Было дело, сидел я на унитазе как белый человек, лазил в своём смартфоне. Элегантная «нокия»-раскладушка с поворотным дисплеем и камерой сбоку, вроде как на два мегапикселя. Слышу: бежит! Влетает в соседнюю кабинку, снимает штаны. Затих на минуту… и поехал. Настойчивый такой стук кулака об яйца. Мне стало противно естествовать в таких условиях.

Я вхолостую щёлкнул камерой телефона со вспышкой, и стук сразу затих. Через мгновение Никитка вылетел из туалета, натягивая штаны и размахивая бибислом, как копьём, кончая по дороге с криками:

– Сотрите это, пожалуйста, удалите!

На выходе из клозета он столкнулся с учредителем сети магазинов и батюшкой, приглашённым освящать бизнес по случаю участившихся пожаров по сети.

– Одержимый отрок, – спокойно резюмировал батюшка и перекрестил удаляющуюся спину Никитки. – Три раза «Отче наш» перед сном.

Учредитель согласно кивнул.

Слава о Никитке пошла по всей сети магазинов. Тем не менее брату-менеджеру пришлось взять парня на рыбалку. Собралось человек десять мужчин, из прекрасного пола взяли одну повариху – Катечку. Была она замужем за Сан Санычем из отдела красок. Пила почище мужа и вкусно готовила. Не помешала бы Катечка мужскому коллективу на рыбалке. И Никитка так подумал.

Когда все приехали на место, традиционно оказалось, что кто-то что-то забыл. Пусть будет ящик пива, ибо отрядили за ним в ближайший посёлок аж двоих человек. Сан Саныча и Никитку как тягловую силу. Сан Саныч идёт, молчит. Не хочет говорить с безумным хлопцем. А тот и с этой стороны зайдёт, и с той. Всё хочет снискать расположение авторитетного в рамках магазина мужчины. Наконец Никитка решился поговорить с Сан Санычем про баб, а точнее про Катечку, начисто позабыв про то, что это родная и любимая жена собеседника.

– Сан Саныч, а чё, Катька-то, получается, у нас одна на всех! Гы-ы-ы-ы… – ржёт Никитка.

Сан Саныч флегматично охуевает и поворачивается лицом к пареньку, как башня танка ИС-2 на фашисткий окоп. Багровеет. Никитка, с радостью узрев, что бугор наконец заинтересовался предложенной темой, всеми доступными телодвижениями постарался обыграть свою мысль. И натянул Катюху, и по попке отшлёпал…

Вернулся на место стоянки Сан Саныч один, но с ящиком пива.

– А где Никитка? – встревожился его братан.

– Не знаю, – спокойно ответил Сан Саныч и подозревакой посмотрел на Катеньку. – Я ему промеж яиц дал и за пивом пошёл. Яйца Никитке ни к чему. Думать мешают.

Уже через неделю Никитка снова отжёг. Борис Михайлович, начальник отдела сантехники, степенно разговаривал с постоянным крупным покупателем. Разговор тёк плавно, оба участника будущей сделки были друг другом вельми довольны. Но тут клиент попросил показать ему насос, увеличивающий давление в трубах. Бугор отвернулся, достал насос с полки, повернулся, чтобы продемонстрировать клиенту, а клиента уже нет. «Чудеса», – подумал, разведя руками, Борис Михайлович.

Клиент так не думал и, ползая под прилавком, заливал кровью пол. Много раз мы потом прокручивали этот момент, записанный с камер наблюдения в зале. Вот стоит Пихайлович с клиентом, вот появляется Никитка с тяжёлыми металлическими профилями на плече, вот Никитка видит Любочку, корчит спермотоксикозную лыбу, вот Пихайлович поворачивается за насосом, а Никитка поворачивается за Любочкой, как две шестерёнки в хорошо налаженном механизме магазина. Есть контакт… Клиент молча падает с рассечённым лбом, а Никитка аккуратно кладёт профиля на пол и утекает из магазина прочь.

От так вот! Членовредительство поводом для увольнения не послужило, нет. Брат взял родственника на поруки. Но когда Никитка на коробке с товаром, который заказал у нас «Макдоналдс», написал «MAK FACK» и они подали за эту надпись на магазин в суд, терпение лопнуло. Парень вылетел с работы пинком под зад, успев начудить на дорожку.

Как начудил?

У магазина имелся склад, расположенный во дворе. У меня возникла срочная необходимость забрать редко испрашиваемый тип ламп, и я, взяв связку ключей, направился на «дальняк».

У открытых нараспашку дверей склада меня поджидал директор.

– Гагач! Ебать тя хлебным мякишем! Я тут уже сорок минут стою. Дверь склада открыта, никого нет. Бери чё хошь! Спрашивается: какого хуя?!

– Э-э-э-э-э! Да я только пришёл за лампочками, Николай Иванович.

– Не ври мне, Гагач! Эт тебе не клиента на люстре поджаривать. По глазам вижу – врёшь!

Долго бы он меня колол, но тут у склада нарисовался Никитка, сияющий как медный пятак, с длинной стремянкой в руках.

– Ещё один дятел! – огорчился директор. – Никитка, это ты склад не закрыл?

– Да я ж ненадолго, Николай Иванович! Человеку тут помогал…

– Как «ненадолго»?! Я тут сорок минут хуи околачиваю, жду диверсанта, что склад наш не запер… постой! – осёкся директор. – Кому помогал?

– Ну человеку помогал, – уже не так радостно ответил Никитка. – Он стремянку у меня попросил. Ключи от квартиры потерял, по стремянке в окно залез. Тысячу мне дал.

– А чего тогда ты так долго? – зловеще прошипел Николай Иванович.

– Он попросил подождать, пока вылезет. Дверь изнутри без ключей не отпиралась.

– А нахуя тогда он залез и вылез, раз дверь без ключей изнутри не отпиралась, ёбанаврот?! – заорал Иваныч в припадке бешенства.

– Ну, деньги взять хотел, там, чтобы не голодать, наверное, вещи… – лепетал бедный парень.

– Ты знаешь, что хату ограбил, мудоёбищная скотина? – спросил директор голосом следователя на допросе.

Никитка горько заплакал. В тюрьму он не хотел, да и не сел. Следователи не дознались о его помощи в этом деле, ибо ограбление посредством долбоёба слишком экзотично даже для недюжинного ума Эркюля Пуаро.

Повезло ему. Добавил меня в друзья «ВКонтакте», приглашал Любочку на концерт «Металлики». Это последние новости, которые я о нём слышал.

Двадцать лет – время прорывов, время свершений, время для нового опыта. Клянусь томиками Пикуля, ставшего для меня путеводной звездой в этом холодном мире чистогана и зыбких миражей.

Но, увы, к этому возрасту я имел в активе лишь истерзанного на детской ёлке Деда Мороза, раздавленного рулоном линолеума пуделька, яйца, намазанные финалгоном, и обосранный бассейн с шариками в глубоком анамнезе. Настал срок для более серьёзного свершения – потери невинности.

Да! К девятнадцати годам я никому так и не выписал поебаца, увы!

В этом деле мне мешал излишний романтизм. Возвышенный ум не желал мириться с низменностью интимного процесса, его грязью и безнадёжностью. «В живого человека хуем тыкать?!» – это про меня.

Мне казалось, чтобы такие прекрасные, неземные создания, как девушки, согласились допустить в себя залупообразного питона, нужно было горы свернуть, луну с неба достать и непременно жениться! Даже проститутку не мог унизить деньгами, вот что скажу я вам! Хотя, в это же время, все мои друзья совокуплялись как кролики, а одна из прекрасных принцесс легко и непринужденно обосралась на пьянке.