И вот. Шестнадцатое июня одна тысяча сто восемьдесят второго года от рождения Христа или пять тысяч восемьсот девяносто пятого года от сотворения мира, согласно местным представлениям о прекрасном. Сегодня день рожденья Кайла Фернана Соллей. Мой день рожденья.

Мать всех святых, да у меня никогда не было дня рождения!

Издерганный за последние дни, утром рассказал про дату Снорре, тот молча кивнул, как будто понял больше сказанного и ушел. Как оказалось – в Спарту.

Бывает, не понимаешь, что делать. Падаешь, тебя подхватывает окружающие, тащат куда-то. Они-то твердо знают, как поступить.

Вечер. Полупустой зал. В дальнем углу нещадно пьет старпом англского королевского почтового судна Святая Марта. Местные грузчики поглощают самое дешёвое кислое пиво без грюйта или подкисший сидр, мы сидим вчетвером за уединенным столиком, накрытым Валентиной, меня поздравляют, я неуверенно киваю, Снорре подарил мне новый ремень, который оказался не по размеру, Валентины – перчатки из тонкой телячьей кожи.

Глубокий вечер. Неторопливый разговор ни о чем. Как в странной сказке в трактир вошел отец. Я устал удивляться. Это не было каким-то сюрпризом от Валентинов. Как потом выяснилось, отец специально торопился ко дню рождения. Расспросил в городе, в хлебной лавке, там знали и меня, и где я, хотя не припомню, чтобы знакомился с тем торговцем. Отец привёл отряд, не только Гюнтер с Людоедом, но и ещё двоих смутно знакомых воинов, какую-то тётку-служанку и Флави. Красивая, круглощекая, медноволосая, пополневшая от беременности, серьезная и молчаливая.

Айон снял на всех две большие комнаты, погнал спать, и сам было пытался уйти, но я его удержал. Как-то все интуитивно поняли, что нам надо поговорить, оставили нас одних. Поборов желание скрыть историю про нордов, аккуратно вывалил ему на голову про северян, поиски нового дома, про то, как ходил просить за них у Ангелины Бюж, про её ответ, про совет Гильома забрать их себе. И о том, как единолично принял решение предоставить им новый дом на берегу Слепой бухты в землях Соллей.

Я подготовил целую речь, сложный диалог, с возражениями, аргументами и контраргументами, спором, доводами и отступлениями. Отец меня удивил. Он посмотрел долгим взглядом, потом как-то наклонил голову, неуловимо улыбнулся и кивнул.

- Ладно.

- Что ладно?

- Ладно. Пусть будут норды. Город. Это же моя мечта была. Здорово, если до моей смерти ты сможешь её воплотить.

- Ты не будешь спорить, ругаться? Говорить, что у меня не получится?

- Кхе. Знаешь, иногда родители верят в своих чад больше, чем те сами в себя. Мой ответ тебе – ладно. Если угодно, я барон Соллей, благословляю тебя и этих твоих проходимцев на строительство поселения. Давай теперь расскажу свою историю.

Последовательно и с расстановкой, отец повествовал, как они не без приключений добрались до Норбонн-Порта. Город входил во владении Императора Римской империи Барбароссы, куда его внимание объективно не дотягивалось. Жил посёлок по своим порядкам, то есть - царил бардак. Крестоносцы, купцы, воры, крестьяне, евреи, монахи, византийские контрабандисты. Найдя палача и его дочь, удостоверившись что вся история правда, Айон деятельно опросил настоятеля того госпиталя, нашел место временного захоронения Аластриона. Со святой земли с рыцарем Соллей вернулись трое раненых, но вполне живых пехотинца-эспье. Тогда отец разыскал тех троих, которые не вернулись домой, не то от стыда, не то от разгильдяйства, а осели в городе. Поговорил с каждым, и двое пожелали вернуться. Третьего благословил в его новой семье и новом доме, отпустив с миром, освободил от клятвы верности и служения - фуа.

Отец решил, что внук или внучка не родится бастардом. Для этого он просил у палача выдать дочь замуж за своего сына. Натурально, за покойного Аластриона. Палач, тем временем уже уговоривший немолодого вдового приятеля - стражника забрать «порченую» дочку, решительно отказался. Они даже чуть не подрались. Потом будущие родственники помирились, палач, видимо прикинул, что породниться с целыми баронами довольно почетно и выгодно, а иметь благородного внука – тем более. Только не понял, как отец сбирается такое провернуть.

Айон Соллей обладал огромной пробивной силой. Достаточно быстро уговорил настоятеля одной из церквей обвенчать покойника Аластриона и Флави, дочку уважаемого палача. Совершенно серьезно, моего мертвого брата женили. У алтаря была невеста в платье, собственно гроб с принаряженным женихом, оба отца и вся процедура, безусловно потребовавшая некоторой коррупционной составляющей – была абсолютно законна, отец даже стребовал с настоятеля официальный документ – «бумагу».

Теперь Флави законная вдова Аластриона Ферре Соллей, что вернуло ей психологический покой, избавило от пожилого пьющего стражника-мужа и отправило в путешествие на север. Медленное, ведь она была на последних сроках беременности, в сопровождении специально нанятой до самого замка одинокой тётки-повитухи, вредной Аннет. Вместе с законопаченным гробом покойного супруга, воняющего сурьмой, смолами и мышьяком.

Когда отец закончил свой удивительный рассказ об особенностях местного брака, семьи и коррупции, я честно пересказал историю с побегом, подделкой документов на аббата, в некоторые моменты он ощутимо закатывал глаза, но молчал, рассказал про поиск на морском дне казны судна, а эта история его заинтересовала куда больше, про наем фриманца, потом про нападение воров и сожжение их гильдии.

К моему удивлению, Айон ни словом, ни жестом меня не осудил. Поджал губы. Забарабанил пальцами по столу. Загрубевшая кожа на пальцах шелестела от движений. Сказал, что Соллеям никто не смеет грозить, ни герцоги, ни короли! А если есть на моих руках чья-то безвинная кровь, то надо дома исповедаться капеллану Херву, тот на меня наложит епитимью, которую надо выполнить и всё. До тех пор молчать. Как и про архитектора.

- И едем домой. Судно присмотрел?

- Разве что англский почтовик, в конце зала его старпом спит пьяный. Вон тот, оперся лицом о стол.

* * *

Аврора, дочь старейшины рыбников недовольно смотрела, как Снорре безуспешно пристраивает длинную жердину в камни. Та безвольно падала.

- Хрен свой так втыкай, чтоб детей не было. Руки что ли из жопы? – проворчала она, отняла и установила палку. Это будет ориентир входа в пещеру.

Проша вечность. Если точнее, девять дней. Отец договорился с капитаном почтовика, ушлым, скупым, но умелым мореходом и таким же пьяницей, как и его старпом. Мы шумно попрощались с Валентинами, обнимались, хлопали по спинам. Собрали барахло, погрузили медь, отец настоял, чтобы мы вывезли всю до крошки, хотя тоже не знал, что с ней делать. Я написал прощальное письмо Гильому, помахал рукой теплому приветливому Аркошонскому заливу и стране Бюжей. На север. Путешествие было простым и не таким опасным, как прежнее. Крупное, изящное судно летело как птица, экипаж делал всё сам, к наличию пассажиров здесь привыкли. Мореходы помалкивали, но капитан явно забирал деньги за проезд в личный карман, взамен позволяя своим морякам возить контрабанду.

Почтовик не стал заходить в Конкарно, эту, как они выразились «вонючую грязную лужу», зато стал на якорь в Слепой бухте, за дополнительную плату моряки доставили нас лодками со всем грузом вверх по Одд до самого замка, заодно набрали себе пресной воды.

Там оказалось, что моё случайное видение насчет матери не было ошибочным. Мама была беременна. Что? Моя матушка ждет ребенка. Вот тебе и новость! Она радостно встречала невестку, обняла и чмокнула меня в щеку, а вот какие-то там норды, поселение, её никак не волновали.

Отец был в некотором шоке от этой новости. Я тоже. Как привыкнуть к мысли, что у меня будет брат или сестра, в придачу к племяннику? Устроили пир, но это скорее для остальных. Родители много разговаривали, иногда поглядывая на меня. Слуги суетились. Улыбки скользили на лицах. Все ощущали, что дела Соллей пошли на лад.

Посреди торжеств и приветственных объятий, похоронили Аластриона. Как и положено, отец сказал скупые, но важные слова, разговаривая скорее с ним, чем о нём. Все молчали. Брат занял своё законное место в Старой башне.