К тому же, при попытке сделать что-то для себя, меня банально душит жаба, напоминая куда я могу вложить и на что потратить имеющиеся свободные средства. Так что ничего бы со мной не случилось, походи я еще пару лет в старой, не модной оправе на пол лица, щеголяя раритетным телефоном. Впрочем…

Тут я почесала бровь, проведя пальцами по спутанным волосам. Это-то как раз поправимо, причем без особых проблем. С трудом, пиная обнаглевшую жабу и раздутого внутреннего хомяка, но все же поправимо. В конце концов, никогда не поздно наступить на горло собственным принципам и попросить помощи у Толика. Череп всегда попрекает за то, что я проявляю излишнюю самостоятельность к месту и не очень. За возможность хоть как-то помочь ухватиться, как бульдог за зад незадачливого воришки, пугая окружающий мир своим счастливым оскалом.

Тихо фыркнула, сдувая с носа прядь волос. Другой вопрос, что большего я ему просто не позволю. И вопрос, что делать со всем остальным, когда накопления исчезают со скоростью света, платежи сделаны далеко не все, а врачи заломили такую красивую цифру за оставшийся курс лечения, встает просто таки ребром.

Ума не приложу, как из этого выкручиваться и чего мне это будет стоит! Не себя же на органы продавать, да? Хотя…

— Приплыли… — откинувшись на спинку кресла, зажмурилась и медленно сползла вниз. — Не, Мирослава Батьковна, мысль, конечно дельная, да… Идиотская, самоубийственная, но дельная. И не лишенная, опять-таки, налета авантюризма… Но скажи мне, краса ненаглядная, кто ж тогда тебе опеку оставит-то? Инвалиду, с уголовным сроком за спиной и отсутствием нормальной работы? И если даже оставят, чем черт не шутит-то в нашей стране, как ты Даньку-то поднимать планируешь, дурында?!

Возмущения были чисто риторическими, ответа или какой-то реакции не требовали. И если уж всерьез размышлять над извечной проблемой «Где достать деньги?», то вариант-то собственно всего один. Искать работу. И чем скорее, тем лучше, ведь будет возможность получить кредит в нормальном банке, не связываясь со всякими сомнительными предприятиями.

А то идеи, навеянные отечественными сериалами, по уровню наивности и нереальности давно переплюнувших Мексику с Бразилией вместе взятые, до добра точно не доведут. До полиции вот доведут, а до добра точно нет!

Звон посуды и тихие, но эмоциональные высказывания на не знакомом языке оповестили меня о том, что в комнату вернулось кудрявое чудо. Он же владелец дома и собак, пытавшийся не уронить на пол огромный поднос, заставленный тарелками, кружками, вазочками и…

Большим, пузатым, стеклянным чайником. Я такие только в одном псевдо-японском ресторане видела, где официанткой работала. Их использовали в подобии чайной церемонии, радуя посетителей редкими сортами чая. С ближайшего рынка, конечно же. Но об этом администрация и сотрудники тактично умалчивали.

Глядя на пошатывающееся размытое пятно, честно тащившее поднос, я только уважительно присвистнула, прекрасно понимая, как сложно осуществить такой финт ушами. И поморщилась, когда вся эта монстроподобная конструкция приземлилась на низкий журнальный столик, едва не погребя его под собой.

Хаски, даже ухом не повел, продолжая млеть под моими пальцами. Только выразительно глаза на меня поднял и тихо фыркнул, вновь жмурясь от ласки. Кажется, его поведение собственного хозяина только позабавило, не больше.

— Иногда я всерьез думаю, кто и кого воспитывал: они меня или я их? — тихо хмыкнул молодой человек, подходя ближе. Цветное пятно начало приобретать хоть какие-то очертания, но все равно это было не то. А кудряшка, словно только сейчас заметив как я щурюсь, хлопнул себя по лбу. — Тьфу ты, совсем забыл. На! Так лучше?

На нос опустились мои очки. Перекошенные, чем-то уляпаные, исцарапанные, но относительно целые. Правда, дужки грозили отпасть при первой возможность, а стекла так и норовили выпасть, но по крайне мере я уже могла хоть что-то видеть.

И, моргнув пару раз, вновь привыкая смотреть на мир широко открытыми глазами, я огляделась по сторонам, с любопытством рассматривая окружающую обстановку. Вот тогда-то я и заметила кое-что очень интересно. Настолько, что у меня задрожала нижняя губа, а в горле сперло дыхание от поднимающейся из глубины души волны возмущения, негодования и искренней, почти детской обиды. А все потому, что я увидела это….

Эту наглую, черно-белую, прелестную собачью морду, преспокойно лежащую на дорогом диване, поверх темного теплого пледа и с довольным ворчанием догрызающую козырек моей бейсболки. Моей самой лучше, любимой, бережно хранимой красной бейсболки, с эмблемой хоккейного клуба НХЛ! Той самой, с которой я практически сроднилась душой и телом, пережив немало приключения, найденных, что на голову, что на задницу! Моей кепки…

Вот же сволочь мохнатая!

— Слушай, ладно, я не туда забрела по глупости. Ладно, я виновата, что они за мной рванули, сказался охотничий инстинкт, — медленно проговорила, опустив плечи и сцепив пальцы в замок на коленях. — Я даже принимаю и осознаю свою вину в столкновении с деревом, хотя его не произошло бы, если бы вы меня так не напугали! Одно только никак понять не могу… — снова вдохнув, я жалобно протянула, ткнув пальцем в заинтересованно смотревшего на нас хаски. — Кепка-то моя за что пострадала?!

Хозяин дома на этот вопль души только вздохнул, погрозив кулаком питомцу. А

хаски…

А что хаски? Этот обаятельный зараза только хвостом вильнул и звонко тявкнул, продолжая жевать многострадальный козырек. И глядя то на него, то на требовательно тыкающегося носом в мою ладонь его собрата, то на смущенно-виноватого кудрявого лиса, я в который раз уже задалась вопросом…

Где, когда и как я себе счастья столько отхватила, что бы череда неприятностей была такой насыщенной и беспросветной-то?!

Что не убивает, делает нас сильнее.

Ой, лучше бы убило…

— Эй, Каркуша! — вопль неприятно резанул по ушам, отдаваясь болью в голове и прочих частях тела. Коротко вздохнув, я продолжила с мрачным видом прокладывать себе путь к главному корпусу. Только буркнула не оборачиваясь:

— В баню.

Студенты, завидев мою скромную, явно не настроенную на конструктивный диалог персону, расходились в сторону, дабы не нарваться на неприятности. Но по закону подлости, срабатывающему со мной куда чаще, чем мне хотелось бы, среди всей студенческой массы нашлась-таки одна паршивая овца. Та самая, которой край как надо до меня докопаться и гнева моего она ни капельки не боится.

И пофиг мне, что не овца, а самый натуральный баран. Положение дел от этого нисколько не меняется!

— Эй, не смей меня игнорить! Каркуша, блин!

— Да хоть оладушек, — скосив глаза, я с трудом, но опознала в слегка расплывающемся пятне своего бывшего соперника, с факультета физ-мата. Он когда-то страсть как хотел стать главой студсовета и не гнушался никаких методов борьбы за эту должность. Вот только с тех пор я с ним не общалась, и начинать общаться совершенно точно не собиралась.