Адвокат «порадовал», что не говори. Но совершенно не удивил. Ни своим поведением, ни своими манерами аля танк, прущий на пролом с аристократическим изяществом, никак меньше. А его условия напоминали пресловутое «Кошелек или жизнь?», застарелое клише всех романов о благородных и не очень разбойниках с большой дороги.

С определенного времени у меня выработалась стойкая аллергия на все книжные штампы. Особенно в таком… Бездарном исполнении с сумасшедшей на подтанцовке. Назвать это матерью я не соглашусь, даже если мне будут доплачивать.

Поморщилась, испугав собственным задумчиво-пронзительным видом какого-то младшекурсника. Даже у зеркала притормозила, на пару секунд, дабы проверить действительно все так страшно или парнишка просто слишком впечатлительный? Но не найдя ничего криминального в бледном лице встрепанной прическе и почти счастливом оскале, продолжила бодро вышагивать. И думать. Хоть есть подозрение, что мозги скоро в узел свернуться. Или вскипят.

Надо признать, что появление Эрика было очень своевременным. Я не трусиха, да. Только вот колени до сих пор дрожали, стоило вспомнить этот заинтересованный, но совершенно пустой взгляд господина Альцгольда. И я понятия не имею, чем все могло бы закончиться, если бы не свалившийся как снег на голову кудряшка. Хотя за то, что меня обозвали «невестой» хотелось стукнуть его чем-нибудь тяжелым.

Или поцеловать. Я пока еще не определилась, что лучше и что опаснее. Но где-то глубоко-глубоко в моей черной-пречерной душе нашлось место для того самого плаката с признанием и робких планов на будущее. Потому что, черт бы меня побрал…

Улица встретила меня промозглым осенним ветром, начинающимся дождиком, косыми тенями от уличных фонарей и тем самым принцем, подпирающим спиной капот собственного автомобиля. Сеня успел куда-то испариться, оставив на память о себе едкий, самодовольный смешок и шарф, которым Псих меня чуть и не удушил, собственноручно перед выходом. А я…

Ну да, черт бы меня побрал. Ведь я, кажется, действительно влюбилась. Не смотря на разницу в социальном положении, трезвый взгляд на жизнь, отсутствие хоть какой-то мало-мальской привлекательности и умение найти неприятности там, где их в принципе не может быть.

И что тут сказать-то? Кроме традиционного «Каркуша, блин! Ну куда ж ты вляпалась?!», конечно же.

Холодный ветер пробрался под куртку, напоминая о том, что на дворе никак не май месяц и даже не сентябрь. Я поежилась, показав язык страдальческой морде Весельникова, вывалившегося на крыльцо в совершенно невменяемом состоянии. И привычно уже увернувшись от попытки отвесить мне любимой подзатыльник, спешно ретировалась, сбежав по ступенькам вниз. Правда, на этом вся моя неуемная энергия куда-то спешно подеваться успела. Потому что к поджидавшему меня Кальянову, успевшему где-то раздобыть изящный зонтик-трость все того же черного цвета, я не шла — плелась нога из-за ноги, засунув руки в карманы и не поднимая взгляда.

Пока не уперлась носом в чью-то грудь, обтянутую светлой рубашкой и черным пиджаком. Только тогда я подняла голову, отстраненно отметив, что противные, ледяные капли перестали попадать за воротник куртки. И не удержалась, вновь прижимаясь лбом к мягкой, прохладной ткани, чувствуя, как меня осторожно обнимают одной рукой за плечи, легко касаясь пальцами полоски голой кожи на шее. Неожиданно нежно и приятно, вызывая волну странного трепета внизу живота.

Одна беда, я была бы не я, если бы что-нибудь не ляпнула, перечеркнув нафиг все очарование этого момента. Так что, ничего удивительного, что постояв так минуты три, я все же не удержалась, выдав совершенно без какой-либо задней мысли:

— Ну что, олень? Вези меня, в свою страну оленью…

— Каркуша… — страдальчески вздохнул Эрик, обнимая меня крепче и…

Коснулся губами моей макушки?!

Шанса на то, что бы открыть рот и поинтересоваться, а что, собственно, происходит, мне не дали. Вообще. Весело фыркнув на мой обалдевший взгляд, Кальянов оперативно засунул меня в машину, отобрав сумку и бросив ее на заднее сиденье вместе с зонтом. После чего сел за руль, лихо выворачивая с парковки университета.

Оставляя позади и само унылое здание вместе с…

Я оглянулась и не смогла сдержать тихого, ехидного смешка. Моему обожаемому физику почти ядерщику сегодня крупно не везло. Остается только надеяться, что оказаться облитым водой из лужи из-под колес отъезжающей машины — это последнее его испытание на этот день. Хотя зная Илюшеньку, я бы, все-таки, не была так уверена.

Вздохнув, я все же села ровно, повозившись и устраиваясь поудобнее в кресле. И совершенно точно не была против, когда Эрик, искоса на меня посмотрев, крутанул ручку магнитолы, включая радио и ловя первую попавшуюся радиостанцию. Молчание, заполненное болтовней ведущих, с потугами на юмор и небольшие каламбуры, нас не напрягало и почему-то казалось очень…

Уютным?

Снова вздохнула, прислонившись виском к холодному стеклу, глядя на темнеющее за окном небо и проплывающие мимо дома. Быть влюбленной это странно, как по мне. Постоянно сбиваться с толку, вспыхивать от злости и тут же гаснуть, искать подвох, второе дно, подтекст и просто чужой взгляд. Во всяком случае, так я думала глядя сначала на своих одноклассников, потом однокурсников и просто знакомых. А еще искренне не понимала, как до них не доходит, что отношения, особенно такие как любовь, это парная игра, где нет всегда правых и всегда виноватых. И все может рухнуть, стоит только подточить доверие своего партнера.

Теплые пальцы коснулись моей руки, лежащей на коленке. Прошлись в легкой ласке по тонкому запястью и крепко сжали ладонь, словно спрашивая разрешения. Глянув на Эрика, продолжавшего следить за дорогой, я только усмехнулась, переплетая наши пальцы.

Да, быть влюбленной это странно. Но здесь и сейчас мне нравилось это состояние. И все проблемы были где-то далеко-далеко, не имея никакого отношения ни ко мне, ни к этому чудному мажору, рядом с которым было так легко и тепло.

О том, что будет потом, я старательно пыталась не загадывать. В конце концов, старый добрый завет небезызвестной Скарлетт О’Хара «Я подумаю об этом завтра» никто не отменял, так ведь?

Вот только по закону подлости, на подумать не оставили ни времени, ни возможности. Заехав в гараж, Эрик помог мне выйти из машины и, помолчав немного, тихо поинтересовался:

— Чаю?

— Можно, — задумчиво кивнула в ответ, чувствуя странное недоумение, пока шагала следом за парнем в сторону дома.

Вокруг царила странная, нервирующая меня тишина и пустота, от которой на душе скреблись самые настоящие кошки. Засунув руки в карманы и нахохлившись еще больше, я зыркала по сторонам, в попытке понять, чего мне так остро не хватает-то. Причем, судя по ощущениям, чего-то такого, к чему я успела привыкнуть и пристраститься за время работы собачьей няней. И теперь, когда каждый шорох отдавался гулким эхом не только в ушах, но и во всем особняке, без этого самого неизвестного «чего» было как-то дико.

— А… — попытка оформить терзавшие меня сомнения в слова провалилась, толком и не начавшись.