— Внимательно! — сказал я, приняв звонок.

— Антон Эшерский? — голос в телефоне был женский, но какой-то казенный.

— У аппарата.

— Вам назначено на двенадцать ровно. Восьмой кабинет.

— Э?..

— С собой иметь документ, удостоверяющий личность.

— Зачем?

— Чтобы зарегистрироваться на проходной, разумеется! — раздраженно ответил голос.

— Проходной куда?

Голос сказал, куда, и я понял, что придется идти.

На улице Борцов с режимом, дом два, располагалась Око Государево — областное управление Службы безопасности, называемое в народе «серый дом». Наверное, потому что это был именно дом и именно серый. Больше в нем не было ничего примечательного, кроме боковой дверцы с табличкой «Прием граждан круглосуточно». Мне было не в дверцу, а в центральный вход, за массивными деревянными дверями которого располагался турникет и строгий дядя в форме.

— Мне в восьмой кабинет, — сказал я ему.

— Фамилия?

Я назвал фамилию.

— Паспорт!

Я показал паспорт. Форменный дядя записал меня в большую амбарную книгу и дал расписаться в книжке поменьше.

— Второй этаж направо. Не забудьте потом получить пропуск на выход.

Ну, по крайней мере он предполагает, что я отсюда выйду.

На двери кабинете не было никакой таблички, кроме небольшой бронзовой цифры восемь. Я деликатно постучал по толстой дубовой створке, но звук вышел настолько неубедительный, что прошлось просто толкнуть ее и войти.

— Можно?

— Заходите.

За массивным столом с несколькими телефонами и традиционной лампой зеленого стекла сидел мужчина в штатском. Ничего специфически «конторского» в его внешности не было — средних лет, первые робкие залысины по краям лба, атакующими клиньями окружающие поле будущей битвы с плешью, очки в тонкой стальной оправе, серый, слегка помятый костюм без галстука, лицо, скорее, приятное и, во всяком случае, неглупое. Располагающая внешность.

Столешница перед ним была пуста, за исключением единственной папки со скоросшивателем в обложке из бежевого картона. Как-то непривычно в наше время видеть стол без компьютера.

— Антон? — спросил он с утвердительной интонацией, заглянув в папку. — Присаживайтесь.

Я уселся на стул, оказавшись прямо напротив.

— Зовите меня Александр Анатольевич.

— И вы придете?

— В смысле? — он поднял глаза из папки.

— Обычного кого-то зовут для того, чтобы он пришел, — пояснил я.

— Нет, вряд ли, — ответил он, подумав. — Лучше вы к нам.

— Итак, — глаза его вернулись в папку, — Антон Эшерский, угу… родился, учился… служил… опять учился… работал… даже так? Хм… Интересная вы личность, Антон.

— Это запрещено?

— Ни в малейшей степени, — ответил предполагаемый Александр, он же, вероятно, Анатольевич.

— Ну что же, Антон, — вздохнул он, наконец, закрывая папку, — давайте побеседуем.

— С какой целью, позвольте поинтересоваться?

— Зачем люди обычно беседуют? Чтобы лучше узнать друг друга.

— Я, признаться, не собирался лучше вас узнавать.

— А вы и не узнаете, — обнадежил меня собеседник. — В силу моего служебного положения, это будет несколько односторонний процесс.

— Меня в чем-то обвиняют?

— Божеупаси! Вы, Антон, путаете — обвиняет прокуратура.

— Тогда подозревают?

— Не более, чем любого другого.

— Тогда зачем я здесь?

— Просто подошла ваша очередь, — улыбнулся мне Александр Анатольевич. — Расскажите, пожалуйста, как можно подробнее, как прошел ваш самый первый день тринадцатого июля.

— Вы что, вообще всех так опрашиваете? — поразился я.

— А что вас так удивляет? — пожал плечами мой собеседник. — Что мы ищем причины? Это, простите, наша работа. Или что мы проводим для этого тотальный опрос? Разумеется, это не единственный метод, но и пренебрегать им тоже было бы, согласитесь, странно. Мы предполагаем, что в тот день произошло нечто, послужившее причиной дальнейших событий. Скорее всего, это происшествие не было замечено, или не показалось важным, или было неправильно интерпретировано. Тем не менее, один человек заметил это, другой — то… Вот так, постепенно, складывается, как из мелкой мозаики, полная картина того дня.

— Но это же прорву времени занимает!

— А спешить нам, Антон, как раз совершенно некуда! Итак?

— Доброе утро, город! С вами Радио Морзе и Антон Эшерский! Сегодня тринадцатое июля, четверг, и до пятницы — святого дня офисных страдальцев, — осталось терпеть всего сутки. Сегодня на нашем настенном календаре отличный праздник — День очков из говна, Glasses of Shit Day.

В этот день каждый должен оглядеться вокруг и осознать, что погода — дрянь, люди — козлы, начальник — кретин, подчинённые — идиоты, работа — за гроши, правители — сволочи, законы — фуфло, кругом жара, пыль, смог, коррупция, бездорожье, волки воют и в подъезде нассано. И только он один среди всего этого в белом пальто стоит красивый.

Из этого надо сделать вывод «не мы такие — жизнь такая» и немедленно нассать ещё и в лифте…

— Простите, — перебил меня Александр Анатольевич, — давно хотел спросить… Вы же выдумываете эти ваши праздники?

— Иногда, — признался я. — Трудно было вдохновиться Днем государственности Черногории и Днем сотрудников органов национальной безопасности Казахстана. Извините, ничего не имею против ваших коллег, но…

— Ничего-ничего, продолжайте, пожалуйста.

— В эфире программа «Антонов огонь» и в студии у нас сегодня новый гость — Апполион Адимус, учитель искусства реальности! Здравствуйте, мастер!

Небрежно развалившийся на стуле крохотный пузатенький человечек гордо кивнул и важно задрал курносый носик, но потом сообразил, что перед ним не камера, а микрофон, и соизволил открыть рот:

— Я приветствую слушателей, — казалось, что он при таком росте будет пищать, как мышь, но у него оказался неожиданно глубокий и мягкий, обволакивающий голос. — Вам сегодня удивительно повезло. Вселенная дает вам уникальный шанс услышать правду об устройстве мира. Если вы не упустите этот шанс, ваша жизнь навсегда изменится.

«Мастер» заметно наслаждался звуками своего голоса, как будто сам себя гипнотизировал. Маленькие колючие глазки его затуманились, стали масляными и расфокусировались, морщинистое личико злого карлика разгладилось и преисполнилось блаженства. Он как будто дрочил, а не говорил, услаждая себя собственной речью. Я понял, как этот недомерок, которого при встрече хочется прихлопнуть тапком, ухитрялся собирать за свои лекции очень приличные деньги.

— Большинство из вас живет в навязчивой неприятной иллюзии. Эту иллюзию принято называть «окружающий мир», и люди бесконечно борются с ней, тратя все свои силы и энергию — да что там, тратя всю свою жизнь! — на то, чтобы что-то получить от холодной равнодушной Вселенной. Вы бьетесь от рождения до смерти, выгрызая крошечку уюта, капельку денег, огрызочек любви, вы знаете, что жизнь — борьба. От первого крика новорожденного до последней судороги предсмертной агонии — борьба. Вы вопиете в небо: «Проклятая Вселенная! Жестокий бог! Дайте же нам хоть что-нибудь, мы так изнемогли в этой бесконечной битве! Наши тела изнашиваются и стареют, наш мозг устает, наши чувства рвутся и кровоточат! И в конце концов мы умираем — а что нам еще остается? За что нам это?» Но Вселенной все равно, а бога нет, и вам никто не ответит. Никто, кроме меня.

Я смотрел на неприятного человечка с возрастающим уважением — он действительно умел срать в мозги. Это вам не заезженное: «Иисус любит вас, аллилуйя», это высокий класс. Голос его то возносился верх, звеня колоколом призывного набата, то опускался вниз, шурша бархатом сладких обещаний. Да он чертов гений! Супергерой Человек-пиздобол.

— Так слушайте же меня! Я открою вам правду. Вы боретесь сами с собой. Вся эта враждебная Вселенная, все эти чужие злые люди существуют только потому, что вы так решили. Этот злой равнодушный бог — вы сами. В это будет трудно поверить — но на самом деле на свете очень мало людей. Настоящих людей. Приглядитесь к окружающим. Внимательно, тщательно, осознанно приглядитесь. Смотрите — это не люди, это функции. Функция продавца, функция таксиста, функция бармена или дворника. Плоские фигуры без объема. Вам никогда не казалось, что кассирша в супермаркете существует только здесь и сейчас? Что, как только вы вышли за дверь, она пропадает вместе со своей кассой, очередью к ней, с охранниками, сканерами и корзинами для товара? Что нет для нее никакого другого места в вашей Вселенной, кроме этого? Неужели вам в голову никогда не приходила такая мысль? Если приходила — поздравляю, вы не безнадежны. Реальности иногда удается достучаться до вас. Скептик воскликнет: «Ага, вот я вас и поймал! Ведь если я познакомлюсь с этой кассиршей поближе, то окажется, что она разведена, растит сына-балбеса, у нее крохотная квартирка в бесконечной ипотеке, облезлый больной кот, ободравший обои в прихожей, шумные соседи, вечно включенный фоном телевизор и постель в пошлых розочках, в которую ее, при некоторой настойчивости, можно завалить, получив ненужный опыт скучного секса с неумелой имитацией оргазма и дав ей ложную надежду на продолжение отношений…» Да, дорогие мои, так все и будет. Но только при условии, что вы этого захотите — отношений, общения, секса наконец. Ваше внимание даст плоской фигуре кассирши объем, протяженность во времени, историю, прошлое, антураж и интерьер. Даст сына-двоечника, больного кота и бросившего ее, не разбудив даже женственности, мужа. Если вы захотите уделить ей еще немного вашего внимания — у нее возникнут родственники. Какая-нибудь мама в деревне, к которой надо ездить осенью копать картошку, какая-нибудь беспутная сестра, которую бьет муж-пьяница, но она все равно смотрит на нее свысока, потому что хоть какой, а всё же муж… Вы даже можете на ней жениться и посвятить ей свою жизнь — и она будет почти как настоящая. Такая же, как у других. Но если вы не заговорите с ней через ограждение кассы, а, пробив чек, отвернетесь и пойдете к выходу — ничего этого не будет. И хорошо — незачем оживлять этих кукол. Кукла жива для ребенка, который с ней играет — он называет ее по имени, расчесывает волосики, наряжает в платьица, разговаривает с ней и укладывает спать. Но пока игра не началась, это просто предмет на полке. Оставьте его там, вам пора вырасти!