И нет, моя совесть по данному поводу молчит, не напоминая о своем существовании. К этому человеку у меня не осталось ничего, кроме презрения и брезгливости. Увы, суровая правда жизни, не более того.

Вздохнуть свободнее я смогла только, когда оказалась на крыльце центра, держа на руках дремавшего Даньку, обхватившего меня ногами за талию и уложившего голову на плечо. Ветер неприятно задувал под куртку, которую Эрик, не слушая моих возражений, на меня напялил. А сам, оценив мое состояние и спящего мелкого, отправился за машиной. Слушать мои вялые попытки возразить и заверения, что я прекрасно дойду до дома, он не стал.

Отмахнулся и спокойно заметил, что вернется минут через пятнадцать, может чуть дольше. И если я попробую все-таки дойти самостоятельно… В общем, пауза у него вышла пугающая и очень многозначительная. Так что когда он скрылся за дверью, я честно отсидела в теплом и шумном холле центра минут десять. А потом плюнула и вышла, понимая, что еще немного и просто-напросто психану.

Сочувствующие взгляды, взгляды полные жалости… Меня они аж вымораживали, сметая все хорошее настроение к черту. И чтобы не устроить скандал на ровном месте, я предпочла стоять на крыльце, вздрагивая от ледяных укусов холодного ветра, ежась от промозглого воздуха и крепче прижимая к себе брата, делясь с ним своим теплом.

Прозвучит эгоистично, но лечить его простуду у меня не было никакого желания. И не потому, что она трудно поддавалось лечению, нет. Просто учитывая, что во время болезни характер резко портится у нас обоих, то лечение становится чем-то вроде квеста и испытания чужого терпения, изворотливости и упрямства.

Кальянов вернулся ровно через пятнадцать минут, как и обещал. Умудрившись каким-то образом получить пропуск на территорию центра и остановиться прямо напротив крыльца. Выйдя из машины, он осторожно забрал Даньку, уложив его на заднее сиденье и укутав в плед, подозрительно похожий на тот, что был у него в спальне. Меня затолкали на переднее сиденье, вручив термос с горячим чаем и пакет с лекарствами.

И только пристегнув меня, Эрик уселся за руль, выворачивая с подъездной дорожки, тихо поинтересовавшись:

— Домой?

Я помедлила, делая глоток терпкого, травяного настоя, в котором четко ощущалась мята. С одной стороны, мне не хотелось покидать уже обжитое пространство загородного особняка. Я привыкла к утру в компании Эрика и ворчавшей кухарки, у которой я уже привычно тырила блинчики на завтрак. Привыкла к банде, то ходившей за мной по пятам, то напоминавшей о себе очередным чьим-нибудь возмущенным воплем и испорченным предметом мебели, гардероба или ненароком забытых бумагах, на которых кто-то из хаски с чистой совестью выспался. Привыкла к атмосфере уюта, ненавязчивой заботы, которой меня, так или иначе, окружали. И с радостью дала бы ощутить все это Даньке, вот только…

— Отвези нас домой. Ко мне домой, — тихо откликнулась, грея руки о крышку термоса, использованную мной вместо чашки.

— Почему? — и вот вроде бы ничего не изменилось в его голосе, но глядя на то, как пальцы сжали оплетку руля, я могла с точностью сказать, что Эрик далеко не так невозмутим, как хочет показаться.

— Эрик… — допив чай, я закрутила крышку и, потянувшись, погладила его по щеке, прижавшись лбом к плечу. — Вот уж точно, два идиота… Влюбленных, блин, идиота.

Даньке не стоит сейчас окунаться с разбегу в незнакомую обстановку, с чужими ему людьми и вещами. А дома он и отойдет быстрее, и с тобой познакомится получше. Если ты, конечно, будешь приезжать…

Эрик вздохнул, но промолчал, видимо, признавая мою правоту. И даже не стал спрашивать адрес, без труда доставив нас в знакомый мне с детства двор. Взял Даньку на руки и помог донести его до квартиры, устроив на кровати в детской. С любопытством разглядывая следы свежего ремонта, которые Череп с компанией организовали без моего ведома и разрешения. Но возмущаться по данному поводу у меня уже не было сил.

Тем более, что мое возмущение, по ходу пьесы, никого особо не волновало.

Прощаться не хотелось, совсем. И мы стояли еще долго в коридоре, у приоткрытой двери, вновь обнявшись и переплетя пальцы рук. Эрик шептал что-то о том, что когда все уляжется, он плюнет на все и отвезет меня в далекую и солнечную Маврикию. Я не возражала, наслаждаясь теплом и лаской и чувствуя себя почти счастливой. Не смотря на то, что болело плечо и жутко хотелось спать, а впереди маячили зачеты и экзамены, если верить смс-кам от Психа.

— Увидимся? — только и спросила, отлипнув от парня и прислонившись плечом к дверному косяку.

— Конечно, — фыркнул насмешливо кудряшка, целуя меня на прощание. — И выпей лекарства, а то с твоим везением…

— Иди ты. — притворно возмутившись, я все же улыбнулась, кивнув головой, и закрыла за ним дверь. И сползла вниз по ней, вздыхая устало и оглядывая оставленный горе-ремонтниками знатный кавардак. — Ну здравствуй, дом… Надеюсь, теперь, все действительно будет хорошо.

Слова прозвучали как-то неуверенно. Но какое-то мелкое предчувствие, настойчиво копошившееся где-то на грани сознания, я предпочла проигнорировать, поднимаясь и намереваясь хотя бы на кухне отвоевать у банок с краской и прочего инвентаря немного места для турки и чашки настоящего кофе.

Должна же я хоть как-то подсластить все эти горькие лекарства, ведь так?

— Да, благодарю за то, что согласились встретиться, господин Альцгольд. Да, через полчаса в ресторане «Амиш». И вам всего доброго, конечно же… — Эрик тихо хмыкнул, положив телефон на стол и откинувшись на спинку кресла, сцепив пальцы в замок.

Окружающий полумрак и почти мертвая тишина, царившая в доме, его не напрягали, ни капли. Единственное, чего хотелось, так это как в детстве, закрыть глаза и захотеть оказаться где угодно, но не здесь. Жаль только, что столь замечательный способ ухода от проблем не работает.

Действительно, жаль.

— Спасибо за то, что согласился помочь, — тихо вздохнув, Кальянов потер переносицу, криво улыбнувшись на недоуменный взгляд своего гостя. — С Апьцгольдом.

— А, это. — сидевший в кресле напротив брюнет только добродушно хмыкнул, вновь утыкаясь в телефон и отвечая на очередное сообщение. Увы, его собеседника действительно трудно было проигнорировать. — Он чу… Чудный человек, если говорить объективно. А может, и чудной, это уж как кому ударение понравиться. Но явно не та весовая категория, чтобы ты просил о помощи. Итак?

Еще и бровь изогнул в очень уж знакомой манере, склонив голову набок и уставившись на хозяина дома в ожидании. Эрик обязательно бы посмеялся, не упустив возможности подколоть своего сонбе, но…

Что-то как-то было совсем не смешно. Хорошо еще Андрей пришел один. Компания острой и слишком быстро понимающей, что и к чему Харон самое последнее, в чем он сейчас нуждался. Хотя временами был согласен признать, что обожает эту девицу. Дозировано, конечно же.

И исключительно в компании с сонбе, ага.