– Ищу умывальную. Я испачкала руки. Они липкие, и это ужасно неприятно.

– Где вы их испачкали?

– Там. – Она неопределенно махнула рукой.

– Но умывальная в противоположном направлении.

– Подумать только! Я опять заблудилась. – Она поглядела на него с любопытством, склонив к плечу голову, как птица. – А откуда вы знаете, где умывальная?

– Я бывал тут прежде. Вы говорили со мной и обещали прислать официальное приглашение через Каприота.

– Боюсь, что ничего не получится. Каприот у меня больше не служит. На сей раз он слишком много себе позволил, и я велела ему убираться до захода солнца... Вы, наверное, думаете, что это настоящая кровь?

– Да, – сурово сказал Куинн. – Да, это кровь.

– Глупости! Это сок. Какой-то сок, в который Каприот влил крахмала, чтобы подшутить надо мной. Дерзкая и жестокая шутка, вы не находите?

– Где он сейчас?

– Там.

– Где?!

– Молодой человек, если вы будете кричать на меня, я прикажу вас выпороть.

– Мать Пуреса, это очень важно, – сказал Куинн, пытаясь смягчить голос, – кровь настоящая.

– Вы все-таки попались на его удочку. – Она коснулась пятна на груди, которое уже потемнело и начало засыхать. – Настоящая кровь? Вы уверены?

– Да.

– Боже, он не поленился собрать настоящую кровь и облиться ею с головы до ног! Какая обстоятельность! Откуда он ее взял, по-вашему? Из барашка или из курицы. А, я поняла! Он сделал вид, что принес себя в жертву на алтаре... Куда же вы, молодой человек? Не бегите, вы обещали сказать мне, где умывальная.

Она смотрела ему вслед, пока он не исчез за деревьями. Солнце било ей прямо в лицо. Закрыв глаза, она вспомнила просторный старый дом своей юности, с толстыми кирпичными стенами и черепичной крышей, не пускавшими внутрь зной и уличные крики. Какой там царил порядок, как было тихо и чисто! Ей не приходилось думать о грязи и крови. Она ни разу не видела настоящую кровь до тех пор, пока Каприот... "Соберись с духом, Изабелла. Каприота сбросила лошадь, он мертв".

Она открыла глаза и крикнула в отчаянии:

– Каприот! Каприот, ты умер?

По дороге к ней спешили Учитель, толстая, низенькая женщина с вечно обиженным лицом, которая приносила завтрак, и Брат Венец со злыми глазами. "Пуреса!" – звали они, но это было не ее имя. У нее было много имен, но такого среди них не было.

– Я – дона Изабелла Констансиа Керида Фелисиа де ла Герра. Обращайтесь ко мне правильно.

– Пойдем с нами, Изабелла, – сказал Учитель.

– Ты приказываешь мне, Гарри? Помни, ты всего лишь продавец из бакалеи. Где у тебя начались видения? Среди банок с крупой?

– Пожалуйста, успокойся, Пу... Изабелла.

– Я все сказала. – Она гордо поглядела вокруг. – И теперь прошу показать мне дорогу к умывальной. У меня на руках какая-то кровь, ее нужно немедленно смыть.

– Ты видела, как это произошло, Изабелла?

– Что я должна была видеть?

– Брат Ангельское Терпение разбился.

– Конечно, разбился! Неужели он думал, что полетит, если будет махать руками?

Тело лежало там, где сказала Мать Пуреса, – перед алтарем. Лицо погибшего ударилось о выступавшие из земли камни, и его невозможно было опознать, но Куинн видел у сарая машину – зеленый "понтиак" – и знал, что это Джордж Хейвуд. Ему стало невыносимо жаль и Хейвуда, и обеих женщин, которые проиграли битву за него и никогда не простят друг другу поражения, как не простили бы победы.

Кровь уже перестала течь, но тело было еще теплым, из чего Куинн заключил, что смерть наступила не более получаса назад. Обритая голова, босые ноги и такое же, как у остальных обитателей Башни, одеяние свидетельствовали, что Хейвуд пришел сюда насовсем. Но как долго он здесь находился? С тех пор, как попрощался с Вилли Кинг и уехал из Чикото? В таком случае кто помог Альберте Хейвуд бежать из тюрьмы? Или они собирались укрыться здесь вдвоем?

Куинн потряс головой, словно отвечая на вопрос, сказанный вслух кем-то невидимым. "Нет, Джордж никогда не выбрал бы в качестве укрытия Башню. Скорее всего он слышал от Вилли, или от Джона Ронды, или от Марты О'Горман, что кто-то из живущих тут интересуется О'Горманом. Он не стал бы прятаться в месте, о котором известно мне. И вообще, зачем ему прятаться?"

Смерть, странное окружение, вид и запах свежей крови вызывали у него тошноту, и он поспешил на лужайку перед Башней, хватая ртом воздух, будто пловец, вырвавшийся из-под толщи воды.

Сестра Смирение и Брат Венец вели по тропинке Мать Пуресу, оживленно говорящую по-испански. За ними понуро шел Учитель.

– Отведите ее к себе и вымойте, – сказал он, – только осторожно, у нее хрупкие кости. Где Сестра Благодать? Пусть она вам поможет.

– Сестра Благодать нездорова, – сказала Сестра Смирение. – У нее что-то с желудком.

– Тогда сделайте сами что сможете.

Когда они ушли, он повернулся к Куинну.

– Вы оказались здесь в недобрый час, мистер Куинн. Наш новый Брат умер.

– Как это произошло?

– Я молился у себя в комнате и не видел, но, по-моему, это очевидно: Брат Терпение был несчастным человеком, бремя забот оказалось ему не по силам, и он покончил с ними способом, который я не могу оправдать, но который вызывает у меня глубочайшее сострадание.

– Он бросился с Башни?

– Да. Наверное, я виноват в том, что недооценил степень его отчаяния. – Вздох Учителя скорее напоминал стон. – Если это так, пусть Господь простит меня, а ему ниспошлет вечное блаженство.

– Если вы не видели, как он прыгнул, почему вы так быстро спустились?

– Я услышал, как закричала Мать Пуреса, выбежал на галерею и увидел, что она стоит над телом Брата и кричит, чтобы он перестал притворяться и встал. Когда я окликнул ее, она убежала. Я спустился вниз и, убедившись, что ничем не могу помочь бедному Брату Терпение, поспешил за ней. По дороге я встретил Сестру Смирение и Брата Венец и попросил их помочь.

– Значит, остальные еще не знают о Хейвуде?

– Нет. – Учитель глотнул и вытер рукавом пот с лица. – Вы... вы назвали его Хейвудом?

– Так его зовут.

– Он был вашим другом?

– Я знаю его семью.

– Он говорил мне, что у него больше нет семьи, что он один в этом мире. Значит, он мне лгал? Вы это хотите сказать?

– Я говорю только, что у него есть мать, две сестры и невеста.

Учитель вздрогнул, как от удара, но не потому, что у Хейвуда оказалась семья, а потому, что тот его обманул. Это было тяжелым испытанием для его самолюбия. Опустив голову, он сказал:

– Я уверен, что это не было намеренной ложью. Он чувствовал себя одиноким, не связанным духовно ни с кем из людей. Вот вам и объяснение.

– Вы поверили, что он хочет жить здесь?

– Разумеется! Зачем ему было стремиться к нам? Мы живем очень нелегкой жизнью.

– Что вы собираетесь делать?

– Делать?

– С трупом.

– Забота о живых – такая же часть нашей жизни, как и забота о мертвых, – сказал Учитель. – Мы похороним его достойно.

– Не сообщая властям?

– Я здесь власть.

– Шериф, коронер, судья, врач, патологоанатом, душеприказчик?

– Да, это все я. И пожалуйста, избавьте меня от вашей неуместной иронии, мистер Куинн.

– У вас много обязанностей, Учитель.

– Бог дал мне силы исполнять их, – спокойно сказал Учитель, – и понимание того, как исполнять.

– Шериф может быть другого мнения.

– У шерифа свои дела, а у меня свои.

– Но существуют законы, и их действие распространяется на вас тоже. О смерти Хейвуда надо сообщить властям. Если не вы, то я это сделаю.

– Зачем? – спросил Учитель. – Мы тихие, безобидные люди. Мы никому не причиняем зла, не просим привилегий, мы всего лишь хотим жить, как избрали.

– Хорошо, тогда скажем так: к вам из грешного мира пришел человек и вскоре погиб. Это дело шерифа.

– Брат Ангельское Терпение был одним из нас, мистер Куинн.

– Это был Джордж Хейвуд, – сказал Куинн. – Торговец недвижимостью из Чикото. Не знаю, что он у вас искал, но спасение души в его планы не входило.