— Не все этим довольны? — сообразил я.

— Именно! — Славик ловко допил мой коньяк, но я не стал возмущаться, мне было интересно.

Оказалось, что в верхушке городских капиталистов вызрела изрядная антигубернаторская фронда, которая сегодня готова выступить открыто, требуя изменить городское устройство в свою пользу. Они считали, что губернатор покушается на их святое право собственности и на возможность неограниченно зарабатывать.

— Слушай, — удивился я, — зачем им эти деньги в нашей ситуации? Ну сколько вообще можно потратить за один день?

— А за одну жизнь? — засмеялся моей наивности Славик. — Самые богатые люди мира имеют столько денег, сколько нельзя потратить в принципе. На свете нет такого количества услуг и товаров. Но ведь это не мешает им посвящать всю свою жизнь увеличению капитала? Этак ты договоришься до полной крамолы — зачем, мол, вообще капитализм, если человек не может спать более, чем на одной кровати, ездить более, чем на одной машине и сожрать больше, чем влезет в пузо? Да вы, батенька, утопический коммунист! Сен-Симон Фурьевич Руссо! — Славик погрозил мне пальцем и устремился к буфету, а я задумчиво побрел обратно в зал. Судя по нарастающему шуму, там уже начиналось основное действие.

На трибуну поднялся прибывший, наконец, мэр. Вид у него был еще более встрепанный и помятый, чем обычно. (Глава города славился тем, что даже самые дорогие костюмы смотрелись на нем так, будто он надел их задом наперед). Небольшого роста, лысоватый, пузатенький, брылястый, с глазками блудливыми и бегающими, мэр был мне несимпатичен. Говорят, это взаимно. Впрочем, лично мы никогда не общались, так что и черт с ним.

— Здравствуйте, господа депутаты! — сказал он. — Я рад приветствовать законодательную ветвь городской власти и надеюсь, что она нам сегодня по-настоящему законодаст!

В зале вежливо похихикали начальственной шуточке, мэр раскланялся, покинул трибуну и уселся в президиуме, но скромно, с краешку, как бы подчеркивая, что он, власть исполнительная, тут гость. Рядом с ним оказался давешний лидер православных коммунистов Аполлинарий Дидлов, и они, два лысых пузатых коротышки в плохо сидящих костюмах, выглядели разлученными в детстве уродливыми близнецами. Следующим скромно сидел управляющий городского банка Самуэль Беритман, имеющий внешность, заменяющую графу «национальность». Он был в кипе и старательно делал вид, что его тут нет. Следующий стул занимал субъект с квадратной головой и узкими плечами, отличающийся сломанным носом и неприятным видом. Он отчего-то периодически пронзал меня лютым ненавидящим взглядом, хотя я видел его первый раз в жизни — впрочем, как и остальных членов президиума. Не могу похвастаться включенностью в местный политический бомонд.

— Внимание, господа депутаты! — на трибуну вышел спикер Думы, господин Базин. Не знаю, как его по имени, потому что в местной прессе его только так и именуют — «господином».

— Я предлагаю начать это заседание с принятия законопроекта об… — спикер заглянул в бумажку и прочел с видимым затруднением, — утверждении права изначальной собственности на предметы материального респавна…

В зале воцарилась задумчивая тишина. Похоже, не я один не понял, о чем идет речь.

— Я попрошу прояснить этот вопрос нашего научного консультанта. Профессор, прошу!

На трибуну неохотно поднялся Сергей Давидович. Вид у него был усталый и какой-то потерянный.

— Академик Маракс, научный директор Института Общефизических Проблем, — представил его спикер. — Профессор, депутатам требуется ваша консультация по очень важному вопросу, поэтому мы решили сократить обычную процедуру с письменным запросом и письменным же заключением. Тем более что вопрос простой.

— Да, да, в меру моей компетенции… — сказал ученый тихо.

— В микрофон, если не сложно, — попросил его Базин. — Вопрос следующий: известно, что некоторые предметы материального быта, в частности, складские запасы магазинов, каждый день… хм… как бы возобновляются. За неимением подходящего термина, мы использовали слово из области игровой индустрии — респавн.

— Поди, сыночек подсказал, — рядом со мной плюхнулся благоухающий коньяком Славик. — Говорят, он у него тот еще игроман.

На него покосились и зашикали соседи.

— Тише, Слав, интересно же, — прошептал ему я. — Ты чего не слушал начало?

— Униформисты не аплодируют клоунам, — ответил Славик. — А я в этом шапито вроде работника сцены…

— Так вот, — продолжил спикер. — Является ли респавненный предмет тем же, что и изначальный? Или это уже другой предмет? Я понятно изложил вопрос, Сергей Давыдович?

Маракс достал из кармана очки, из другого кармана — тряпочку, протер стекла и снова убрал очки в карман.

— И этот вопрос кажется вам простым? — спросил он удивленно.

— Ну, скажите просто — да или нет.

— Является примерно в той же мере, в какой вы, господин спикер, являетесь тем же человеком, каким были вчера.

— С утра я видел в зеркале себя, — засмеялся Базин.

— Понимаете, — сказал профессор устало, — это один и тот же смысловой материальный объект. Та же, если угодно, учетно-складская товарная единица. Состоит ли он из тех же атомов и молекул, из который состоял изначально? — Скорее всего, нет. Но и вы, господин спикер, не состоите на сто процентов из тех же клеток, что вчера — человеческий организм непрерывно обновляется. Однако я удивлен, что вы пригласили меня ради этого. Неужели именно этот, крайне малозначимый нюанс, представляется вам важным в сложившихся обстоятельствах? Вы разве не понимаете, что ситуация изменилась? То, что казалось сначала досадным недоразумением и временным затруднением, на наших глазах превращается в катастрофу. Поймите, это не новые жизненные обстоятельства, которые надо использовать, это стихийное бедствие, требующее экстренного реаги…

Звук пропал — профессору отключили микрофон. Он несколько секунд продолжал говорить, неслышно шевеля губами, но потом махнул рукой и сошел с трибуны.

— Регламент, регламент! — провозгласил спикер. — Благодарим профессора за исчерпывающее пояснение!

Маракс некоторое время растерянно топтался у трибуны, потом Славик неожиданно сорвался с места, трусцой подбежал к нему, что-то сказал, нежно взял под локоток и повел к нашим боковым местам. Ученый кивнул и послушно пошел с ним.

— Итак, господа депутаты, — гремел в микрофон Базин. — Наука неопровержимо доказала, что респавнящийся товар — это тот же самый товар. То есть это товар, закупленный собственником для дальнейшей реализации, поэтому я рекомендую принять законопроект, утверждающий на него право собственности изначального владельца. И собственность эта неотъемлема так же, как и любая другая!

— Эти люди делят судовую кассу на тонущем корабле, — сказал грустно профессор, которого Славик усадил рядом с нами. — Я лучше вернусь в институт.

— Подождите, проф! — сказал, панибратски приобнимая его за плечи, поддатый Манилов. — Мы охотно вас выслушаем, но давайте же подождем, чем кончится. Разве вы не любите цирк?

— Не очень, — признался профессор. — Даже в детстве не любил. Шум, запах, громкая музыка… Но я готов потерпеть при одном условии.

— Каком?

— Он, — Маракс показал на меня рукой, — ещё раз даст мне эфир на своем дурацком радио. В прошлый раз я, увы, был связан определёнными… хм… обязательствами. Но мне кажется, они утратили силу в связи с… Утратили, в общем.

— Может, оно и дурацкое, — обиделся я. — Но другого-то у вас нет. Ладно, договорились, жду вас утром в студии. А теперь дайте послушать.

— Если вопросов больше нет, предлагаю перейти к голосованию, — закончил спикер.

— Есть вопросы! — раздался знакомый голос из зала. Я с удивлением увидел поднявшегося с кресла председателя. Он сменил свой сельский засаленный пиджачишко на вполне приличный костюм и выглядел на удивление солидно. Я сразу вспомнил, как моё подсознание во сне нарядило его купцом первой гильдии.