Никодим остановился перед зеркалом и стал внимательно разглядывать появившегося там домового. Домовой выглядел очень прилично. Аккуратненькие синие брючки. Курточка... Никодим снял с рукава, неведомо когда прицепившийся репей, и сунул его в карман... Курточка тоже в полном порядке. Красивая красная рубашка аккуратно застегнута на беленькие пуговицы. И галстук тоже красный...

Никодим поправил галстук, одернул курточку. Повернулся одним боком, другим: все было нормально. Он не удержался и надел очки. В очках домовой видел хуже, но достаточно для того, чтобы убедиться, что в них он выглядит очень серьезным и деловым. Конечно, не так, как Валерий Иванович, но тоже солидно. Теперь можно было начинать утренний обход школы. Никодим снял очки, поместил их в карман и вышел в коридор.

Прежде всего, он проверил на месте ли расписание уроков. Потом осмотрел портреты великих писателей. Великие тоже были на своих местах. Только портрет русского писателя А.П. Чехова немного покосился. Никодим встал на скамейку и поправил раму: теперь и портрет А.П. Чехова висел ровно.

Стенгазета находилась на своем законном месте, возле кабинета директора. Рядом - "Доска почета" с фотографиями отличников... Стоп! Никодим остановился. Что-то с отличниками было не так... Ну, конечно, какой-то хулиган пририсовал отличнице Гале Ведерниковой усы. Большие черные усы. К такому повороту Никодим был готов. Он вынул из кармана ластик и аккуратно стер усы. Галя Ведерникова опять стала молодой и красивой.

- То-то, - с укоризной сказал домовой неизвестному хулигану. - У нас такие номера не проходят, - и погрозил ему пальцем.

Больше никаких нарушений в коридоре он не заметил и зашел в крайний класс, 3-й "А". Класс блестел чистыми окнами, на подоконниках ничего не валялось, парты были протерты. Никодим уже собрался выйти, как вдруг увидел в левом углу, что находился невдалеке от окна, паутину. Домовой хорошо помнил, что вчера утром здесь был совершенно чистый угол, а сейчас паутина. И, серенький паучишка застыл на ней. Тот самый паучишка, которого Никодим два дня тому назад встретил в кабинете по труду и велел отправляться в подвал. А он, оказывается, сюда забрался, фокусник. И уже сеть сплел.

- Ты чего это, шестиглазый делаешь! - Никодим потянулся за очками, но вспомнил, что такую малявку, как паука, он в очках вовсе не увидит, и оставил очки в покое. - Альпинист-самоучка! Ткач на мою голову вырос. Технику безопасности не соблюдаешь. Это же 3-й "А", сплошные юннаты. Энтузиасты. Если они тебя увидят, сразу в коробку из-под спичек попадешь. А и не увидят, тоже не лучше: придет тетя Фрося, махнет шваброй, где тогда тебя искать?

Паучишка замер, опустил все шесть красненьких глазок и молчал. Раз попался, ничего другого ему не оставалось. Признаваться, что не прав ему не хотелось, а возразить домовому он не мог.

- О себе ты не думаешь, никакого у тебя инстинкта самосохранения нет, горе ты мое...

Паучок молчал.

А о детях ты подумал!?

Паучок, когда плел здесь паутину, думал о мухах.

- Забыл, что здесь дети учатся, - продолжал воспитывать его домовой. - Им что, учителя слушать, знания получать, или на твою паутину любоваться!? Я тебе говорил, чтобы ты со своей паутиной в подвале устраивался. Даже место показывал.

Ублажить домового можно было только одним способом - признать свою вину, и шестиглазый покраснел. Этот прием он уже несколько раз использовал, действовало безотказно.

- То-то, - Никодим был отходчив. - Отправляйся в подвал, и чтобы больше я такого безобразия не видел.

Шестиглазый рванул, как муха от стрекозы, и сразу скрылся в щели, под подоконником, которую присмотрел заранее, на случай какого-нибудь осложнения.

Никодим пошел дальше. Конечно, в 4-м "Б" вся доска была измалевана рожицами. А что еще можно ожидать от 4-го "Б". Художники! У них доска всегда так разрисована, что смотреть не хочется. Вечная история. Никодим взял тряпку и вытер доску дочиста. В 1-м "А" на полу валялась чья-то шапка. Тоже нормально, в 1-м "А" на полу всегда валяется что-то. Домовой подобрал шапку и положил на стол учительницы.

А потом Никодим встретил школьного кота Филидора. Филидор, как и домовой, служил здесь со дня основания школы. Когда открывали школу его, по человеческому обычаю, впустили в здание первым, и только вслед за ним вошел сам директор. Кот этим невыносимо гордился. Он был крупным, серым, с седыми усами и выглядел не менее солидно, чем сам Никодим. Но, по своему положению, подчинялся домовому.

- Здравствуй, Филидор. Какая приятная встреча!

Никодим вынул очки и поместил их на нос. Такое крупное существо, как кот Филидор он и в очках мог рассмотреть.

Кот сразу понял, что домовой чем-то недоволен.

- Гуля-аешь?.. - Никодим произнес это "Гуля-аешь" так, как будто обвинил кота в том, что тот вылакал все приготовленное первоклассникам на завтрак молоко.

Филидор был уверен, что никакой вины за ним нет. Молоко он не трогал, и даже в столовую этим утром не заходил. Но по тону домового понял, что тот сейчас начнет придираться.

- Не то, чтобы гуляю, но, вот, иду значит... - довольно неопределенно заявил он.

Никодим сдвинул очки так, чтобы видеть кота поверх них. Филидор смотрел на домового спокойно, совершенно невинными глазами. Но кончик хвоста все время вилял: то вправо, то влево, выдавая беспокойство хозяина.

- Это хорошо, что идешь. Всякое движение, Филидор, полезно для здоровья. Все великие путешественники, которые не погибли, дожили до глубокой старости. А скажи ты мне, кто из нас должен мышей ловить? Ты или я?

"Эге, - сообразил Филидор. - Значит, он увидел карту... - И тут же подумал, - а, может быть, и не заметил, может быть, он о чем-то другом..."

- Конечно я. Какой может быть вопрос... - прикинулся он, что не понимает, о чем ведет разговор домовой.

- И я так думаю, - согласился Никодим. - Вот меня и интересует, где ты ходил, когда мыши политическую карту полушарий погрызли?

- Неужели карту полушарий? - Филидор постарался сделать вид, будто ничего об этом не знает. - Всю?!

- Всю не всю, а восточного полушария теперь нет. Без Америк остались: ни Северной, ни Южной. И острова Ямайка нет.

Чихать хотел Филидор на остров Ямайку. И на обе Америки тоже. Но говорить об этом, разумеется, не стал. Более того, он сокрушенно покачал головой, показывая, что его очень огорчила потеря сразу двух Америк и острова Ямайка в придачу. Домовой не поверил.

- Ты как думаешь, почему мыши сожрали Восточное полушарие?

- Так ведь понятно... - Филидор энергично почесал лапкой за правым ухом. - Оно же отклеилось. А они его клейстером... Надо было чем-то синтетическим, а они клейстером. Они бы еще салом намазали. Мыши бы им спасибо сказали.

- А хоть бы и салом! Но за борьбу с грызунами в школе отвечаешь ты и мышей до географических карт допускать не должен.

Филидор мог бы сказать, что школа большая и за всеми классами он уследить не может. Но промолчал, потому что понимал: за всеми присматривать и не надо. А кабинет географии, любимое место домового, следует оберегать.

- Так вот, слушай меня. С этого времени берешь кабинет географии под персональный контроль. Будешь там ночевать. И каждое утро станешь докладывать.

- Навсегда, что ли!? - возмутился Филидор, любимым местом которого, был кабинет труда. Спал он там, на горке теплых лоскутов, которые в изобилии оставались после занятий кружка "Умелые ручки". А после "Юных кулинаров" всегда можно было перекусить чем-нибудь вкусненьким. Ему совершенно не хотелось перебираться в кабинет географии, где только мыши и могли кормиться.

- Не навсегда, а пока не поймаешь трех мышей. Нельзя допускать, чтобы они уничтожали Америку.

- А если это только одна мышь?

- Одна!.. За ночь, всего Восточного полушария, как не бывало. А ты - одна. Ты еще скажешь, что там цунами пронесся.