— А почему бы и нет? На таком близком расстоянии оба корабля будут размолочены в щепки, и они это понимают. Но у нас пятнадцать пушек против их шести. Зарядите все стволы: шесть — цепями и картечью, чтобы смести все с палубы, девять — тяжелыми ядрами. Из них четыре наведите на их пушечную палубу, а пять — на ватерлинию.

Лицо Ханберри побледнело, но когда его люди высыпали на палубу, он стал отдавать нужные приказы. Они бросились на пушечную палубу к своим орудиям.

— Как называется их корабль, капитан? — спросил я. — Отсюда мне не разглядеть.

— «Хейда».

— Эй, на «Хейде»! — закричал я. — Сдавайтесь немедленно, не то мы вас потопим!

Наступило долгое молчание.

Наконец чей-то голос откликнулся:

— Кто это говорит? Где капитан Дюваль?

— Барнабас Сэкетт говорит, а ваш Дюваль висит на сосне, и все вы там повиснете, если не сдадите корабль.

Какой-то человек выбрался из-за снастей на открытое место.

— Сперва я тебя в аду увижу! — крикнул он. — Мы захватили ваш корабль один раз — и снова захватим!

И никаких признаков Пайка.

— Эй, вы все там так думаете? — Мой голос легко покрывал небольшое расстояние между кораблями. — Если не хотите умереть за человека, который говорит от вашего имени, так сбросьте его в воду. Если он не окажется в воде, пока я сосчитаю до трех…

Я увидел, как там, пригибаясь за фальшбортом, бегут к пушкам люди.

— Эй, минутку! — крикнул тот же голос. — Давайте-ка обсудим!

— Огонь! — ответил я.

Галион резко содрогнулся, отдача бортового залпа накренила нас, потом корабль качнулся обратно. Я, упершись ногами в палубу, вцепившись рукой в штаг, пытался рассмотреть что-то через клубящийся дым.

— Зарядить номера третий, четвертый и пятый картечью! — приказал я. — Приготовиться к залпу по команде!

Ко мне бросился Ханберри.

— Они же сдавались! — гневно кричал он. — Они были готовы сдаться!

— Они готовились стрелять, — коротко ответил я, — пока он болтал.

На пиратском судне какой-то человек пробежал к носу и прыгнул в воду, за ним еще двое.

Когда дым немного поднялся, мы увидели, что грот-мачта упала, оснастка в нескольких местах снесена начисто, а в борту орудийной палубы зияют громадные дыры. Через пять отверстий на уровне ватерлинии внутрь хлестала вода.

— Черт вас побери! — кричал Ханберри. — Будьте вы прокляты, негодяй! Они сдавались!

Из сосняка появились человеческие фигуры — это Пайк с товарищами бежал к воде. Где-то дальше по берегу, вне нашего поля зрения, внезапно послышался лязг оружия, звуки выстрелов и крики.

Шум прекратился так же внезапно, как и возник. А потом, несколько минут спустя, из-за кормы «Хейды» показалась шлюпка.

Я повернулся к Ханберри и навел на него пистолет.

— Я возьму ваше оружие, капитан, — сказал я вежливым тоном. — Когда все будет кончено, я вам его верну.

— Будь я проклят, если позволю вам это! — буркнул он.

— Вы предпочитаете повиснуть на рее? — поинтересовался я очень миролюбиво.

Он, ругаясь, отдал мне пистолет и шпагу. Это была дворянская парадная шпажонка, отнюдь не то оружие, которое требуется человеку в таких местах, — но все-таки оружие.

Тем временем Пайк с товарищами оказались у нас на палубе.

— Простите за задержку, капитан Сэкетт, но у них там был отряд на берегу, и мы потеряли несколько человек, пытаясь прорваться. Пришлось ждать, как вы и велели.

Флейта по-прежнему не было видно.

— Соберите все оружие, — сказал я. — И сделайте для раненых, что сможете.

Они быстро взялись за работу. А я, повернувшись, оглядел галион. Никаких повреждений видно не было. Кажется, Дюваль и его люди захватили фламандский корабль без борьбы.

«Хейда» все сильнее кренилась на правый борт.

Вернулся Пайк.

— Что случилось с флейтом, капитан? Он что, так и не пришел?

— Мы его найдем, Пайк. Давайте-ка поговорим с Ханберри, и будьте рядом, когда переговоры кончатся.

Нелегкое дело было разобраться в том, что осталось. «Хейда» превратилась в развалину — не то чтобы хороший моряк не смог привести ее в мало-мальский порядок, но это потребовало бы много времени и очень много упорного и тяжелого труда.

Наш бортовой залп убил на «Хейде» около дюжины человек, и большинство убитых были те, кто бросился наводить на нас пушки. Раненых оказалось больше — дюжины полторы, с ранениями разной тяжести, некоторые фламандские парни получили в драке раны и царапины, хотя, впрочем, ничего особо серьезного.

Когда мы сели за стол переговоров с Ханберри, он пребывал в отнюдь не хорошем настроении.

— Это низкое обращение! — негодовал он. — Я честный купец, с честной командой. А что вы собой представляете, Сэкетт?

— На данную минуту — похоже, пират. Может, точнее будет сказать, приватир, хотя должен признаться, что каперского свидетельства у меня нет.

— Извольте вернуть мне мой корабль, или я позабочусь, чтобы вас повесили!

Его заявление заставило меня улыбнуться — я ведь и так рискую своей шеей. Проблема, представшая передо мной, оказалась не из простых, а я был вовсе не в том настроении, чтобы решать проблемы. Я хотел только снова ощущать под ногами палубу хорошего корабля и снова оказаться на пути к Земле Рэли. Но единственным доступным кораблем был сейчас галион Ханберри. Имея его в своем распоряжении, я могу вернуть флейт, спасти Лилу — если ее требуется спасать — и вновь устремиться к месту встречи с Абигейл и капитаном Темпани.

— Вернуть ваш корабль? — проговорил я. — Но у вас нет корабля, Ханберри. У вас его отобрали, и, помнится, когда я здесь появился, над вами нависла угроза быть ободранным заживо. Вы потеряли свой корабль, капитан. Вы чуть не потеряли свою жизнь — а заодно жизни ваших людей. А я отбил корабль не у вас, а у Дюваля, который висит над нами.

У вас кровь вместо воды, капитан. Вы побоялись сражаться, побоялись стрелять, побоялись оказывать сопротивление — вы даже побоялись не оказывать сопротивления. Мой вам совет: когда сойдете на берег — если доживете до этого — там и оставайтесь. Найдите себе лавку в городе, где хорошая ночная стража, и всегда с заходом солнца держитесь под крышей и за запертой дверью.

Поймите это, капитан: вы свой корабль потеряли. У вас нет корабля. Он принадлежал Дювалю, а теперь принадлежит мне. И что будет с вами дальше, зависит от моего решения — я могу принять решение оставить вас здесь с Дювалем, чтобы вы улаживали дела между собой.

О, как он меня ненавидел! Он ненавидел меня не только за то, что я сказал, — нет, больше за то, что я сделал то, чего сам он не сделал.

Не знаю, хороший ли я человек. Знаю лишь, что я — человек, который хочет выжить, а чтобы выжить, мне приходится пускать в ход и смекалку, и силу.

— Если я смогу воспользоваться этим кораблем, чтобы вернуть себе флейт, я это сделаю. Есть причины, из-за которых такая попытка должна быть сделана. Если же она мне не удастся, я поплыву туда, куда мне нужно, на этом корабле.

— А что вы сделаете с нами? — спросил он.

Ответить на этот вопрос я предоставил его воображению. Когда я впервые увидел, как он сидит, связанный, и смотрит на Дюваля с презрением, он мне показался отважным человеком. А на самом деле он отважным не был — был только мастером языком поболтать да ненавидеть, не имея и капли воли на то, чтобы сражаться, как должно.

Сейчас у меня шестнадцать человек. У Ханберри — не меньше двадцати, но несколько из его людей уже стали в один строй с моими и в сражении, и в работе.

Позже я выложил им все это прямо и честно.

— Я хочу вернуть свой флейт. Если я его получу, это судно мне не будет нужно. Но груз принадлежит мне, как военный трофей. Если захотите плавать со мной и уйти отсюда со мной вместе, когда у нас будет флейт, будете вознаграждены. Я могу пообещать вам драки, надежду на богатую добычу и шанс вернуться домой. Если же предпочтете остаться с ним, спорить не стану.