— Правда? — раскрыл рот доверчивый Чото.

— Конечно, — подтвердил я. — Только недолго.

— Почему недолго? — заинтересовался он

— Дорого потому что. Как международный звонок.

— А, ну да, логично…

— Кроме того, — я выдержал паузу, подогревая его любопытство, — о чем с этим придурком разговаривать-то?

— Тьфу на тебя, — обиделся Чото. — Опять издеваешься… А я почти поверил. Кофе, кстати, кончается.

Кешью вызвал меня не просто из вредности — на вечернем эфире сегодня был профессор Маракс. Я-то думал, что он после Анютиного видеоинтервью у нас персона нон-грата, но ничего подобного — те же на манеже. Не Чото же с ним разговаривать будет?

— Дорогие слушатели, у нас в студии Сергей Давидович Маракс — научный директор Института Общефизических Проблем! Здравствуйте, профессор!

— Здравствуйте, Антон, здравствуйте, жители Стрежева. Меня попросили прокомментировать сложившуюся у нас в городе ситуацию. Ну что же — лучше поздно, чем никогда. К сожалению, в прошлый раз мои предостережения запоздали, и теперь мы имеем то, что имеем…

— И что же мы имеем, проф? — спросил я. — Боюсь, многим до сих пор не очень понятно, что же, собственно, происходит и почему?

— Знаете, Антон, к сожалению, я могу лишь описывать, но не объяснять происходящее. Мы, ученые Института, в научном смысле сейчас, как алхимики средневековья: фиксируем картину мира, набираем статистику, эмпирически выстраиваем закономерности… и все время натыкаемся на белые пятна, в которых могут водиться драконы. Мы можем примерно сказать, что происходит, но даже приблизительно не можем сказать — почему.

— Если вдуматься, профессор, — подбодрил его я, — наука никогда и не отвечала на этот вопрос. Просто ваше «как» достигло таких глубин, что «почему» вообще выпало. Наука выяснила, что у моржа в пенисе кость, но так и не дала ответа на вопрос — почему, блин, только у моржа?

— Спасибо, Антон, — покивал профессор. — Вы умеете посмотреть на проблему с неожиданной стороны. Действительно, причины происходящего сейчас не так важны. Главная наша проблема в некоторой… субъективизации происходящих процессов. Фактически, каждый житель города сейчас живет в своей собственной реальности. К счастью, статистическое большинство людей не обладают чрезмерной фантазией, ценят стабильность, и их личные реальности более-менее совпадают. Только поэтому мы все еще ходим по улицам, дышим воздухом, едим еду и даже поддерживаем что-то похожее на экономику, а не летаем в облаках розовыми бабочками. Отдельные носители альтернативных картин мира в заведомом меньшинстве просто потому, что эта картина у каждого из них своя, а то, что люди ходят ногами по земле, едят и, простите, какают — это общий ментальный консенсус, который пока держится. Увы, именно что «пока». Экспоненциальный рост феномена талантов, который мы фиксируем, говорит о том, что наша реальность стала достаточно пластичной для наблюдаемого проявления такого индивидуализма.

— Так, может, пускай наслаждаются? Каждый сам кузнец свой оградки, и все такое?

— Понимаете, Антон, обычно, когда разные люди видят одно и то же по-разному, это только их проблемы. Но в нашем случае, когда один человек считает, что сейчас утро, а другой — что вечер, они могут оказаться правы оба.

— И что в таком случае произойдет? — заинтересовался я.

— Не знаю, — пожал плечами профессор. — Но, скорее всего, ничего хорошего. В общем случае, победит большинство — если девяносто девять из ста уверены, что утро, то один, уверенный, что вечер, ничего не изменит. Но, если их окажется пятьдесят на пятьдесят — последствия непредсказуемы. Ситуация с продуктами в городе — прямое следствие такого феномена. Пока люди не задумывались, откуда они берутся в магазинах, и имели характерную для любого горожанина убежденность, что так будет всегда — они были. Как только эта уверенность была нарушена известными событиями — мы получили то, что имеем.

— Говорят, монахи…

— Да, это прекрасный пример, который я сам хотел привести. Организованная группа людей с хорошей ментальной дисциплиной и привычкой к коллективным действиям может влиять на свою часть реальности почти неограниченно. Именно поэтому я хочу обратиться к горожанам с призывом соблюдать спокойствие и, по возможности, игнорировать все странности нашего положения. Пока мы ведем себя так, будто все нормально — мы сохраняем остатки этой нормальности.

— Спасибо, профессор! Внимание, дорогие радиослушатели! Если вы, выйдя на улицу, увидите пролетающего мимо розового слона — не обращайте внимания, пусть себе летит. Может быть, там у него гнездо. Так победим! А теперь — музыка!

— Проф, не для эфира, а между нами, — спросил я его, запустив музыкалку, — хоть какие-то гипотезы о причинах есть? Прогнозы? Варианты действий?

— Антон, — сказал он, непроизвольно оглянувшись, — я могу только в частном порядке, как обыватель обывателю…

— Да-да, — радостно подхватил я, — именно! Как он ему.

— Исходя из наблюдений за развитием ситуации, обратная экстраполяция дает возможность предположить, что причиной или, если угодно, первотолчком ситуации был всего один человек. Вы наверняка слышали кучу местных легенд о том, что Стрежев находится… хм… в некоторых особенных отношениях с мирозданием?

— Еще бы, — подтвердил я. — Пурсон готов рассказывать это каждому, кто имеет уши, чтобы слышать, и недостаточно ловок, чтобы удрать.

— У всех этих легенд есть общее. В какой-то момент горожане настолько боялись наступления завтрашнего дня, что город как бы шел им навстречу. Однако я считаю, что для этого достаточно одного человека. Какого-то особенного человека, который… не знаю. Может быть, имеет специфический талант. А может, настолько сильно не хочет наступления завтрашнего дня, что реальность не может этому желанию противиться.

— Один человек? — засомневался я. — Вы же сами только что говорили, что один вечерний не победит девяносто девять утренних! Это вам каждая «сова» подтвердит!

— Один человек — это как запал, детонатор ситуации. Для нашего времени характерна всеобщая боязнь будущего, апокалиптические ожидания. Медиа — простите, Антон, ничего личного, — в погоне за вниманием и трафиком накручивают спираль ужасов, обещая впереди только кризис, войну, эпидемии, экологические катастрофы и рост цен на алкоголь. Мир вокруг ускоряется на глазах, изменения происходят настолько быстро, что люди живут в непрерывном футуршоке и стрессе от потока изменений. Ну и неизменное личное — с каждым днем каждый и становится ближе к смерти. Еще не так давно люди считали, что в будущем будет лучше, чем сейчас. Но теперь сформировано преобладание обратной точки зрения.

— Ну так это просто коммерция, — сказал я. — Все эти «живи сейчас», «не откладывай на будущее» и так далее. Потребитель должен тратить и брать кредит, а не копить и инвестировать. От этого все «ноу фьюче» и «томорроу невер кейм», которыми накачивают подростков коммерческие контркультуры. Все ради того, чтобы сегодня они купили в кредит «Айфон».

— Причины не важны. Люди, не отдавая себе отчета, боялись будущего, и ситуация, когда оно не наступает, внезапно устроила всех. Но катализатором или, если угодно, точкой кристаллизации выступил кто-то один. На данный момент все, кто принимает решения в городе, со мной согласны, но…

— Вы не знаете, кто это?

— К сожалению, скорее всего, он и сам этого не знает. Мы проверили кучу перспективных вариантов — умирающие от рака, ожидающие конца света, религиозные сектанты и всякие мистагоги, внезапно уволенные отцы семейств, брошенные женщины… Пока все впустую. Но что, если это просто чей-то затюканный муж, к которому завтра должна была приехать вредная теща?

— И как вы отличите такого человека? А главное — что с ним сделаете?

— Ой, простите. Антон, заболтался я с вами, наговорил лишнего… — спохватился Маракс. — Не берите в голову, это не ваши заботы. Для вас главное другое — вы как работник медиа сейчас выполняете важнейшую роль по стабилизации обстановки в городе. Люди вас слушают день за днем, и это дает дополнительный якорь стабильности. Ваши календарные шутки, несмотря на некоторый, простительный в вашем возрасте цинизм, дают людям перспективу и уверенность, что все идет приблизительно как надо. Мы очень вам за это благодарны…