Они вылетели из-за камней, где лежали в засаде, — и со свирепыми криками устремились на нас. И тут Лила выхватила свою шпагу и, крутнув коня, развернулась им навстречу. Я крикнул, что нам лучше удирать, но она была уже далеко и не слышала. Она не вскрикнула — она издала какой-то дикий валлийский клич, и свет блеснул на ее сверкающем клинке, когда она понеслась им навстречу.

Я едва успел выхватить пистолет и выстрелить, как она уже оказалась среди них.

Но что это? После ее свирепого валлийского клича они внезапно застыли на месте, раскрыв рты в неслышном вопле, устремив на нее глаза. А потом все как один — или как одна, ибо среди них были и женщины, — бросились наутек.

По-моему, ее шпага достала одного раньше, чем они скрылись среди камней, откуда выскочили. А потом Лила развернула коня, поднялась на стременах и закричала им вслед хрипло и вызывающе.

Ее клинок был окровавлен; она нагнулась с седла и воткнула его в мягкий, покрытый мхом земляной бугорок раз и другой. А потом вложила в ножны.

Охваченный благоговейным ужасом, я двинулся дальше по дороге туда, где она уходила на перевал; Лила молча следовала за мной.

Дальше дорога стала шире, и мы поехали рядом.

— Что ты там такое кричала, что они так перепугались? — спросил я.

— Неважно.

— Это была просто удивительно. Они остановились как от удара, а после бросились удирать так, словно все страхи и ужасы на них обрушились.

— Ну что ж, так они и должны были. Им хорошо известно, когда надо смываться. Вонючая шайка! Я слышала рассказы про них. Бедняги, рожденные вне закона, приплод от братьев и сестер… живут в пещерах и убивают ни в чем не повинных путников. Солдаты отправлялись охотиться за ними раз десять, но они исчезали. Никому их не сыскать… по крайней мере, никому из англичан.

Она замолкла после этих слов — и я тоже. Больше двух часов ехали мы, не видя никаких признаков жизни — да и вообще ничего, кроме девственных гор, стремительных холодных ручьев и камней, что валялись по обе стороны дороги, словно чугунные чушки.

— Вон там есть домик, — сказала она наконец, показывая вперед.

— Ты тут ездила уже?

— Нет.

— Ты — с Англси, Лила, и ты говоришь о друидах.

— Когда — сейчас говорю?

— Говорят, есть на Англси люди, обладающие даром.

Она ехала дальше, не отвечая. Мы поднимались к очередному перевалу среди девственных, поросших густым лесом холмов. И вдруг до меня дошло.

— Это ведь перевал, идущий от Беттис-и-Коэд!

Она повернула голову:

— Ты это знаешь? Ты случаем не бывал в Уэльсе раньше?

— Не бывал. Так это тот перевал?

— Тот, — теперь настала ее очередь удивляться. — А как ты узнал?

Я и сам толком не знал, как, — просто как-то пришло в голову.

— Мне о нем рассказывали когда-то… давным-давно.

— И ты узнал его в темноте? — удивленно спросила она, ибо уже опустилась ночь.

— Мне рассказывали, как он выглядит в темноте и как… как его чувствуешь.

Она снова поглядела на меня, но теперь мы уже достигли самой высокой точки перевала, и внизу, на дальнем склоне, увидели какое-то белеющее в темноте пятнышко, а потом залаяла собака.

— Тот домик, — сказала она. — Думаю, мы там остановимся.

— Как пожелаешь. Все лучше, чем сырые горы и камни.

— Это валлийские горы, — сказала она сурово, — и валлийские камни.

Наши лошади ступали все более устало по мере того, как мы одолевали спуски и подъемы, но теперь, завидев тусклый свет из окна, нетерпеливо устремились вперед. У двери я соскочил на землю — а здоровенный пес злобно лаял, ощетинив шерсть и скаля зубы.

Лила резко прикрикнула на него по-валлийски, он съежился и попятился, хотя все еще продолжал ворчать. Мы услышали, как отодвигается засов, потом чей-то голос крикнул в щелку:

— Убирайтесь! Заведение закрыто!

Лила резко заговорила в ответ, щель в двери расширилась, оттуда высунулась голова какой-то девушки.

— Кто это тут так разговаривает? — недоверчиво спросила девушка по-английски, потом добавила какое-то валлийское слово.

— Мы приехали издалека и впереди у нас еще долгий путь, — спокойно и негромко сказал я. — Нас двое — я и женщина.

— Вы обвенчаны?

— Мы — нет. Она — подруга моей невесты.

— Ха! — Дверь раскрылась шире. — Тем более дура ваша невеста, что отпустила вас в горы Уэльса с другой женщиной. Черта с два я бы была такой щедрой!

Лила слезла с коня и нависла над девушкой.

— Мы тут поедим и поспим, — заявила она, — и чтоб лошади наши были накормлены!

Внутри оказалось довольно просторно — широкая комната с низким потолком и полом из камня-плитняка, вымытым до блеска, хоть ешь с него, — что встречалось нечасто.

Вокруг стояла хорошая мебель, в камине горел огонь, а рядом с камином сидел старик и курил трубку. В углу, у буфета с несколькими рядами тарелок, стояла маслобойка.

В помещении, при свете, стало видно, что девушка темноволосая и хорошенькая, с быстрыми черными глазами и очаровательными губами.

— Проходите, — сказала она, — садитесь и отдыхайте. За лошадьми присмотрит мой брат.

Она снова посмотрела на Лилу:

— Ты похожа на валлийку.

— Я с Англси, — ответила Лила.

Они смерили одна другую оценивающими взглядами, вежливыми, но настороженными.

— Он назвал меня подругой, — сказала Лила. — На самом деле я в услужении у той леди, которая будет его женой. Она сейчас плывет в Америку. А мы едем к ней.

Девушка посмотрела на меня, упершись руками в бедра. Потом сказала:

— Мы уже поужинали, но есть хлеб и сыр, и я погляжу, что еще найдется.

Старик задумчиво разглядывал меня.

— Ты тоже валлиец?

— Англичанин.

— Да ну? А я бы сказал, что валлиец.

Лила повернулась и посмотрела мне в лицо:

— А кто была твоя мать?

— Я о ней мало знаю, только что она была характером мягкая, очень красивая, и что мой отец спас ее от каких-то пиратов на западных островах, а она ему сказала, что не боялась, ибо знала, что он придет за ней.

— Она знала? — Лила быстро взглянула на старика, а девушка, которая как раз входила в комнату, остановилась и прислушалась.

— Ну да. — Я любил эту часть семейной истории. — Отец говорил, она была очень спокойна и сказала одному из пиратов, который уже тянулся к ней руками, что он умрет в ближайший час, — и тот остановился, и все они замерли в испуге.

И тогда еще один спросил ее, насмехаясь: «А я?» Он был человек молодой и сильный и, по молодости, очень смелый и дерзкий. «А ты проживешь во зле долго, но однажды мой сын убьет тебя».

«Твой сын? Где он? Я убью его сейчас и буду жить спокойно, в уверенности, что твои слова — ложь».

«У меня нет сына. И мужа пока нет, но он сейчас приближается сюда, — она глянула на первого пирата. — Это его меч выпустит твою кровь».

«Кто ты? — спросил тот, первый. — Ведьма?»

«Во мне — кровь Нила», — ответила она.

«Если ты боишься, — сказал молодой тому, первому, — так я возьму ее себе. Она смазливая бабенка, и ведьма она или не ведьма, а я ее возьму».

И в этот момент там оказался мой отец, и его люди вместе с ним. Он ворвался в комнату со шпагой в руке. Первый пират умер, а молодой сбежал с раной от шпаги, и моя мать крикнула ему вслед: «Не забудь, что тебе предназначено! Ты умрешь от меча в пламени горящего города!»

— Вот отличная история, — сказал старик, — замечательная история! И что, ты, ее сын, убил этого человека?

— Да, я — сын, но пока мне не довелось никого убить в пламени горящего города, и, вероятно, уже не доведется. Вскорости я уеду туда, где городов вообще нет, одни лишь леса, луга и горы. Боюсь, пророчество так и не исполнится.

— Не будь так уверен, — заметила Лила. А потом повернулась к старику и девушке: — Слышали, что он сказал? Что в жилах его матери текла кровь Нила.

— Я слышала, — сказала девушка. — И верю этому.

— Это у него в лице видно было, как только он в комнату вошел, — добавил старик. — Я знаю, как выглядят те, у кого есть дар, — он глянул на Лилу. — Вот у тебя есть.