— Но теперь мы в безопасности?
Его густые брови надвинулись на глаза.
— А о королеве ты забыл? Когда они узнают, что ты сбежал, за нами бросятся корабли.
А я-то думал, все будет позади, как только я поднимусь на борт… Теперь моя самоуверенность исчезла. Но наш корабль полностью укомплектован людьми, здесь мои старые друзья Саким, Джублейн и Джереми Ринг. И целая команда добрых ремесленников, которые смогут обустроить и сделать нашим домом новый свет — Америку.
И корабль доверху забит боеприпасами и снаряжением.
Абигейл была тихая и явно встревоженная.
— Барнабас, если они все же заберут тебя в тюрьму, я просто не знаю уж, что мне делать!
— Продолжай свой путь, а мое дело оставь Джереми и Тому Уоткинсу.
— А что они смогут сделать?
— Людям удавалось сбежать из Ньюгейта, а я думаю, побег будет моим единственным шансом. Понимаешь, никто не поверит в то, как было с этими монетами на самом деле. Подозрительно выглядит — слишком много везения одному человеку. Скажи, мой сундук на борту? Тот, с картами?
— Да. Там еще есть несколько других карт и бумаги, которые принес Питер Таллис. Знаешь, Барнабас, говорят, он нечестный, но мне он нравится.
— Мне тоже. Абигейл, если что-нибудь случится, плыви с отцом в Землю Рэли — и жди меня. Я приеду.
— Ничего не случится!
Она это сказала — но сама не верила до конца. И я тоже. Не будет мне покоя, пока нога моя не ступит на землю Америки.
— Мое место — рядом с тобой, Барнабас. Ты что думаешь, только мужчины хотят увидеть новую землю? Я тоже хочу увидеть эти берега снова. И я тоже хочу увидеть, что лежит дальше, за ними.
Я молчал, ибо знал: то, что она говорит, — правда, и не хотел переубеждать ее. Тут я был эгоистичен. Мне хотелось, чтобы она была со мной всегда.
— Это — земля не для нежных, прекрасных женщин, — вяло возразил я.
Она глянула на меня — и расхохоталась.
— Барнабас, мне еще и четырнадцати годков не было, когда у берегов Индии пытались взять на абордаж отцовский корабль, а я отстреливалась из пистолета.
Позднее я снова заговорил о своих тревогах с капитаном Темпани.
— Мы можем сделать лишь то, что в наших силах, — начал я, — а после этого — положиться на Бога. Я не хочу, чтобы вы рисковали, подвергая этот корабль артиллерийскому обстрелу, когда откажетесь выполнить приказ лечь в дрейф. Если они меня схватят, плывите по своим делам. А я уж найду способ добраться до Америки.
Он покачал головой.
— Мальчик, мальчик! Ты сам не знаешь, чем рискуешь! Я навещал как-то друга, попавшего в Ньюгейт за долги. Нечистое, омерзительное место, и за каждое послабление тебе там придется платить.
Потом мы долго говорили о торговле, об индейцах и товарах, о покупках и продажах, ибо у нас были большие планы.
— Эти новые земли — для тебя, мальчик мой, — сказал капитан Темпани, — и для моей дочери тоже, надеюсь.
И тут до нас донесся тупой гром. Сердце у меня словно остановилось на мгновение.
— Да, надо идти на палубу, — сказал Темпани. — Боюсь я за тебя, мальчик мой.
И только мы открыли дверь и вышли на палубу, как сразу увидели его, не далее двух миль впереди по курсу, отчетливо и ясно различимый — крупный королевский корабль двигался нам наперерез.
К нам кинулся Джереми Ринг.
— Капитан, он дал предупредительный выстрел, что, будем ложиться в дрейф?
— Боюсь, придется.
Ко мне быстро подошла Абигейл и взяла меня за руку. Лицо ее побледнело — как и мое, должно быть. Мы стояли с ней плечом к плечу и смотрели, как корабль надвигается на нас.
— Сорок две пушки, — угрюмо проворчал Ринг. — Не можем мы с ним биться, капитан.
— Я не стану сражаться с королевским кораблем, — отозвался Темпани.
На волнах уже подпрыгивала шлюпка, и Саким стоял на шканцах со шторм-трапом наготове. Казалось, прошло всего мгновение — и вот на борту у нас оказался эмиссар. Никем иным он и не мог быть, это я понимал.
— Я имею приказ обыскать ваше судно, — сказал он. Это был приятной наружности молодой человек, и Абигейл явно произвела на него впечатление. — Надеюсь, я не причиню больших неудобств, но я должен схватить человека по имени Барнабас Сэкетт, если он на борту.
— Я на борту, лейтенант, — спокойно проговорил я, — так что в обыске нет нужды.
— Я должен произвести обыск, — сказал он. — Сообщено, что на борту находится сокровище.
Он оказался добросовестным, надо отдать ему должное, и устроил нам такой обыск, какому подвергались немногие корабли, но королевского сокровища не нашел.
В конце концов я оказался у трапа.
— Эбби, — сказал я, — Эбби, я…
— Иди, — отвечала она, — но приезжай в Америку, когда сможешь. Я буду ждать.
Они стояли вокруг — Брайан Темпани, Джереми, Том Уоткинс, Пим, Джублейн, Саким и остальные.
Я обвел глазами их лица, поблагодарил всех, а потом перелез через фальшборт и спустился в шлюпку.
С палубы королевского корабля я смотрел, как они уплывают; паруса на моем судне забирали ветер хорошо.
— Славное суденышко, — сказал лейтенант, стоявший рядом.
— Самое лучшее, — отозвался я; печаль сжимала мне горло. — И народ отличный, верные люди и сильные.
— Пошли! — он взял меня за руку. — Вы должны спуститься вниз. Я сожалею об этой необходимости, но вас приказано держать в кандалах и так передать чиновникам королевы.
— Подождите, — взмолился я, — дайте хоть посмотреть, пока они не скроются из виду!
Он отпустил мою руку и отошел. И я стоял там один, на палубе корабля, увозящего меня в тюрьму, и смотрел, как все, что мне дорого, уплывает в туманную даль продутого ветром моря.
Вскоре нельзя было разглядеть даже топа мачты, только серая линия лежала там, где встречались море и небо, и сердце мое заполнила великая пустота.
Тогда меня отвели вниз и заклепали кандалы у меня на запястьях и лодыжках. Цепь прикрепили к шпангоуту — и оставили меня там.
Меня кормили понемногу. Давали воды. И никто ко мне не приходил.
Глава седьмая
Много разговоров слышал я о Ньюгейтской тюрьме, но они ничуть не подготовили меня к тому, чем она была на самом деле. Для свободного человека, проведшего свою жизнь в болотном краю, привыкшего дышать свежим воздухом и идти, куда хочет и когда захочет, страшно и жутко быть заключенным, и еще хуже — быть заключенным среди грязи и грязных людей.
Но в камеру я попал лишь после того, как меня вновь заковали в железо, с толчками, пинками и руганью. Потом меня окружили заключенные, требуя угощения, и я им что-то дал из денег, которые у меня были припрятаны.
Один задержался дольше других. Это был мерзавец с наглой рожей, вор, как он сам объявил, и временами — разбойник с большой дороги.
— Ты можешь избавиться от кандалов, — сказал он, — если подкинешь что-нибудь тюремщику, а если еще подкинешь, сможешь жить неплохо, только не дай им подумать, что у тебя кончаются денежки, потому что тогда тебя закинут в самую поганую дыру, какая тут есть, и оставят там гнить заживо. В этих тварях нет ни капли человеческих чувств. Много людей тут умерло.
Его звали Хайатт. Я обнаружил, что он мне нравится. Мне страшно нужен был человек, знающий, что к чему в Ньюгейте.
— Кроппи — вот кого тебе надо повидать, — посоветовал он и подмигнул многозначительно. — Генри Кроппи — вот кто тебе нужен, приятель: кровавая скотина, зверюга, готовый тебя убить голыми руками.
— У меня тоже есть пара рук, — заметил я.
— Ну да, только в его лапах есть какая-то дьявольская сила, и он наслаждается, когда может наложить их на какого-нибудь бедолагу. Ежели он убьет тебя, так ничего не потеряет, а если ты его убьешь — ждет тебя Тайберн или Пристань Казней.
Какой-то нечистый огонек осветил его лицо.
— Говорят, ты знаешь, где находится сокровище… золото, быть может, и драгоценные камни. Это что, правда?
По нынешним временам человек, ничего не имеющий, никому и не нужен, но если есть шанс поживиться, даже лучшие из людей могут иногда заколебаться, так что я лишь пожал плечами.