На мгновение я остолбенел, глядя ему вслед. Он кричал по-английски!

— Погоди! — заорал я, но он уже исчез.

С моим выкриком бой закончился, и я медленно пошел по кругу, обходя стены. Кейн получил стрелу в предплечье, Черный Том Уоткинс — тяжелую ножевую рану. На Джереми не было ни царапины, зато на мне, как оказалось, целых три отметины — небольшая колотая рана и две резаные, поверхностные, но они могли оказаться неприятными, если вовремя не обработать.

Мы считали, что у них убиты трое, но они унесли тела с собой, так что наверняка мы не знали.

Но нападение было отбито не нашими усилиями. Как оказалось, в самый разгар боя налетели Кин, Янс и дюжина катобов во главе с Уа-га-су; словно буря, ударили они в спину нападающим и переломили хребет атаке.

Мало того, Кин и Янс приехали верхом, на лошадях!

Как быстро катятся годы! Как одиноки ночи!

Наконец-то я иду на запад, через голубые горы, в те земли, что лежат за ними, — и как долго я мечтал об этом! Какое бессчетное число раз глядел я с тоской на эти горы, дымчатые на фоне неба!

К нам вернулся Пим Берк, хоть может и ненадолго. Его дама оказалась не только прелестной, но и бесчестной. Она утащила его изумруд и все золото, что у него было, и сбежала на корабле, ушедшем в Англию, чтоб ей пусто было!

Но он вернулся, и я этому рад и благодарен судьбе. Он побудет у нас совсем немного, потому что возвращается на побережье, чтобы устроить гостиницу в одном новом городке. Это занятие по нему, он с ним хорошо справится.

Джон Куилл съездил в Уильямсберг, чтобы сделать заявку на свой участок земли. Он оформил свою землю здесь и другой участок, на реке Човон, и уговорил Джереми сделать то же самое.

Кин и Янс снова отправились за горы, держась индейской тропы, протоптанной ногами столетий, уходящих туда. Скоро я встречусь с ними, ведь я наконец иду в те края.

Джубала мы не видели вот уже два года. Он бродит где-то там, за великой рекой, о которой говорил Де Сото, где-то за обширными равнинами, протянувшимися там в сторону заходящего солнца, и, думается мне, не остановится, пока не дойдет до сверкающих западных гор своей мечты, — и это мне понятно, ведь я сам тоже шел за своей мечтой о горах. И так должно быть с каждым новым поколением, ибо люди должны всегда смотреть на горы и всегда стремиться перебраться через них.

Тропы будут отмечены их мертвыми телами, трава напитается их кровью, но все же кто-то прорвется, кто-то построит, кто-то вырастит…

Брайан изучает законы в Судебных Иннах[39] в Лондоне, стал приятным джентльменом — так люди говорят. А Ноэлла теперь молодая английская леди, красавица и девушка с твердым характером. Отличная наездница, элегантная танцорка. Вспоминает ли она когда-нибудь наши голубые горы? Скучает ли по своему отцу, который помнит ее маленькие ручки у себя в волосах, первые слезы у нее на глазах, смех, всегда готовый сорваться с ее губ? Когда Уильям умрет, наш старый участок в Фенланде достанется ей.

Мы пишем друг другу, наши письма пересекают океан на «Абигейл» и других кораблях. И еще я продолжаю торговлю с Питером Таллисом.

А Саким, наш учитель, наш врач, наш друг… однажды дошла до нас весть из его родной земли, не знаю уж, что это за весть была, но он пришел ко мне попрощаться — и отправился в путь прежде, чем солнце успело взойти следующий раз.

И вот теперь я, Барнабас Сэкетт, больше уже не молодой человек, хоть еще и не совсем старик, отправился в дорогу, снова на запад. Вместе со мной едет Черный Том Уоткинс. Мой старый спутник из болотного края едет сейчас по высоким хребтам, где ждет ветер. Под конец, когда Джереми совсем уже собрался ехать, Лила не согласилась — и в первый раз он ее послушался.

Сейчас из долин поднимаются тени, новая ночь подбирается к нам ползком. Весь день мы ехали по тропе, проложенной бизонами, которые огибают контуры холмов и, кажется, всегда находят самый легкий путь.

Шауни говорят об этих местах, как о земле мрачной и кровавой, и ни один индеец не живет нынче здесь, хотя охотиться они сюда приходят. Однако здесь попадаются свидетельства древнего обитания: каменные стены, следы земляных работ, в пещерах попадаются какие-то вещи. В одном из старых фортов Том нашел римскую монету.

Глупости, скажете вы? Я утверждаю только лишь, что мы нашли монету, оброненную кем-то, не обязательно римлянином, но, возможно, кем-то, кто торговал с римлянами, ибо самый большой миф — это рассказ об открытии какой-то страны, потому что все земли и страны были известны давным-давно и по всем морям плавали люди в давно ушедшие времена.

Мы здесь с Томом одни. Скоро остановимся на ночь. Но меня эта ночь тревожит и, будь на небе луна, я настаивал бы, чтобы ехать дальше.

Дважды за последние несколько минут я оглядывался назад, на тропу, по которой мы приехали, но ничего не видел… И все же что-то там есть — медведь ли, дух или человек — что-то есть.

О! Вырытое ветром углубление, вроде полупещеры, вокруг — огромные глыбы битого камня, несколько живых деревьев и много поваленных.

— Том! Если найдем воду, остановимся здесь.

Пока он осматривал это место, я не сходил с седла. Медленно опускались сумерки, тропы уже едва просматривались…

Том вынырнул из темноты.

— Там хороший источник, Барнабас. Считай, место то самое.

Что? То самое место? Как-то по-особенному звучали эти слова. Завтра мы встретимся с мальчиками в укрытой ложбине, находящейся впереди по тропе, ложбине, где растут дикие яблони, о которых они говорили.

Я сошел на землю, снял седло с лошади и привязал ее к глубоко забитому в землю колышку — пусть пасется. Пока Том собирал топливо для костра, я сделал то же самое и с его конем.

Свет от огня мерцал на голых каменных стенах. От жарящейся оленины шел отличный запах. Опустившись на колени, я подбросил в костер хвороста. Тепло приятно успокаивало, и я вдруг порадовался возможности отдохнуть, ведь с рассвета мы одолели изрядный кусок дороги.

Ни звука в ночи, кроме ветра, ни шороха, кроме листьев… Высокие места остались уже позади. Ложбина с дикими яблонями — прямо впереди, под нами. А за ней — длинная-длинная долина, которая кончается, или как будто кончается, у реки, быстрой и многоводной речки, которая, говорят, течет к великой реке Де Сото. Джубал спускался по этой речке. Он мне о ней рассказывал.

Том передал мне кусок оленины.

— Индейцы говорят, здесь были белые люди в стародавние времена. Чероки говорят, что они их всех уничтожили. Шауни говорят то же самое о себе. Наверное, кто-то из одного племени женился и перешел в другое и принес эту сказку с собой, а может, они объединялись в один военный отряд.

Ветер ныл в соснах, земля, темная, лежала вокруг нас. Огонь трепетал на ветру, и я подбросил еще топлива. Не следовало мне смотреть в огонь, глаза слишком медленно приспосабливаются к темноте, а там, снаружи, думал я, кто-то есть, ждет.

Кто-то — или, может быть, что-то…

Это — моя земля. Я глубоко вдыхал свежий холодный воздух с гор. Это было то, за чем я приплыл сюда, эта дикая страна, эти высокие парни, которые едут по горным тропам мне навстречу. Это — земля для мужчин. Здесь они могут вырасти, здесь могут стать мужчинами, здесь могут идти к своему предназначению, ожидающему людей, которые живут и действуют.

Мой отец дал мне многое, и я передал им часть его дара, думаю, и сам дал широкий край, где им предстояло вырасти. Даже если не сделал я ничего больше, я оставил им это прирожденное право… ибо я знал, что там, далеко отсюда, за великой рекой, за широкими равнинами, за сверкающими горами… за… всегда будет для мужчин этой страны вечное «за».

Многие умрут… но разве не всем предстоит умереть рано или поздно? И все же многие умрут в бою здесь, многие умрут, пока будут строить новую страну, но каждый из них, умирая, оставит что-то от себя на земле. Долго ждала эта земля, пока придут люди с твердой сердцевиной, ждала, вылеживаясь, пока исполнится ее предназначение. Хоть трудными могут быть годы, тяжкими минуты сомнений, но всегда будет «за».