Но Алкмена уже отвела большие темные глаза от его лица. Шатаясь, она сделала один шаг к постели Аристона, потом другой… Встав у изголовья, она долго вглядывалась в потное, перекошенное от боли лицо сына, находившегося в каком-то полубреду.

– Я убила тебя, да, сынок? – прошептала Алкмена. – Ты ведь страдаешь за мой грех, правда? За то, что у тебя мать – шлюха. Такое низкое, невыразимо порочное существо, что…

– Моя госпожа! – простонал Тал и протянул к ней руку. Сильная, мускулистая, она заметно дрожала.

Алкмена дернулась в сторону. А затем поглядела ему в глаза с такой жуткой ненавистью, что ее лицо тут же сделалось безобразным.

– Свинья! – прошипела она. – Грязный илот!

– Пожалуйста, госпожа… – чуть не зарыдал он. Алкмена покачнулась. Ноги ее медленно, очень медленно подкосились. Казалось, кости постепенно расплавляются. Она надолго склонилась над раненым сыном, а затем, вся дрожа, накренилась еще ниже. Пока не коснулась лбом пола. А тогда громко, жутко закричала.

Аристон замерзал. Никогда в жизни ему не было так холодно. Зуб на зуб не попадал. Он попытался перестать стучать зубами, но не мог. Не было сил.

Он поднял глаза и увидел стоящего рядом Аида, владыку Подземного царства. Аид был одет во все темное. Одежда его промокла. С нее капала черная вода. Почему-то темно-серые, по-ночному мрачные одежды бога были очень простыми, из грубой ткани.

– Отчего же люди зовут тебе Плутоном, господин мой? – спросил Аристон.

– Ты не похож на богача. Аид улыбнулся.

– Мое богатство – это тени умерших. Если считать по количеству теней, то я очень богат, – сказал он. – А сейчас я пришел добавить твою тень к моим сокровищам, сын Диониса.

Аристон поразмыслил над его словами. Ему было холодно, но уже не страшно. Просто холодно. Очень.

– Хорошо, – сказал он богу смерти, – раз ничего нельзя поделать, то я согласен.

– Ты, похоже, грустишь, сын Диониса, – сказал Плутон-Аид. – Бьюсь об заклад, тебе порассказали небылиц о моих хоромах. Да и потом ты не такой уж страшный греш– ник, так что отправишься на Асфодельские поля, а не в Тартар. А на Асфодельских полях не так уж и плохо. Может, немного мрачно, но большинству теней там нравится. А одна – так просто обрадуется. И перестанет рыдать, когда я приведу тебя к ней. Именно поэтому я и пришел за тобой. Я хочу, чтобы она была счастлива. Она заслуживает лучшей участи.

– Кто? – спросил Аристон.

– Фрина, конечно. Ты разве не знаешь?

– О! – воскликнул Аристон.

– Неужели ты не хочешь к ней? – спросил Аид. Аристон подумал.

– Хочу.

Аид улыбнулся.

– Правильный ответ. Ты хороший мальчик.

Аид встал на колени возле Аристона. Вытянул длинный палец и потрогал его спину. Палец пронзил тело юноши и вгрызался все глубже, глубже, пока боль не стала совсем невыносимой. Тогда Аристон открыл рот и закричал. И тут же наступила темнота. На него обрушилась ночь.

После этого он уже ни в чем не был уверен. Тьма царила кромешная, и Аристон жутко замерз. Он лежал в лодке, и его вез по черной реке очень старый, безобразный паромщик. На дальнем берегу завывала собака. Аристон никогда не слышал более кошмарных звуков. Казалось, собака воет громче, чем стая волков. Вскоре юноша понял почему. У собаки было три головы.

А затем Аристон, совершенно не удивившись и приняв это как должное, заметил, что собаки на берегу нет и паромщик тоже исчез. Аристон остался один и теперь спускался по извилистой, каменистой тропинке. Она пролегала в пещере. Там было очень темно, и Аристон дрожал от холода.

Потом Аристон увидел Фрину. Она была целой и невредимой. Все части тела на месте. Фрина бежала к нему, протягивая руки. Ее длинные черные волосы плыли за ней, словно туча. Она смеялась и плакала одновременно. И звала его по имени.

Он не слышал ее голоса, но знал, что она говорит. Аристон читал по губам фрины.

Внезапно между ними вырос бог Дионис. Он был очень высоким, сильным и прекрасным. У него были рыжие волосы и борода. Бог улыбнулся ему и вытянул руку.

– Я родился от великого Зевса, – сказал он. – А посему мне не страшна смерть. И тебе тоже, сын мой. Поэтому ты должен вернуться к жизни. Я приказываю тебе!

Тут Аристон увидел, что на боге грязная накидка из овечьей шкуры и смешная собачья шапка. Он не понимал, почему богу вздумалось одеться как илоту, но все равно взял его за руку. И они пошли вдвоем вверх по извилистой каменистой тропинке.

– Не гляди назад, сын мой, – сказал бог. Но Аристон оглянулся. И увидел Фрину, которая стояла на коленях у скалистой кручи. Она рыдала, молила и выкрикивала его имя.

– Ей придется подождать, только и всего, – сказал бог. – Пойдем.

Было очень темно, и Аристон коченел от холода.

Но теперь к этому примешивалась еще и боль. Страшная. Она гнездилась в середине спины между лопатками. Однако она была немного другой. Аристон долго пытался сообразить, что же изменилось. Потом понял. Боль не изменилась. Она была такой же сильной или даже еще сильнее. Изменилось ощущение боли. Теперь он ее ощущал как живой человек. Всеми органами чувств. Он был жив и постепенно начинал припоминать, воссоздавать в памяти всю безумную цепь причинно-следственных связей, которую люди величают роком. Он был жив, не желая этого. Но тем не менее он жил. Ему даже казалось, что он пришел в сознание. А этого ему тоже не хотелось. Ибо, придя в себя, он должен был вспомнить еще больше, вспомнить такие ужасы, которые до сих пор вытеснялись из его памяти.

Аристон открыл глаза и увидел перед собой лицо бога.

– Дионис, отец мой! – отчетливо произнес он.

– Видишь? – сказал илот Тал. – Мы пришли вовремя. Прикажи рабам положить его на носилки, господин мой Ипполит.

Дядя Толстопуз обратился к врачу Полору:

– Его не опасно переносить, добрый лекарь? – спросил он.

– Опасно, – ответил врач. – Но это все равно лучше, чем оставить его умирать здесь от холода. Я говорил твоей сестре, что неблагоразумно оставлять тяжело раненного мальчика в храме. Но она не послушалась. То она утверждала, что он будет жить, а теперь столь же упорно твердит, что он умрет. Твоя сестра… м-м… странная женщина, господин мой Ипполит.

– Алкмена глупа, – сердито хмыкнул Ипполит. – Но надеюсь, у нее достанет ума, чтобы ходить за больным. Полор поглядел на маленького толстячка.

– Я на твоем месте не стал бы относить его к Алкмене, мой господин.

– Почему? – изумился Ипполит.

– Потому что твоя сестра не просто глупа. Она… безумна, – сказал лекарь.

– Но я не женат, – возразил Ипполит. – В доме нет женщины, чтобы…

– Я пришлю мою рабыню Арисбу, чтобы она за ним ходила. Арисба – прекрасная сиделка. Конечно, когда он немного поправится – если это вообще случится, – ты вернешь ее обратно. Мальчик слишком хорош собой, а Арисба – похотливая коза. Ладно, пусть рабы положат его на носилки.

Аристон почувствовал прикосновения их рук. Его подняли и принялись разрывать пополам. Язык пламени лизнул спину Аристона и проник в самое сердце. Аристон открыл рот, собираясь закричать, и увидел лицо бога.

Не Диониса, а другого. Судя по всему, Асклепия. Но затем он понял, что это всего лишь статуя бога. Огромная статуя из золота и железа. Аристон устало подумал: неужели боги еще больше? А может, это только человеческий страх и гигантомания, ожившие под руками скульптора?

Затем рабы двинулись вперед и вынесли его из холодного, темного храма на ночной воздух, нежно пахнувший весной, под небо, усеянное звездами.

– Дядя, – спросил Аристон. – Что такое жизнь?

Ипполит поглядел на племянника. Аристон, очень бледный и худой, полулежал, опираясь на подушки.

– Это тайна, племянник, – ответил толстый коротышка-сибарит. – Тайна, которую не имеет смысла пытаться раскрыть. Или, что еще хуже, ящик Пандоры, из которого вылезло все мировое зло. А почему ты спрашиваешь?

Аристон не ответил. Вместо ответа он поглядел в окно. Стоял ослепительно солнечный, знойный августовский день. Дом Ипполита, который находился в одном из селений, – Спарта не была городом в буквальном смысле слова, как, скажем, Афины, а представляла собой несколько селений, которые, разрастаясь, сливались, и границы между ними размывались – был бедным, безо всяких претензий. Вполне естественно, что такой человек, как Ипполит, не мог себе позволить ничего более роскошного.