— Но это же двадцать четыре доли?

— Ха, ловко считаешь, Каржас, молодец. Еще одна доля идет или на помощь раненым, если надо будет, или как команда приговорит — самому шустрому и полезному. И вот еще что. Если кто-то сможет поднять очень ценную добычу, то команда может решить оставить его без общей доли. Все по справедливости.

— Ясно. Буду иметь в виду. — Не очень понятно, в чем тут справедливость, но логика понятна. Получится хапнуть большой куш, не егози и не требуй еще кусок.

Ветер продолжал радовать и гнал нашу барку вверх по течению реки. Шли до глубоких сумерек и только когда на темнеющем небосводе стали появляться первые звезды, спустили парус и встали на якорь. Егеря вышли на берег и развели костры. Меня первым делом отправили собирать хворост. В ночном лесу было очень темно, но каким-то чудом смог найти поваленный ствол. Точнее, моя нога нашла, крепко приложившись о бревно. Хорошо, что ботинок крепкий, а так бы пальцы точно отшиб. Ухватил и приволок лесину прямо к огню. Всё, мой служебный долг исполнен.

Пока одни кашеварили, другие готовили лагерь к ночлегу, заметил, как мучительно медленно карябает сержант что-то карандашом в блокноте при свете небольшой свечи. Лицо его выражало настоящую муку. Невольно посочувствовав ему, подошел и заглянул через плечо.

— Каржас? Чего смотришь? — с неясной пока интонацией тут же спросил Худ. Мне даже показалось, что он рад отвлечься от писанины.

— Простите, сержант, я не знал, что это секретное дело.

— Хмм, ничего секретного. Майор приказал заносить ежедневно наблюдения и на карте отмечать все места, в которых увидим что-то подозрительное. А я, видишь, так растак, писать не мастак. Читать то выучился хорошо, а это дело так и не освоил толком. Ты случаем, не учен письму? — С внезапным озарением поинтересовался Худ.

Врать командиру было просто не возможно. Предчувствуя грядущие проблемы, честно признался.

— Учился. Я школу окончил в Ардайле. Так что писать хорошо умею. И считать. И карты понимаю.

— Тогда слушай мой приказ, — без лишних раздумий распорядился Худ. — Назначаю тебя, новика-кандидата Каржаса писарем отдельной егерской команды. И не переживай особо, за твой труд накину крону в месяц. Неплохая прибавка.

— Есть, — уже куда бодрее откликнулся я. Перспектива за так тянуть дополнительные обязанности мне совсем не улыбалась, но крона серебром, это ведь двенадцать крон за год. Отличный приварок.

— Тогда так. Будешь каждый вечер заполнять книжицу, записывай туда кратко, сначала я тебе сам буду диктовать. И на карте будем помечать. А как вернемся в крепость — станешь ведомости заполнять, письма и отчеты писать. Работа не пыльная. Зато будешь в курсе всех секретов, хех. Вот ведь какова польза от образования…

— Понятно.

— Давай, садись и пиши. На чем я там остановился?

— … прошли семь верст до форта номер четыре, господин сержант.

— Ага, тогда так…

Вот так я и стал писарем у сержанта Худа. Что ж, худа без добра не бывает. Хех.

Утро не принесло неожиданностей. Ежась от прохлады и речной сырости, егеря умывались и быстро жевали свой завтрак. Потом снова загрузились на борт. К тому времени солнце поднялось над вершинами сосен, и подул ветерок. Парус наполнился и потянул барку дальше на запад. Благодать. Честно, думал, придется садиться на весла. Через пару часов пути мы вышли к озеру. Дальше на запад и север высоко вздымались вершины гор, а вот с юга и востока водоем окружали холмы, по левую руку от нас, на южном берегу, занимая добрую половину большого холма, мрачно чернели руины крепости. Вид они имели явно заброшенный и нежилой. Разве что дикие птицы во множестве облюбовали стены и башни. Само озеро сияло чистой водой, отражая небесную синь и рассыпая солнечные блики по кротким волнам. Красота. Почти правильный круг верст десять в поперечнике и к тому же глубокое, дна даже сквозь такую прозрачную толщу не разглядеть.

Долго наслаждаться видами нам не дали. Подошли к изрядно порушенному причалу, ловкий матрос соскочил на каменный пирс и поймал конец, брошенный с барки. Мы сгрузились на берег и постояли, наблюдая за уходящей вниз по течению баркой. Впереди две недели лесного пути по диким краям. Подробно осматривать местность сержант не стал. В крепость отрядили двух егерей, просто для проверки — нет ли следов и отметин новых внутри. Легионеры быстро вернулись. Никаких новостей. После этого команда привычно построилась и тихо зашагала в лес.

Отряд шел четким, давно отработанным построением. Нас восемнадцать плюс сержант и у каждого свое место. Впереди головной дозор. Четверка разведчиков во главе с капралом, из числа самых опытных ветеранов, притом глазастых и быстрых. Их задача успевать первыми. При любом раскладе. А там как пойдет. За головным дозором группа управления с сержантом Худом, парой самых метких стрелков, егерским санитаром-медиком и мной, порученцем, связным, писарем и просто новиком, которого на серьезное место ставить рано. Отстав на десяток шагов от нас, шли правый и левый дозоры. По три егеря в каждом. Их задача понятна, если дойдет до драки, держать свою сторону или обходить врага по флангам. Командуют там старшие егеря Садр и Трой. Замыкал цепочку тыловой дозор. Трое бойцов и капрал Ансельм. Если надо идти назад, отряд не станет переползать и меняться местами, все просто повернутся и тыловой дозор сразу станет головным. Всего делов.

У разведчиков кроме винтовок есть и метательное оружие. Ножи, топорики, у одного даже копьецо короткое, с широким длинным наконечником и с отличным балансом. Носил он его в чехле за спиной. Довелось посмотреть, как этот копьеносец со своим оружием работает — что и говорить, просадил дерево толщиной в полфута, не меньше, насквозь одним броском. Если такое прилетит, «счастливчик» не жилец, это не пулю словить. Не знаю, где он такое раздобыл, может, в его краях так принято? Но главное, бесшумность. Разведка должна первой заметить врага и постараться сразу его уничтожить без лишнего шума.

Командиром у них тот самый капрал Вирет, страстный любитель огнестрела. Кроме винтовки и ножей у него за спиной двуствольный обрез ружья изрядного калибра — лупар — волчья смерть, снаряженный картечью. Так сказать, средство усиления для боя накоротке. У четвертого бойца в головном дозоре в специальном подсумке лежали две гранаты. Большой пользы от них в лесу нет, зато шуму и дыма в случае чего — хватит, чтобы успеть сменить позицию и занять подходящее укрытие. Это бывает важно, если противник все же успел первым. Тыловой дозор, по сути, копия головного. Их периодически выводят вперед, чтобы дать отдых основной группе разведчиков. Всю эту науку мне коротко пояснил сержант еще на барке и на нашей первой стоянке — у озера.

«Запоминай Каржас. Правила имперских егерей-федератов. Слушай, не перебивай. Будут вопросы, потом задашь». И началась лекция. Все сказанное отложилось в памяти сразу и накрепко. Опыт охотника в этом деле сослужил хорошую службу. Читать следы, слушать лес, тихо передвигаться. По сути, егеря и были охотниками, выслеживающими свою жертву. И очень метко стреляющими. Вот только добычей их были не звери, а люди. Вооруженные, готовые убивать. Самая сложная и опасная цель. Потому и правила в походе были очень строгими.

Пока отряд на тропе, все соблюдают тишину. Тем более никто не курит, не отвлекается. Про выпивку и думать невозможно. До возвращения в крепость — сухой закон. Егеря в лесу вообще больше знаками или шепотом переговариваются. Лес шума не любит. Но на стоянке — вечером, после того как выставят посты вокруг — есть время и для разговоров вполголоса.

Длительная ходьба по лесам и горам даже сопряженная с необходимостью постоянно бдить за «своим» участком окрестностей отлично способствует размышлениям. А что еще делать то? Ноги сами шагают, глаза и уши отслеживают все вокруг считай, что сами по себе. И голова остается свободна для мыслей. Правда, к вечеру от усталости в ней остается только одно — поскорее бы пожрать и завалиться спать. Но вот утром, после отдыха и кормежки настроение бодрое и благодушное. Тем более окрестности на диво хороши. Смолистые ароматы огромных то ли кедров, то ли сосен — у нас в Ардайле, да и нигде в Империи такого не встречал, запахи прелой хвои и мха, мягко пружинящих под ногами — зеленоватый сумрак и звуки лесной жизни. Все это не могло не настраивать на философский лад.