возле какой-то двери, и Николь отпрянула назад, ей не хотелось заходить туда, потому что она знала: что именно за этой дверью лежит то тело… Движение воздуха, которое возникло оттого, что Глинда распахнула дверь, захватило ее и внесло в комнату, как если бы она совсем не имела телесной оболочки. Она снова увидела картину, от которой ее бросало в дрожь.

Тело лежало все так же неподвижно и спокойно. Актриса присела на стул, стоящий рядом с кроватью, ее безобразно-красивое лицо было серьезным, рот, похожий на цветок цикламена, слегка приоткрылся, когда она заговорила:

– Смотри, я принесла с собой Библию – сказала Глинда, – ты слышишь это, маленькая негодяйка? Я только что ходила с ней в церковь. Смешно, правда? Ты не находишь?

Тело оставалось неподвижным, его сон не могло ничто потревожить.

– О, Господи! – в отчаянии воскликнула актриса, ее плечи безвольно опустились. – Видит Бог, мне не следовало приходить. Ты, конечно, была порядочной сукой, Николь, но я вовсе не хотела, чтобы с тобой случилось такое. Ты вовсе не заслужила этого.

Николь замерла. Она, наконец, поняла, что то, о чем она раньше только догадывалась, на самом деле – правда. Да, это тело – это она, или то, что от нее осталось, когда произошло переселение, такое неудачное или, наоборот, очень удачное!? И теперь, когда ее душа разгуливает где-то далеко, а может быть, и близко, она лежит здесь, неподвижная, в глубокой коме.

Глинда нагнулась и, приблизившись к самому лицу лежащего на кровати тела, заговорила:

– Если бы только я могла знать, где ты, Николь. Все-таки, ГДЕ ЖЕ ТЫ? Где твоя душа, где твое сознание, пока твое тело лежит здесь? Ты ведь не умерла, но и живой тебя не назовешь… Куда ты все-таки отправилась?

– Я здесь, Глинда, – прошептала Николь, – я здесь. Я стою позади тебя, – и она очень осторожно опустила руку на плечо актрисы.

Глинда подскочила, резко обернувшись назад.

– Боже, кажется, я что-то слышу! – негромко воскликнула она. – И все же, могу поклясться…

– Глинда, это я, – перебила ее Николь, теперь уже громче. – Здесь! Посмотри! Глинда, Глинда! Я здесь в комнате вместе с тобой!

Вдруг Николь начала падать, как тогда, когда сеанс гипноза только начинался. Она падала вниз, в темноту, снова и снова выкрикивая имя актрисы. Она понимала, что падает в бездну, но тут кто-то поймал ее и продолжал крепко держать, пока она жалобно всхлипывала и причитала. Еще не успев открыть глаза, Николь уже поняла, кто это был.

– О, Джоселин! – громко закричала она, – Не оставляй меня больше одну! Мне бывает иногда так страшно!

Он начал качать ее, гладя по волосам.

– Я здесь, я снова с тобой. Не надо плакать, Арабелла. Это был всего лишь сон, – нежно произнес он.

– Но сон был такой реальный, если б ты только знал, такой реальный!

– Это было что-то из твоего прошлого?

– Да.

– Связанное с Майклом Морельяном?

– Нет, – вздохнув, ответила Николь, – это связано с теми, кого я знала задолго до того, как познакомилась с ним.

Джоселин кивнул, но больше ничего не сказал, просто сидел тихо-тихо и нежно прижимал ее к себе, пока Николь не уснула.

В октябре 1643 года король Карл I созвал совещание военного совета. Некоторые командующие возвратились в Оксфорд, чтобы присутствовать на нем. Джоселин Аттвуд оказался в их числе. Он гнал коня всю ночь, чтобы пораньше приехать к Николь, но, как он потом сам рассказывал, нашел жену такой расстроенной, что она не могла встретить его подобающим образом. Все же на рассвете им удалось проявить свои супружеские чувства: ощутив его рядом с собой, Николь проснулась и, встав на колени, начала ласкать его член, который был совсем не меньше, оттого что его хозяин крепко спал. Проснувшись, Джоселин обнаружил, что его плоть находится глубоко внутри его жены, и он немедленно принялся за дело. Насладившись друг другом до изнеможения, они уснули, и только яркий свет позднего осеннего дня смог разбудить их.

Военный совет было решено собрать в церкви Христа, и Джоселин с Николь поехали прохладным осенним утром в Оксфорд на двух лошадях, он – по приказу короля, она – чтобы повидаться с Джекобиной, которую на эту встречу пригласил брат. Генри Джермин был довольно ловок, и ему удалось расположиться в том же здании, где размещалась резиденция короля. Гости могли спокойно сидеть около окна, потягивать вино, играть в карты и в то же время видеть всех, кто собирается на встречу с королем.

Для Николь это была еще одна великолепная возможность посмотреть на людей, которые творили историю. Она не отрывала глаз от квадратного двора, в который один за другим – кто пешком, кто верхом – прибывали люди, не обращая внимания на то, что ее партнерша вовсю обыгрывала ее в пикет.

Первым прибыл Эдвард Гайд, блестящий адвокат, член Парламента, решивший в трудный момент встать на сторону своего короля. Всем известно, что в один прекрасный день сын Карла Джеймс женится на безобразной дочери Гайда Анне только потому, что та от него забеременеет, и что Гайд Парк будет назван так в честь этой семьи. Поэтому сейчас Николь смотрела на него во все глаза. У него были хорошие, ухоженные волосы, и больше об этом человеке нельзя было сказать ничего лестного, так как он был маленький, толстый, кривоногий. Николь понадеялась, что, к счастью для герцога Йоркского, который сейчас был очень симпатичным светловолосым маленьким мальчиком, описание Анны Гайд как толстой и пучеглазой особы будет в свое время просто преувеличено. Заметив ее интерес, Генри Джермин сказал:

– Этот юноша – ужасный нахал. Вы знаете, он долгое время утверждал, что королева имеет слишком большое влияние на короля, пока сам для себя не решил, с какой стороны ему самому лучше намазывать масло на хлеб.

– Правда? – произнесла в ответ Николь, решив, что ей лучше удержаться от комментариев.

– А вот еще один тип, которого я просто терпеть не могу, – продолжал Джермин.

– Кто это?

– Генерал Уильям Легг, ирландец, они с принцем Рупертом – закадычные друзья. Он был пленником парламентариев, но в прошлом году ему удалось бежать. Это он открыл оружейный завод в Вулверкоте.