Мартын устроился с гитарой на стуле, взял пару аккордов, чтобы я выставил микрофоны, и заиграл Talk Dirty — его собственный джаз-клезмер-кавер на известную песню. Удивительно, в какой пронзительно бодро-грустный еврейский мотив он превратил этот унылый негритянский попс…

Been around the world, don’t speak the language
But your booty don’t need explaining
All I really need to understand is when you, you talk dirty to me…

Вся вековая скорбь еврейского народа смотрела на нас глазами-маслинами из этих простых слов в исполнении Мартына, но я не вслушивался в текст, я смотрел на девушку. Мне никогда не удавалось уловить момент ее появления, но, играл ли он в студии или выступал на сцене, в какой-то момент оказывалось, что Менделеву аккомпанирует некая барышня. Сегодня она была в легком синем платье до колен, в простых туфельках на небольшом каблуке и белых гольфах, а играла на альтовой скрипке. Лицо ее, как всегда, закрывали длинные, темные, вьющиеся волосы, взлетающая со смычком рука была украшена пестрыми нитяными браслетами. Играла она так же великолепно, как Мартын — они составляли идеальную исполнительскую пару, ведущую сложную импровизацию как один человек, которым, в некотором смысле, и были.

Менделев играл мелодию за мелодией, переходя от бодрого свинга к тяжеловатым блюзовым квадратам, но везде альт вел безупречную партию, то солируя, то уходя на второй план и выпуская вперед гитару. Я молча наслаждался — это был чистый восторг, хотя аудитория радио наверняка предпочла бы что-нибудь попроще. Но попроще он и в кабаке вечером сыграет, а тут пусть оттянется.

Увы, все хорошее быстро кончается, и я, дождавшись коды, вывел свой микрофон на пульте вверх и, оттарабанив бодрое: «С вами Радио Морзе!» — запустил рекламный блок. Он начинался с рекламы «Графа Голицына», который и башлял Мартыну за выступление.

— Была? — грустно спросил Менделев, когда я отложил наушники.

— Была, — подтвердил я.

— Флейта?

— Скрипка, альт. Было круто.

— Эх… — главная драма его таланта была в том, что он девушку увидеть не мог. Стоило ему потерять сосредоточенность на исполнении, как она немедленно исчезала. Никакие технические средства ее тоже не фиксировали, и в эфир у нас шла, к сожалению, одна гитара — эффект аккомпанемента проявлялся только вживую. «Граф ГолицынЪ», кстати, этим вовсю пользовался, Мартын был у них за главного — после жоп и сисек — завлекателя публики, услаждавшего посетителей в паузах между пьянством и блядством.

— В чем была сегодня? — спросил он тоскливо.

Я описал, приукрашивая как мог, Менделев сидел, уныло повесив свой шнобель и вздыхал. Глупо быть влюбленным в фантом, порождённый собственным мозгом, но с настоящей любовью по-другому и не бывает.

— Ах да, — спохватился он. — Чуть не забыл!

Он порылся в гитарном кофре и выудил цилиндрический бумажный сверток.

— У нас же казино опять открыли, будут вам фишки подгонять.

— В «Поручике»? — удивился я.

— Ну да, — подтвердил он. — губернатор разрешил. Сказал, что федеральные законы остались снаружи, а развлечений у народа и так мало. Налогом, правда, говорят, обложил немилосердно, но наши все равно ликуют.

— Ю-хху! — донеслось из-за стекла. Это увидевший фишки Чото исполнял танец изголодавшегося по стриптизу самца лесной макаки. Мартын смотрел на него скептически — он-то этих стриптизерш каждый день без грима видит. А у меня появилась идея, как провести вечер: Анюта объявила сегодняшний день «антон-фри», ей, мол, надо поработать над материалами. Ну и ладно, в вопросе «с кем выпить» всегда можно положиться на Славика.

— Возвращаясь к вам после рекламы, напоминаю, что вы слушаете Радио Морзе, самое конкретное радио на свете, а на ключе дежурит Антон Эшерский. У нас по-прежнему тринадцатое июля и вечный четверг. Но если бы сегодня отчего-то случилось четырнадцатое ноября, то это был бы День политолога! Политологи — авгуры нашего времени. По полету твиттера и внутренностям фейсбука они дают смутные толкования очевидного и не могут смотреть друг другу в глаза без смеха. Это люди, которые неоднократно и убедительно предсказали развал, переворот, хлад, мор, глад и коллапс всего. Но если вы хотите знать правду — не слушайте их, слушайте меня. Вот вам мой прогноз: «Все будет примерно так же, как сейчас, но все будут уверены, что раньше было лучше». Уж это-то непременно сбудется, будьте уверены — потому что именно так идут дела последние десять тысяч лет…

Со Славиком Маниловым нас объединяло наглядное подтверждение факта, что мир тесен. Мы вместе учились в столичном университете — на разных факультетах, но одновременно, и были знакомы настолько, что он как-то раз пытался набить мне морду. Славик тогда был безответно влюблен в одну барышню и пребывал в совершенной уверенности, что я и есть причина той безответности. Между тем я находился в сложной этической ситуации — у меня с той барышней ничего не было и быть не могло, потому что она была лесби, но скрывала этот факт, делая вид, что у нас роман. Мне было жалко Славика, но раскрыть ему глаза на этот факт не позволяло данное барышне обещание. В общем, на какой-то студенческой пьянке Славик не выдержал и кинулся меня бить. Это была самая нелепая в моей жизни драка — по причине разных весовых категорий и несопоставимого жизненного опыта он меня побить не мог, а я его не хотел. В результате я держал пьяного Славика за шиворот на вытянутой руке, а он пытался стукнуть меня кулаком, но не доставал, поскольку руки коротки. Когда он выдохся, я аккуратно уложил его на диван, где он и уснул. В каком-нибудь романе мы после этого должны были бы стать лучшими друзьями, но не стали.

Возможно, потому что на утро он ни черта не помнил.

Славик учился на философском, но выучился почему-то на политолога. Наверное, это лучше оплачивалось. В Стрежеве он обретался при мэрии, консультировал кампанию по мэрским выборам. Они были назначены на десятое августа, до этой даты у него был контракт, так что он продолжал числиться трудоустроенным и получал зарплату, хотя сам вопрос выборов несколько утратил свою актуальность. Манилов мониторил местные форумы и составлял на этой основе какие-то срезы «общественных настроений», но больше увлекался социологическими и философскими аспектами здешней жизни и даже писал втайне какую-то работу на сей счет.

Я относился к этому скептически. Как по мне, поскольку люди везде одинаковые, то и уникальности тут никакой. В какую жопу их ни засунь, они будут точно так же жрать друг друга и срать на головы. Это называется «социальная активность». Славик был со мной не согласен, что не мешало ему быть хорошим собутыльником, неглупым и остроумным. С ним было о чем выпить. А что еще нужно одному мужику от другого, если они не гомосеки и не любят рыбалку?

Пока я собирался, Чото гнал в эфир местные новости. Я прислушался:

— В рамках борьбы за здоровый образ жизни мэр предложил сделать следующий шаг. Запретив курение в общественных местах, жилых и рабочих помещениях, за рулем, на улицах и площадях, он выдвинул новую инициативу — штрафовать горожан за лишний вес.

Чото пустил в эфир диктофонную запись. Качество было не очень, но слова разбирались отчетливо.

— Лишний вес является даже более вредным, чем никотиновая зависимость, а сердечные заболевания, им вызванные, чаще приводят к ранней смерти, чем рак легких. Я считаю, что городская администрация до сих пор уделяла преступно мало внимания этой проблеме. Здоровье горожан — наша общая задача, и мы будем решать ее со всей решительностью…

«Решать со всей решительностью…» — в этом весь наш мэр.