Во время второго куплета в окне появляется тёмный силуэт, который медленно пробирается по карнизу к центру окна. Тёмный силуэт – это друг спящего, алкоголик по имени Лёха. В отличие от Михи, Лёха никогда не был успешным бизнесменом. Зато Лёха очень успешно бухал с седьмого класса школы. По характеру общителен, в меру агрессивен. Много и вдохновенно врёт. Впрочем, только красоты ради, не для выгоды, обманываться он и сам рад.

Удостоверившись, что попал в нужное окно, Лёха дубасит по раме, создавая жуткий шум, дребезг и звон.

– Мифа, фука, где мой фотоаппар-р-рят?!

У алкоголика Лёхи мало зубов, он жутко шепелявит, гнусит и, вдобавок ко всем имеющимся речевым напастям, безудержно грассирует.

Тараканы бросают гитару и разбегаются кто куда.

Миха спит.

Лёха настойчиво стучит:

– Мифа, откр-р-рывай, фука. Ты что, пр-р-ропил его?

Миша поднимает голову, оглядывается.

Лёха плющит лицо к стеклу. Стучит:

– Мифа, фука, гад! Отдай мой фотоаппар-р-рят!

Миша, пошатываясь, идёт к окну, открывает. Спрашивает испуганно, на выдохе:

– Ты кто?

Лёха:

– Сир-рано де Бер-ржер-рак!

Пробует залезть. Миха узнаёт друга и захлопывает окно перед Лёхиным носом.

Лёха стучит:

– Мифа, ты фто, офуел? Я тебя поймаю, флышишь? Вер-рни фотоаппар-р-рят! Ты его пр-роп-пил, да? А, Мифа-фука?!

Миха ложится спать.

На улице стреляет салют. Слышны пьяные весёлые голоса.

Лёха заворожённо смотрит на небо, униженно втянув голову в плечи. Алкаш со своим потерянным фотоаппаратом выглядит на фоне чужого праздника нелепо. Ну или праздник выглядит нелепо на фоне алкаша.

У Лёхи спадают спортивные штаны, обнажая кривые и тонкие ноги, но он не замечает этого.

– А-а-а! Маньяк! Извращенец! Онанист! – впадает в ненужную истерику какая-то нервная дама.

Лёха пугается и валится с карниза на волнистый питерский асфальт.

Вокруг спящего Михи снова кучкуются тараканы-барды с гитарой, запевая третий куплет:

В комнате одиноко кружится тополиная пушинка, кружится-кружится, да и приземляется на заляпанный стол. Прилипла…»

2003 год. Санкт-Петербург. Пара по сопромату. В дверь аудитории заглянул директор нашей шараги по научной работе.

– Гагач, подойди! Простите, Сергей Львович, что прерываю лекцию, – извинился он перед доцентом, – отдам Алексею документ, пока он на месте.

Я быстро подошёл к директору, попутно думая: «Всё? Меня за косяки выгоняют из универа? Что я скажу маме?»

– Гагач, держи письмо от дяди! Отнесись серьёзно, не потеряй! – строго сказал директор и подмигнул, передавая мне конверт. – Всё, давай…

Он дружески хлопнул меня по плечу, и, чего никогда не бывало, пожал мне руку. Я молча взял конверт и вернулся на своё место.

Развернул письмо. Хм-м…

«Алексей! Не знаю, слышал ли ты обо мне или нет. Я твой дядя, Михаил Иванович. Сводный брат твоей матери от первого брака. В 1980 году, на дне рождения твоей бабушки мы с сестрой сильно поссорились и с тех пор больше не общались. Подозреваю, что тебе обо мне никогда не рассказывали. Приезжай на юбилей, познакомимся. Мне будет шестьдесят пять лет. Надо собирать потерянное по крупицам, пока жив. Над подарком сильно не парься».

Далее шёл адрес на Приморском шоссе, инструкция «как добраться для особо тупых» и дядина фамилия с инициалами. Я малость обалдел от таких новостей. Не каждый день неизвестные дяди с Приморского шоссе на юбилеи приглашают. Позвонил маме:

– Ты?!! На юбилей к дяде? А-ха-ха! Ну езжай, никто его за язык не тянул, – посмеялась мама, прикинув мои шансы на успех в роли голубя мира. – Денег на подарок нет.

Денег на подарок и у меня не было.

Даже сейчас, вспоминая нищие студенческие времена, я стараюсь по полной программе выложиться на подарки близким мне людям, трачу последние деньги, чтобы поразить масштабами своей щедрости. А что может презентовать нищий студент? Набор для бритья, подаренный одногруппницами на Двадцать третье февраля, качество и происхождение которого вызывали большие вопросы?! Лучше, чем ничего… но стрёмно. Побреется дядя и распухнет, как бичара. Явно спасибо не скажет.

А без подарка идти ещё хуже…

Поэтому, в день икс, собираясь с утра на лекции, я взял с собою пару запасных носков, три бутылки пива, положил подарок в чёрный пакет и завязал узлом, чтобы не намок, если пиво вдруг слишком растрясёт. После пар предстоял визит к загадочному дяде, который в качестве посыльных использует научных директоров.

Чтобы не вонять носками, я задумал их переодеть по дороге. На станции метро «Старая деревня» был музыкальный ларёк, где всегда торговал кто-нибудь из знакомых. У меня половина «кулька» была в корешах; почти на каждой музыкальной точке города, нанимавшей студентов в продавцы, я мог в любое время выпить пива и хорошо потусить, слушая правильную музыку. Но на этот раз ларёк должен был послужить мне перевалочным центром для смены термоядерных потников.

Выйдя из метро, я увидел обыденный для гостей нашего города бизнес-процесс. Во мраке зимнего вечера бегали какие-то таджики, узбеки, азербайджанцы, фиг их там разберёшь, они орали и усердно мутузили друг друга, решая вопросы производственной логистики. Такой вот обоюдный бизнес-консалтинг.

Ставни музыкального ларька были предусмотрительно закрыты, я постучался в дверь:

– Откройте, это Лёха Гагач!

Из-за двери выглянул напуганный Кирилл.

– Заходи быстрее, тут такой трешак творится, из ларька страшно выйти.

– А чего говном воняет? – спрашиваю я, принюхиваясь.

– Да говорю, страшно выйти, – отвечает тщедушный Кирилл, – пришлось тут посрать. Бережёного, как грицца…