– Бог да простит вам богохульство, мистер Куинн. Брат Терпение был Истинно Верующим.

– Это вы Истинно Верующий, а не Хейвуд.

– Его фамилия Мартин. Он был банкиром из Сан-Диего, одиноким, измученным человеком.

В какой-то момент Куинну показалось, что он на самом деле ошибся и зеленый "понтиак" – "совпадение". Но затем он увидел тревогу в глазах Учителя, услышал сомнение в его голосе.

– Хьюберт Мартин. Его жена умерла два месяца назад...

– Десять лет назад.

– Он чувствовал себя потерянным и одиноким.

– У него рыжая подруга по имени Вилли Кинг.

Учитель привалился к арке, словно груз неожиданной правды был слишком тяжел для него.

– Значит... значит, он не искал спасения?

– Нет.

– Зачем же тогда он пришел сюда? Чтобы обмануть нас, ограбить? Но у нас нечего красть, а свою машину он отдал в общее пользование. У нас очень мало денег.

– Возможно, он думал, что их у вас много?

– Нет! Я подробно объяснил ему систему натурального хозяйства, которым мы живем. Я даже показал ему наши расходные книги, чтобы он убедился, как мало мы тратим. Деньги нам нужны только на бензин, или на запасные части для трактора, или на очки, если у кого-то ухудшится зрение.

– Хейвуда это заинтересовано?

– Да, очень. Поскольку он был банкиром...

– Торговцем недвижимостью.

– Ах да, я забыл... Какой ужасный день. Извините, мистер Куинн, мне надо сообщить печальную весть Братьям и Сестрам и попросить Сестру Благодать заняться телом.

– Лучше будет ничего не трогать до приезда шерифа.

– Шериф, да... Вы ему, конечно, сообщите.

– У меня нет выбора.

– Пожалуйста, я вас очень прошу, не говорите им о Матери Пуресе. Допрос ее испугает. Она как ребенок.

– Дети бывают иногда жестокими и способны на насилие.

– Она жестока только на словах и слишком слаба телом, чтобы столкнуть вниз мужчину. Да простит мне Бог саму мысль об этом.

Опустив руку в складки одеяния, он вынул ключ, и Куинн с удивлением увидал, что это ключ зажигания от его машины.

– Вы хотели задержать меня здесь? – спросил он.

– Нет. Я всего лишь хотел проследить за вашим отъездом. Откуда мне было знать, что у Хейвуда есть семья и друзья и что его смерть потребует расследования? Можете ехать, мистер Куинн, но сначала я хочу, чтобы вы поняли, какой непоправимый вред наносите нам. Мы дали вам пищу, когда вы были голодны, и кров, когда вам негде было укрыться. Мы молились за вас, хотя вы и безбожник.

– Я не виноват, что события приняли такой оборот. Я никому не хотел зла.

– Это вы скажете собственной совести. А отсутствие дурных намерений ничего не меняет. Разлившаяся в половодье река не собирается заливать берег, а айсберг не стремится раздавить корабль, однако урожай гибнет, а корабль тонет. Да, корабль тонет... И люди на нем. Да, да, я вижу это так ясно!

– Мне пора ехать.

– Они кричат, чтобы я спас их. Корабль ломается пополам, вода кипит от гнева... Не бойтесь, дети мои, я иду, я открою вам небесные врата.

– До свидания, Учитель.

Куинн пошел прочь. Сердце его так колотилось о ребра, словно хотело выскочить из груди. Он не мог разжать зубы, а во рту у него был привкус старой блевотины, ошметки прошлого, которые он не в состоянии был проглотить.

Карма бежала неуклюже, будто тело у нее было чужое. Увидев Куинна, она крикнула:

– Где Учитель?

– В Башне.

– Сестра Благодать заболела. Ей плохо, очень плохо! Брат Голос плачет, мамы нигде нет, и я не знаю, что делать. Я не знаю, что делать!

– Успокойся. Где сейчас Сестра?

– В кухне. Она упала на пол. Она такая страшная! Я боюсь, что она умрет! Пожалуйста, спасите ее. Она сказала, что поможет мне выбраться отсюда, утром обещала! Пожалуйста, не дайте ей умереть!

Сестра Благодать лежала на полу, скрючившись от боли. Из оскаленного рта текла густая бесцветная жидкость, и для обыкновенной слюны ее было слишком много. Брат Голос старался удержать на ее лбу мокрое полотенце, но она отворачивалась и стонала.

– Давно это продолжается? – спросил Куинн у Кармы.

– Не знаю.

– А когда началось – до обеда или после?

– После. Примерно через полчаса.

– На что она жаловалась?

– На рези в животе и боль в горле. Она вышла наружу, и ее вырвало, а потом она вернулась и упала на пол. Я закричала, а Брат Голос был в умывальной и услыхал.

– Ее нужно отвезти в больницу.

Брат Голос покачал головой.

– Нет! – вскрикнула Карма. – Учитель не позволит. Он не верит в...

– Тихо!

Куинн опустился возле Сестры Благодать на колени и сжал ей запястье. Пульс едва прослушивался, руки и лоб горели, будто она потеряла много жидкости.

– Вы меня слышите, Сестра? Я отвезу вас в больницу. Не бойтесь, там вас вылечат. Помните наш разговор о горячей ванне и розовых махровых тапочках? Вы будете купаться в ванне сколько захотите, и я скуплю для вас все махровые тапочки в городе. Сестра!

На мгновение она открыла глаза, посмотрела невидяще, и в следующее мгновение веки ее снова сомкнулись.

Куинн встал.

– Я подгоню машину.

– Я с вами, – сказала Карма.

– Тебе лучше остаться здесь. Попробуй напоить ее водой.

– Я уже пробовала, и Брат Голос тоже, но у нас не получилось. – Она торопливо шла вслед за Куинном, оглядываясь, словно за ней кто-то следил. – Сестра Благодать была сегодня утром такой веселой, все время пела. Если бы она была больна, то не пела бы, не говорила бы, что ей хорошо. Но когда я сказала, что вы приедете и привезете мне мазь...

– Мазь в машине. Значит, Сестре Благодать не понравилось, что я вернусь?

– Нет. Она почему-то испугалась и сказала, что вы наш враг.

– Да ничей я не враг! И с Сестрой Благодать мы неплохо ладили.

– Она так не считала. Она сказала, что вы вернулись к игорным столам в Рино, где вам и место. И назвала меня глупой девчонкой за то, что я поверила вашему обещанию.

– Почему она испугалась, Карма?

– Не знаю. Может, из-за О'Гормана? Когда я назвала его имя, она даже побледнела. Мне показалось, она не хочет слышать ни о вас, ни об О'Гормане – знаете, как бывает, когда человек что-то выяснил и не хочет больше об этом думать.

Куинн нахмурился. "Когда человек что-то выяснил... Пока ясно только, что О'Гормана убили".

– Карма, вам почту доставляют? – спросил он.

– Если проехать по шоссе три мили, то у поворота к ранчо вы увидите два почтовых ящика. Раз в неделю Учитель туда ездит. Чаще и не надо, ничего важного нам все равно не присылают.

– Ваши письма вы тоже там оставляете?

– Нам разрешают писать, только когда это действительно необходимо, например, чтобы исправить зло, которое кто-то совершил раньше.

"Исправить зло, – подумал Куинн. – Признаться в убийстве и очиститься от греха".

– Сестра Благодать когда-нибудь говорила о своем сыне?

– Со мной – нет, хотя я знаю, что он у нее есть.

– Как его зовут?

– Ну, фамилия у него такая же, как у нее, Фезерстоун. Наверное, его зовут Чарли Фезерстоун.

– Почему ты так думаешь?

– Когда она упала на пол и Брат Голос подбежал к ней, она посмотрела на него и сказала "Чарли", будто просила его передать Чарли, что она заболела. Так мне показалось.

– А она не могла назвать Брата Голос – Чарли?

– Нет, конечно. Она не хуже меня знала, что его зовут Майкл. Майкл Робертсон.

– У тебя хорошая память, Карма.

Она вспыхнула и неловким движением поднесла руки к лицу, чтобы скрыть румянец.

– Мне особенно нечего запоминать. Единственное, что я читаю, – это регистрационную книгу Учителя, когда сижу с Матерью Пуресой. Иногда я читаю ее вслух, как настоящую книгу. Матери Пуресе это очень нравится, только она все время спрашивает, что стало с этими людьми. Я отвечаю, что они жили долго и счастливо.

Куинн представил себе эту странную и трогательную картину: девочка, серьезно читающая список имен, и выжившая из ума старушка, серьезно ее слушающая. "И там была женщина по имени Мария Алиса Фезерстоун и мужчина по имени Майкл Робертсон". – "А что с ними стало?" – "Они жили долго и счастливо".