Улечу я на звезды. Вот, чёрт подери, завтра спустится исследовательская капсула нейтралов. Случайно. Захвачу её, улечу. И что? Я перестану быть мобильным одиночеством? Моего дома нигде нет. Нет моего рая. В этом мире хорошо и спокойно не бывает никому.

Ошибка – считать, что можно уехать из плохого места и станет всё хорошо. Любое место плохое, в любое место притащишь себя.

По крайней мере, тут всем хреново. Есть несколько человек, которым я могу помочь. Не жду благодарности, я делаю это для себя и потому, что сам считаю это правильным. А эта, пропахшая плесенью, снятая внаем хибара, единственный дом во всей вселенной, где моё место.

Познание и признание самого себя – ключ к личному счастью. Как большой ржавый ключ в кармане Снорре. Есть в наличии – только пока не срабатывает.

- Где бы ты хотел жить во всем мире, если бы мог выбирать, Снорре? – прервал я длительную тишину и свой внутренний монолог.

- Ну, – после некоторой паузы ответил слегка окосевший голос саттеля. – Мне здесь нравится. Берег. Нордская кровь во мне любит море, это не отнять. Хоть всю жизнь до стариковства проживи в горах или степи, помирать всё одно приду к морю. Тут тепло. Просторно. Не воняет, как в Конкарно. Вот в таком домике бы жил. Корову бы завел. Или даже две. Девку жопастую. Я б её не обижал. Любил бы. Не ушел бы, как этот крысёныш с бешенными глазами. Детям бы выстругивал фигурки из дерева, как дед. Звезды тут красивые до жути. Пойду поссу.

- Гм. Сходи, конечно. Я попозже. Сумку постерегу. Завтра надо будет на рынок пойти, скупиться по твоему списку. О цене – опять ты будешь спорить.

Дверной замок починили. Для этого пришлось снять с петель дверь, которая, упав, чуть не пришибла норда. Сняли, совместно отковыряли крепления. Механизм просто распался на части.

Я дивился примитивности частей замка и тем, что его можно открыть буквально погнутым гвоздем.

Рано, ещё до рассвета – норд проснулся, стал ходить, копошиться, как гигантский ворчливый крот и разбудил меня. Сонные, с бодуна, я не умытый, поплелись на рынок покупать по списку, который находился в нечёсаной голове Снорре (тоже неумытой, но для него это обычное состояние).

Ведро, лопата (зачем нам лопата?), мотыга (а мотыга зачем?), кастрюля, несколько ножей, вилка одна – для меня, деревянных лопаток-ложек сразу шесть (зачем шесть?), тарелки, миски глиняные. Сковорода, котел для воды, совок, тачка чтобы всё это везти (все равно не влезло). Войлочные одеяла, тут мы разгулялись, брали большие, с рисунком. Тюфяки новые. Лохань, слишком маленькая чтобы мыться, видимо для стирки. Масляные лампы сразу две и масла к ним. Инструменты, топор, какое-то шило, легкий молоток. И далее по списку. Всё придирчиво по десять раз осматривалось нордом. Частенько он нюхал товар и из этой понюшки делал для себя какой-то вывод.

Снорре остервенело торговался за каждое медное денье. Через час нас знал весь рынок. Несколько мальчишек были наняты оттащить купленное в таверну Спарта.

Только потом мы завтракали на открытой площадке, кормила Валентина, слушая сбивчивый рассказ норда про дом и похождения по рынку.

Ещё позже чистили механизм замка. Продували. Мне в глаз попал кусок ржавчины. Скребли ножами. Снорре мазал их вонючим горным маслом из пузырька. Собрали назад, вставили дверь, что оказалось намного труднее, чем снять. Ведь надо попасть сразу на две уродливо кованые дверные петли, ругаясь и балансируя огромной дверью, чтобы она опять не рухнула.

Когда поставили, оказалось, что забыли смазать петли и они протяжно скрипят. Ругаясь на смеси нордского, фламандского и всеобщего, приподняли дверь, исправили свою оплошность.

Чистить колодец, несмотря на протесты норда, наняли местных забулдыг. Заперли дом на все ставни и двери, оставив работников делать работу, отправились к Валентинам.

- Я трудилась сестрой медицины в госпитале Святого Мишеля в Бордо, когда Валента на тележке привезли. Он друга полез доставать из бухты, сам чуть не утонул. Пьяный. Воды нахлебался, синий весь, ему дружки ещё и ногу вывихнули. Как пришел в себя, стал приставать, давай мол познакомимся. Ты Валентина, я Валент, смотри как здорово.

- А разве сестры милосердия не дают обет безбрачия? – удивился Снорре.

Валентина закатила глаза и явно заранее заготовленными словами ответила.

- Да кто вам вообще это рассказывает. Сестры медицины и сестры милосердия, которые монахини, это две большие разницы. Притом даже из монахинь можно преспокойно уйти, с настоятельницей договариваешься и всё. Это только пока монашка, ничего нельзя. И то у них там всякое случается. А мы так вообще, учимся и работаем, мы к монастырю постольку - поскольку. Понятно тебе? Надо будет ваш дом посмотреть. А то может купим, будем гостей пускать и как склад.

- Удобнее было бы дом Гаткси купить, он же через забор от нашего – глотнув вина, высказался Валент.

- Да что ты заладил со своим Гаткси, ну не хочет он продавать, ты ж его сто раз спрашивал. Можешь пустырь за домом застроить, ничейный, если тебе так надо, чтобы рядом было, а то сидишь.

- Ну, Валентина Алессандро!

Я помалкивал. Сегодня снял плащ с родовым гербом и дурацкую гербовую брошь, которую всучил отец. Без них не было очевидно, что я барон и люди не шарахались от меня, как от чумного. В конце концов большинство предпочитают носить знаки различия, чтобы окружающие их боялись и уважали. Я же не взял с собой даже меч, только лишь под накидкой два ножа, клинки всего в две ладони.

Так что с виду - обычный путешественник.

Другое дело, что норд непрестанно таскает с собой те самые топоры «скрытого ношения» из истории с Вороньим замком. Очень он к ним привык, подозреваю, что и спит с ними. Безоружными нас никак не назовешь, саттель свою роль телохранителя блюдет ревностно.

Вечер, открытая площадка, рядом горит очаг, на нём ловко подвешена сковорода, где для нас томятся куски мяса. И какие-то сверчки орут так, словно пытаются докричаться до звезд.

Снорре принялся сбивчиво пересказывать про конец света. Грек во время похода на Коте рассказывал, что когда-то давно был конец тысячелетия и народ на полном серьезе ожидал обещанного конца света, имущество свою продавал, в монахи уходил.

А конца апокалипсис не произошел, церковники сказали, что они-то ничего подобного не обещали, наоборот, молились, чтоб пронесло. И полюбуйтесь, получилось. Извольте жить дальше и не забывайте про церковную десятину.

* * *

Колодец так и не почистили. Когда вечером вернулись домой, обнаружили пьяных работничков, грязь и инструменты. Всё в куче, мужички спят прижавшись друг к другу. Пьяные, конечно. Козлы нерадивые. Клятвопреступники. Эту мысль высказал им Снорре, когда выкидывал по одному с участка, последовательно и деятельно отыскивая всё до последнего инструмента, даже ведро и кусок грязной веревки. Выкинул, потом достал топор, красноречиво помахал перед носом их вожака и пообещал поотрубать уши, если они вернутся завтра.

Наутро, опять похмелье. Сами стали чистить колодец, как и описывал Снорре. Без посторонней помощи, причем никого уже не смущал мой баронский статус. И водой действительно иногда плюхало на голову норда.

Чтобы мой спутник не замерз, и мне не пришлось его снова лечить, вместе с очередным пустым ведром спустил ему вина и дело пошло веселее.

К полудню мы были слегка пьяные, мокрые, голодные как звери, перемазанные грязью и глиной. В таком состоянии пошли купаться на море.

Снова кривая улочка, редкие прохожие смотрят лениво и без интереса, море дышит впереди. Как и в первый раз, оно чувствуется как огромное живое существо. Дорога без всякого предупреждения заканчивается, распадаясь на несколько тропинок. Ориентируясь по наитию, выходим к задней стене какого-то склада, где неизвестный шутник нарисовал непропорциональную большегрудую женщину в морских волнах. Оказываемся на площади перед пирсами.