— Привет, где будешь палатку ставить? — спросил меня подошедший Олег.

— Подальше от людей, поближе к речке.

— Правильное решение, мы вон там за лесочком встали на бережку.

— Не побьется народ на этом вашем штурме?

— Не волнуйся, все продумано, — успокоил меня Олег. — Строго по сценарию — поляки подходят под стены, холостой залп из пищалей, на лестницы лезут только опытные ребята, остальные толпятся внизу, создают массовость. Потом со стены стреляет наша пушка, гром, дым, враги бегут, все празднуют победу. Город предоставил кейтеринг — блины, пироги, чай, квас. Алкоголя не будет, а на трезвую голову никто, я надеюсь, с лестницы не навернется.

Я сразу подумал, что это избыточный оптимизм — в любой толпе всегда есть дежурный процент отъявленных долбоебов, но, в конце концов, это не моя головная боль. Загнал машину на огороженную лентами парковку, вытащил из багажника рюкзак со скарбом и отправился к реке.

Палатку нам действительно выдали — модную, куполом, из желтых и белых клиньев синтетической ткани. Я отошел подальше, к самому берегу и начал ее разворачивать, пытаясь сообразить, что куда. Оказалось — несложно.

— Зря так близко к реке, — сказал подошедший Олег. — Комары вечером зажрут.

— У меня есть спирали, — отмахнулся я.

Становиться посреди палаточного городка мне совершенно не хотелось — там всю ночь будут орать песни, обсуждать штурм, спорить и мериться алебардами… А как только я в ночи начну распускать руки в анютином спальнике, какой-нибудь пьяный стрелец, пойдя поссать, зацепит ногой растяжку и рухнет на нас вместе с палаткой. Нет уж, я лучше с комарами.

— Бросай вещи и подходи, там твоя уже вовсю резвится, — Олег удалился, а я подумал, что хрен там она «моя».

Анюта красовалась в длинном белом платье в пол, с красными лентами и вышивкой, на голове ее была вышитая бисером повязка, на открытой шее — яркое монисто, в ушах целые абажуры из мелких колечек. Как по мне, историчностью тут и не пахло, но смотрелось потрясающе.

— Как тебе, Антон? — она покрутилась передо мной, придерживая расшитый подол.

— Офигеть, — сказал я честно.

— Я — дочь воеводы, и буду вдохновлять защитников во время штурма!

— Смотри, чтобы они, засмотревшись, со стены не попадали, вдохновительница, — улыбнулся я.

— Ты что, не будешь участвовать? — удивилась она. — Давай, это весело!

— Я не любитель культурно-массовых мероприятий, мне отсюда все будет прекрасно видно.

— Сударыня, оставьте этого смерда, нам пора! — Анюте картинно поклонился в пояс какой-то разряженный фанфарон — в красном кафтане с шитьем, саблей в изукрашенных ножнах, с огромной пистолью за кушаком и в отороченной мехом шапке, в которой ему явно было чертовски жарко. — Война — дело благородных.

— Знаешь, когда эта дудка, — показал я на пистоль. — Будет торчать из твоей жопы, ты сможешь ей забавно посвистывать.

— Антон, не надо, — остановила меня Анюта.

— Ладно, беги играть, мальчик, — пожал плечами я.

Кафтанный побелел, потом покраснел, зашевелил мелкими усишками под носом, потом кинул презрительно:

— Потом поговорим, — и, подхватив Анюту под локоток, повел ее к стене. Свободной от локотка рукой он совершал широкие округлые жесты, видимо, живописуя предстоящую баталию.

Смазливый и наглый, не люблю. Сколько встречал таких типов — непременно из них какое-нибудь мудачество вылезало. Взял вот, испортил настроение.

Перед одиноким крепостным фасадом уже гуртовались «поляки» — командиры тщетно пытались изобразить четкое построение, но строй расплывался и больше напоминал очередь за пивом, чем подготовку к штурму. Массовка галдела, разбредалась, теряла фанерные алебарды и мучилась от жары в синтетических жупанах. Пластиковые полторашки с водой несколько портили историзм сцены.

На стенах народу было поменьше, а порядка побольше. На дощатой платформе суетились вокруг большой чугунной пушки — заряжали, проверяли, закрепляли. Между фанерными зубцами стены стояли суровые бородатые реконструкторы с бердышами, дымились фитили пищалей. На башенке, как марципановая невеста на свадебном торте, красовалась Анюта, вокруг нее мелким бесом увивался краснокафтанный молодец. Вот что они все к ней лезут? А ведь могли бы еще жить да жить…

Шутка.

Сам Олег, к моему удивлению, участия в назревающей баталии не принимал. Он бегал вокруг, размахивал руками, отдавал команды в карманную «ходиболтайку» и вообще пытался как-то сорганизовать этот бардак.

— Ну, всё, начинаем! — сказал он, усевшись, наконец, на стул рядом. — С Богом!

— Поляки пошли, пошли поляки! Лестницы вперед! — рявкнул он в рацию.

Командиры забегали перед рыхлым строем, кое-как организуя его в три колонны, во главе которых встали команды с длинными лестницами. Из массовки выдвинулась вперед небольшая группа реконструкторов с какими-то длинными дульнозарядными ружьями. Они воткнули бердыши подтоками в землю, уложили на них стволы своих стрелялок и дали небольшой и недружный залп. Ружья громко хлопнули, над поляной повисли облака белого порохового дыма, МЧС-ники, наблюдающие с крыши пожарной машины, нервно закрутили головами, но жертв и разрушений не было.

— Одними пыжами заряжено, я проверял! — сказал Олег.

Стрелки передали ружья назад, а сами, подхватив бердыши, побежали за носителями лестниц. Видимо, это и была штурмовая группа.

— Что это за попугайский дятел там, на башне? — как бы между прочим поинтересовался я.

— Где? — закрутил головой Олег. — А, этот… Это Димасик, он сегодня воеводу отыгрывает.

— Димасик?

— Ну, Дмитрий… Это мы между собой его так. У него самая лучшая снаряга, больших денег стоит. В специальном магазине в столице заказывал. Выглядит круто.

— Мажор, что ли?

— Ну… Что-то вроде. Гипермаркет в центре знаешь? Это его папы. Небедный мальчик. А что?

— Да так… Ничего…

«Воевода» Димасик все время норовил обнять Анюту ниже талии. Она же дочь твою отыгрывает, извращенец чертов!

Со стены грохнул залп пищалей, теперь дымом заволокло обороняющихся. Команды с лестницами добежали до стены и подняли их до края. Защитники, вместо того, чтобы кидать сверху камни, лить смолу или хотя бы помочиться на атакующих, потихоньку помогали закрепить крючья — историчность историчностью, а технику безопасности никто не отменял. По лестницам, крича и потрясая оружием, но осторожно и медленно лезли «поляки». Первых добравшихся до верха вежливо пустили на стену, где устроили «рубилово», грозно, но аккуратно стукаясь деревянными бердышами, остальные продолжали орать с лестниц. В принципе, издалека, если не приглядываться, было даже немного похоже на штурм. На ступеньках к башне лихо размахивал сабелькой «воевода» — в него вяло тыкал алебардой «поляк».

— Пушка, пушка пошла! — бухтел в рацию Олег. — Давайте, пушкари, пора!

На артиллерийской площадке началась суета, орудие оказалось направленным на людей, теперь его разворачивали так, чтобы точно никого не задело. Сражающиеся вошли в азарт, то и дело оказываясь на линии выстрела. Заряд, конечно, холостой, но вблизи и пыжом со стены сдует. Пушкари орали и матерились, пытаясь их разогнать, и, улучив момент, все-таки подожгли запал. Пушка выпалила неожиданно солидно, с громким объёмным «бабаммм» вперед полетел сноп огня, в стороны — облако дыма, назад — лафет и орудие. Кажется, сами пушкари не ожидали такого эффекта. Откатившийся фальконет ударился в упор косо, подпрыгнул, площадку качнуло, бросившиеся ловить пушку артиллеристы наклонили настил…

Я видел все как в замедленной съемке — ломающиеся подпоры площадки, кренящийся настил тянет за собой стену, слетевший с лафета чугунный фальконет стремительно катится по затынью, сшибая людей как кегли, они с криками валятся вниз, сверху обрушивается подпорная конструкция, ощетиниваясь, как копьями, острыми изломами брусьев. Треск, крик, брызжет кровь, и сверху на все это летит с башни, как белая птица, раскинув широкие рукава платья, моя Анюта.