— Ясно… — нахмурившись, Эрик вновь оперся локтями на стол, переплетая пальцы в замок. И добавил, криво усмехнувшись. — Ясно, что ничего не ясно.

— Может стоит спросить напрямую? — начальник службы безопасности вопросительно посмотрел на своего работодателя. Но Кальянов лишь головой покачал, возведя глаза к потолку.

И пояснил, понимая, что понять его пантомиму сможет далеко не каждый:

— Не ответит. Заболтает до смерти, но не ответит. Пробовал, знаете ли, Спартак Валерьевич. Но ничего кроме общих, ничего не значащих фраз не добился. Удивительно, но даже те, кто с ней в одной группе учится, вот уже целых четыре года, знают только прозвище, имя, должность и то, что она всегда не там и не вовремя. Да и внешность-то не каждый вспомнит. Так, красная кепка, очки и вечно что-от да ляпнет… А что за душой у этой самой красной кепки никого не волнует.

— Кроме вас, — иронично усмехнулся Луценко, кивком головы соглашаясь с высказанным мнением. С Вороновой он имел сомнительное удовольствие столкнуться не раз и не два. И даже профессиональное чутье дало сбой с девчонкой, выглядевшей как открытая книга — бери, читай, не хочу! О том, что вышеупомянутая госпожа Харина оказывается, не так уж и разговорчива, по сравнению с волнующейся Мирославой, он тоже был прекрасно осведомлен.

— Кроме меня, — вздохнув, молодой человек потер переносицу. — Есть что-то еще?

— Для того, что бы было что-то еще, действовать нужно иначе, — начальник службы безопасности безотчетно поморщился, явно припоминая не самые приятные моменты получения информации. — Увы, вами была задача не привлекать внимание и получить сведения в обход этой девушки. С учетом того, что о ней знает ее близкое окружение, вам, Эрик, вам вообще можно присвоить звание знатока одной конкретной птицы невезения.

— Прозвучало как диагноз, — на такую откровенную подколку Кальянов не обиделся и даже не возмутился. Манера общения у господина Луценко была соответствующей внешности и имени. Ну а раз она никак не мешала выполнению его прямых должностных обязанностей, то определенные вольности в общении были ему вполне простительны.

— С моей точки зрения, диагноз и есть, — любезно подтвердил Спартак Валерьевич. И, вытащив еще одну сигариллу, полюбопытствовал. — Прикажете рыть основательно или как?

— Не нужно, — на то, что бы принять решение, как действовать дальше, у Эрика не ушло много времени. В конце концов, если спросить у самой Мирославы нельзя, то может быть кто-то из ее друзей, настоящих друзей, а не этой студенческой пародии, будет более… Сговорчив?

— Вы что-то задумали, — протянул Луценко, мягко улыбнувшись и показательно тяжко вздохнув. — И отговаривать вас бесполезно.

— Бесполезно, — согласно усмехнулся Эрик, лукаво сощурившись. И, покрутив в пальцах карандаш, выдал. — Организуйте мне встречу с руководителем этого «Витязя». Мне кажется, Мира столько раз решала свои проблемы самостоятельно, что ее друг детства будет рад поделиться наболевшим.

— Или набить вам рожу, — показательно вздохнув, Спартак Валерьевич, поднялся, одергивая безупречно сидевший деловой костюм. — Надо сказать, вы рискуете, Эрик. И я искренне сомневаюсь, что этот риск стоит того.

— Ну как говорят некоторые, жить вообще опасно, от этого умирают, — почесав довольно зажмурившегося Севера за ухом, Кальянов добродушно фыркнул. — Так что, договоритесь о встрече, Спартак Валерьевич. И если что, обязательно за меня отомстите.

— Где-то я это уже слышал… — задумчиво протянул Луценко, направляясь в сторону выхода, попутно вытаскивая из кармана пиджака записную книжку и телефон.

— Возможно, — Эрик широко улыбнулся, легкомысленно пожав плечами. — Но я уверен, она стоит этого риска. В любом случае.

Ответа на свое утверждение он. конечно же не получил. Да и не ждал особо, прекрасно понимая, что Луценко отговаривать его не будет, хотя и проследит, что бы обошлось без эксцессов. Вариант, что ему просто и без затей попробуют набить морду лица был далеко не самым фантастичным из всех возможных. Но все же, что-то подсказывало, что Анатолий Черепков будет совсем не против, если кто-то решит помочь его закадычной и невезучей подруге.

Громкий вскрик, звук бьющегося стекла и глухого удара отвлек его от размышлений и заставил встрепенуться всю стаю. Хаски навострив уши насторожились, а когда звук удара повторился, стрелой выскочили из кабинета, едва не сбив с ног экономку, спешившую к хозяину. Она только руками всплеснула, охнув от неожиданности. И проводив взглядом пушистую банду, заглянула к Эрику, взволнованно протараторив: (200cf)

— Господин Эрик, там… Там…

В груди шевельнулись не самые хорошие предчувствие. А послышавшийся звонкий предупреждающий, многоголосый рык только подтвердил его подозрения. И парень поспешил в сторону кухни, уже примерно представляя, что произошло. Осталось только ответить на два извечных вопроса: кто виноват и что теперь делать.

Интересно, эти двое когда-нибудь смогут ужиться в одном доме или он все-таки безнадежно наивен?

Мама была на кухне и вдруг сверкнула гроза И странным, сине-зеленым светом заблестели ее глаза И завопила она: «Все! Хватит! Не надо! Не буду!» Открыла газ на плите и стала бить посуду.

Агата Кристи «Праздник семьи»

Знаете, что такое солнце?

Нет, это не та громадная штуковина на небе, что издевательски второй месяц подряд светит, но нифига не греет. И точно уж не ласковое, любовное прозвище, упаси меня боже от такого счастья, нет!

Звонкий, детский смех разнесся по палате, а я широко улыбнулась, уворачиваясь от попытки посадить мне на нос крупную черную кляксу пушистой кисточкой, измазанной гуашью. И не удержавшись, схватила в охапку это уже не маленькое такое чудо, закружив хихикающего пакостника.

Солнце — это улыбка на лице маленького, такого смелого и не умеющего унывать человечка. Терпеливо сносившего все процедуры, не устававшего познавать окружающий мир, удивляться скромным подаркам и делиться гостинцами с другими детьми, прося их не грустить. Это счастливый взгляд огромных синих глаз, смотревших на меня так, что попроси он у меня все, что угодно — не смогу отказать. Потому что такая бескорыстная, сильная, детская любовь и привязанность дорогого стоят.

Потому что знать, что тебя любят, просто любят за то, что ты есть — бесценно. И я ни на что не променяю и не предам этого чувство.

— Ми-ра, это те-бе, — небольшие паузы в словах давно уже перестали резать слух. А широкая застенчивая улыбка с лихвой компенсирует и ненавистный белый цвет больничной палаты, и непроизвольные движение, которые ребенок как не хотел бы не сможет контролировать никогда.

Детский церебральный паралич дискинетического типа, проявившийся в первые недели жизни из-за иммунной несовместимости матери и ребенка и поражения отдельных частей центральной нервной системы. Длинный, сложный диагноз, звучавший тогда как приговор всему и вся. Малыш, требовавший большого внимания, навсегда получивший ярлык «особенный».