— Ну так, что будем делать с твоим одноклассником.

— Паша, пожалуйста, прошу тебя, просто увези меня отсюда.

— Зашибись! И куда я тебя повезу?

— Домой.

— Домой ты в любом случае попадешь. Скажи, что будем делать дальше.

Девушка повернула ко мне недоуменное лицо:

— Паша, я тебе говорю, они ничего не успели сделать! Мы….

— Глаша, я сейчас у другом. Как мы будем выворачиваться из этого дерьма.

— Я не понимаю.

— Смотри. Мы сейчас встаем и уходим отсюда. Я не знаю, что ты собираешься сказать своим родителям, но если тебя все-таки изнасиловали, то тебе надо попасть к врачу, а так как тебе нет еще восемнадцати, то врач, без твоих родителей с тобой разговаривать не будет. Если тебя изнасиловали, и ты хочешь отомстить официально, врач должен, как можно быстрее, взять у тебя мазок. Потом, тебе надо принять какой-то оперативный контрацептив, я знаю, такие есть….

— Паша, они мне ничего не сделали…

— Глаша, тебя жизнь заставляет сейчас принимать взрослые решения. Если что-то было, скажи сейчас, это важно. Мое отношение к тебе от этого не изменится.

— Я тебе клянусь, что ничего не было.

— М-м-м. Ты знаешь, с одной стороны это очень хорошо, а с другой — очень-очень плохо.

— Ты что такое говоришь? Что меня не успели вые…ть — это плохо?

— Глаша, не кричи, ты, просто, меня не так поняла. Просто, у нас теперь новые проблемы.

— Да в чем проблемы то! — девушка оттолкнула меня от себя и закрыла лицо руками, а я, понимая, как я не романтично выгляжу, начал играть роль старого, занудного мудака.

— Глаша, слушай меня. Допустим, я сейчас несу или веду тебя до мотоцикла, и везу к тебе домой. Если твои родителя в первую минуту не убьют меня, что будет во вторую?

— Я им все расскажу.

— Допустим. Что папа и мама будут делать, если тебе поверят?

— Они…, наверное, в милицию пойдут.

— Правильно, пойдут в милицию. А там все, абсолютно все начальники, очень похожи на твоего одноклассника. И, знаешь, что будет дальше?

Глаша, глядя на меня начинающими заплывать глазами, помотала головой.

— А вам скажут, что их дочь — несовершеннолетняя проблядушка — после этих слов мне пришлось ловить попытавшуюся вскочить девочку, и с силой усаживать ее обратно.

— Так вот, их дочь, связалась с приезжим ментом, раздвинула ноги, а потом, чтоб скрыть залет, решила оговорить хорошего ольского мальчика, может быть, с целью вымогательства. А, так, как ты, наверное, невинность потеряла? — я пристально взглянул в эти глаза напротив, и Глаша отвела взгляд: — То иное доказать вам будет трудно. И на вас начнут давить и давить, умело, изобретательно, с привлечением общественности. А кончится это тем, что ты напишешь заявление, что это я тебя избил и изнасиловал. И поверь, так будет. При желании, заставить тебя и твоих родителей сделать это — вполне реально.

Я перевел дух и продолжил:

— Потом меня посадят, и я из этой тюрьмы — я махнул рукой в сторону своего временного пристанища: — вряд ли, когда ни будь, своими ногами выйду. А когда все затихнет, это урод повторит свои попытку. И, поверь, он отыграется с тобой за все. Вот такая у нас с тобой, мрачная перспектива. Я бы с удовольствием его утопил, ну тогда нам с тобой конец придет еще быстрее. Я уверен, что его друзья пока растерялись, и не знают, что им делать. Но минут через тридцать— час, он и все-таки расскажут о случившемся кому ни будь, более опытному, и тогда сюда, на выручку прискачет целая орда. Поэтому, нам надо быстрее решать, что будем делать и убираться отсюда. Кстати, папа у этого ублюдка кто?

— Папа у него председатель профкома на обогатительной фабрике…

— Ну, птица, так, скажем, не самого высокого полета.

— А дядя у него — третий секретарь райкома партии….

Глава 8. Народные гуляния.

Услышав информацию о родословном древе тела, валяющегося в нескольких шагах от нас, я онемел, а потом, быстро пошел к аборигену, над которым, склонив к хозяину голову, стоял гнедая лошадь под седлом. Первым делом, я попытался поймать коня, но, хитрое животное, отбегало в сторону, все время сохраняя дистанцию шагов в пять, между нами. Вождь бандерлогов был жив, и относительно здоров, судя по трепещущей жилке на смуглой шее. На спине, чуть выше задницы, у неудачливого насильника, была хорошая ссадина, обещавшая в ближайшее время, причинять вражине сильное беспокойство при сидении. А на лбу уже начал формироваться замечательный рог.

— Глаша, нам нужна эта лошадь. От меня она убегает, но нам надо ее поймать –воззвал я о помощи жительницу частного дома, поняв, что местную интерпретацию задачки про козу, волка и капусту, я без лошади, решить не смогу. Но самостоятельно продолжать ловить капризное животное я опасался, подозревая, что если я начну всерьез гонятся за конем, да, еще, с привлечением Демона, тот просто убежит навсегда.

Глаша встала и попыталась приблизится к четвероногому представителю копытных, но результат был аналогичным моему — очевидно странное существо в бесформенном сером балахоне плащ-палатки, доверия у умного животного, тоже, не вызывало.

— Паша, у тебя есть что ни будь вкусное?

— Коньяк, тушенка из говядины, вино, конфеты шоколадные — по-моему все вкусное. — перечислил я содержимое вещевого мешка, который я, предусмотрительно, взял с собой.

— Давай скорее конфеты.

Я покопался в вещевом мешке и протянул девушке коричневую, с красной полосой, коробку «Птичьего молока», моих любимых конфет.

Глаша вытянула из коробки три конфетки, дернула узел завязки под горлом, и, сбросив с хрупких плеч плащ— палатку, в чем мама родила, шагнула к лошади, вытянув вперед раскрытую ладошку с тремя, даже по виду, вкусными конфетками. Конь, видя перед собой тонкую девичью фигуру, подносящую ему, что-то, явно, вкусное, отбегать не стал, а вытянув морду, стал тревожно втягивая ноздрями воздух. Прошло две секунды, девушка приблизилась к копытному, гнедой, осторожно, губами, сгреб с руки человека сладкие, коричневые прямоугольники, а человек, погладив коня по шее, подхватил длинный повод. Поняв, что все в порядке, я стал, тщательно, вязать лежащего парня кожаными шнурами, которыми, полчаса назад, была зафиксирована на земле Глаша. Закрутив юноше руки и ноги, я приподнял, начавшего что-то мычать человека, натянул на него спущенные трусы и брюки, застегнув их на пару пуговиц, лишь бы не спадали.

— Глаша, лошадь держи — я, подхватив парня за ноги, набросил его верхней частью туловища на круп лошади, потом, перекинул через круп, привязав, остатком кожаного ремня, к седлу.

— Давай, я поддержу — я протянул руку к поводу: — Плащ палатку надевай и давай, садись в седло.

Девочка накинула плащ, вдела ножку в стремя, ловко подтянулась вверх, и махнув в воздухе стройной ногой, уселась в седле, позади своего одноклассника.

— Глаша, сейчас идем к дороге, у меня там в кустах мотоцикл. Если что случится, запомни — ты должна вот с этим — я похлопал по висящему поперек седла телу: — попасть домой, а твои родителя, если хотят, чтобы все закончилось для вас хорошо, должны поднять большой шум, поднять всех соседей, коллег по работе, всех, кого смогут. Понимаешь? Рыбаков убили на озере — люди вышли на улицу и шум поднялся на всю Россию, после чего, нас сюда прислали. Если твои родители поднимут такой же шум, то вас побоятся тронуть…

— Паша, а ты куда?

— Если что, не обращай на меня внимание, скачи к дому и кричи, что на тебя напали. Чем больше соседей об этом узнают, тем будет лучше для всех нас…

— Паша, если все узнают, то как мне жить дальше? Кому я буду после этого нужна?

— Глаша, нам надо сейчас, просто, живыми остаться. Если что, через год уедешь в любой большой город, там не будет никому никакого дела, до того, кто ты и откуда. Давай, не тяни время, его и так, очень мало. Удивляюсь, почему еще сюда никто не приперся.

Мы вышли на трассу. Метрах в трехстах от нас, на дороге, крутилось несколько всадника. Кроме ровесников Глаши, там было еще несколько парней постарше, я бы даже сказал, молодых мужиков. Увидев нас, выбирающихся на дорогу, парни радостно заулюлюкали и, неспешно, направили своих коней в нашу сторону.