— Прости его, капитан, он ещё слишком молод и горяч.

— Не в этом дело, Тренк, он лишь высказал то, что думают все остальные.

— И знаешь, капитан, их трудно в этом винить. Честно говоря, я и сам не понимаю, зачем нужно было рисковать всем ради этих захватчиков? При этом мы от них даже не дождались никакой благодарности. Они восприняли всё это так, словно мы обязаны были это сделать.

— Тренк, неужели ты думаешь, что я спасал их ради дурацкой благодарности? Да пойми же, без них нам ни за что бы не спастись от жидкого огня. На своих двоих нам было далеко не уйти, надеюсь, ты это понимаешь. А отсюда следует, что спастись мы смогли, только заполучив какое-то транспортное средство. На бутанах мы уехать не могли, они подчинялись только отеотисам, а объезжать их у нас точно не было времени. Кроме того, на них мы могли перемещаться только по суше и, даже несмотря на всю их скорость, там у нас не было ни единого шанса. Наше единственное спасение заключалось в кораблях, но управлять ими могут также только отеотисы. Если бы мы даже попали на борт, от берега бы далеко не ушли, а там нас ждала неминуемая смерть. Заставить команду увезти нас, мы тоже не смогли бы, у нас не было оружия в отличие от них. Так что выходит, как не крути, отеотисы помогли нам спастись. Только они могли отдать приказ, и только им подчинятся все без исключения.

Денис замолчал, Тренк тоже не спешил прерывать молчание, по-видимому, обдумывая всё услышанное. Всё-таки позже он бросил:

— Ладно, мне пора идти, а то мой хозяин меня хватится, не хочу его лишний раз злить.

Тренк зашагал прочь, Денис остался один. Он долго смотрел на бескрайнюю водную гладь, потом не спеша зашагал вдоль борта. Вскоре он достиг того места, где начинались комнаты отеотисов. Проходя мимо одной из них, он услышал обрывок разговора, звучавшего на повышенных тонах.

— Вы нарушили заповедь Отеотиса, вы не подчинились его воле, не принесли этих осквернителей в жертву во искупление. И вот результат!

— Да как ты смеешь, презренный червь, указывать мне, самой дочери Отеотиса, что и как мне надлежит делать?! Да за такие речи мне стоило лишить тебя жизни, не сходя с этого места!

— Воля ваша, божественная, да только моя смерть вряд ли что-то изменит. В искупление греха Великий Отеотис требует жизнь вашей божественной сестры и этого не изменить. Я лишь молюсь, чтобы на этом его гнев и утих, иначе…

— Всё, хватит! Я устала от твоих речей, уходи прочь!

В следующее мгновение, дверь комнаты резко распахнулась, и из неё буквально вылетел жрец, едва не столкнувшись с Денисом. Наградив его уничтожающим взглядом, прошипел сквозь зубы:

— Грязный осквернитель!

Он очень быстро зашагал прочь. Когда он совсем скрылся из глаз, Денис, немного поколебавшись, осторожно заглянул в полуоткрытую дверь. Там он увидел Ареану, она стояла на коленях у изголовья кровати сестры. Закрыв глаза, она еле заметно шевелила губами. Юный капитан понял, что она молится, и потому он застыл в замешательстве, не решаясь её потревожить. Он стоял и смотрел на неё, и тут в свете, падающем из маленького оконца на её лицо, он увидел бежавшие по её щекам слёзы. Дверь неожиданно скрипнула под порывом ветра, и принцесса, вздрогнув, открыла глаза и увидела его.

— Чего ты хочешь? — в голосе её звучало нетерпение с оттенком гнева.

— Ваша божественность, простите мою дерзость, я случайно услышал обрывок разговора и… Ваша сестра, ей так и не стало лучше?

Ареана встала с колен и, повернувшись к Денису спиной, украдкой стала вытирать лицо:

— Нет, ей хуже, жизнь в ней едва теплится. Отеотису угодно забрать её к себе.

— Ваша божественность, я знаю способ предотвратить это.

— Что?! — Ареана резко повернулась к нему лицом, на нём было написано негодование. — Ты сумеешь воспрепятствовать богу, да кто ты такой?!

— Я не собираюсь препятствовать богу. Я лишь говорю, что есть способ помешать преждевременной кончине вашей сестры, не более того.

— И что же это за способ такой?

— Среди наших приспособлений, есть один, который способен очень быстро заживлять серьёзные раны. Если бы нам удалось найти его, возможно, ваша сестра осталась бы жива.

Ареана задумалась, и вновь, повернувшись к Денису спиной, стала смотреть в оконце. Наконец, она прервала молчание, так и не поворачиваясь к нему:

— Откуда мне знать, что это не искусная ловушка? После того, как вы даже под пытками не захотели открывать секрета, теперь ты сам добровольно хочешь открыть его, с чего это? И не говори мне, что это из-за доброты душевной, потому что в это я точно не поверю.

— Что ж, я могу ответить вам. Во-первых, помощь нужна не только вашей сестре, хотя бесспорно, она пострадала больше остальных, но и многие из моих собратьев также ранены и нуждаются в этом приборе. Кроме того, я ведь не собираюсь учить вас пользоваться им, я сам собираюсь воспользоваться им, если, конечно, на то будет ваша воля.

— А ты не думаешь, что я просто могу воспользоваться тем, что ты сейчас сказал? Я позволю тебе вылечить мою сестру, но не дам воспользоваться твоим чудесным аппаратом для твоих целей, а после и вовсе силой заставить тебя выдать вашу тайну.

— Ваша божественность, мы, конечно, в вашей власти, и вы вольны поступать, как знаете. Только, по-моему, мы уже это проходили. Ваш брат уже пытался вырвать наши секреты силой и, по-моему, если я не ошибаюсь, у него ничего не вышло.

— Всегда можно сделать что-то большее.

— Конечно, в любом случае, решать вам. В сейчас, с вашего позволения, я пойду.

Денис отвесил принцессе глубокий поклон и вышел вон из каюты. Он поспешил прочь, и на душе у него было неспокойно. Весь остаток дня и всю ночь он промучился от сомнений и страхов, что, если он действительно снова обрёк своих собратьев на страшные муки, то изменить уже ничего нельзя было.

На следующее утро, так и не сомкнув за ночь глаз, он вышел на палубу. Дул холодный ветер с моря так, что было очень зябко. Поёжившись, он зашагал к резервуару с питьевой водой и тут, достигнув того участка, где начинались мачты, он увидел, что, несмотря на раннее утро, здесь во всю кипит работа. Отеотисы разворачивали паруса.

— Что случилось? — спросил Денис, остановив пробегающего с рулоном свёрнутой парусины паренька шиотиса.

— Божественные правители приказали возвращаться в город. Мы плывём обратно.

Паренек, услышав гневный окрик отеотиса, поспешил прочь, а Денис остался, рассеянно глядя на всё происходящее. Он просто не знал, радоваться ему или печалиться. Впереди была полная неизвестность об истинных намерениях правителей в отношении их судьбы, и это заставляло его сердце тревожно биться.

Около недели длился их путь назад, но вот на исходе шестого дня, вдали, наконец, показался знакомый берег, хотя знакомым теперь его можно было назвать с трудом, настолько он изменился. Там, где жидкий огонь встретился с водой, возник огромный нарост с небольшую возвышенность. Она была настолько причудливой, что напоминала фигуру невиданного существа. Увидев её, среди отеотисов поползли разговоры, что это статуя Шиметиса — бога разрушения. Из-за этого новообразования кораблям пришлось искать иное, более подходящие место для того, чтобы пристать к берегу. К счастью, песчаная коса, с которой касианцы садились на корабли, осталась в прежнем виде. Немного посовещавшись, было решено встать на якорь по обеим её сторонам, благо глубина это вполне позволяла.

Когда с корабля спустили дощатый настил, Марсет и Арена спустились на берег во главе большой группой вооруженных отеотисов, их личной охраны и с несколькими касианцами, включая и Дениса. Здесь тоже произошли большие изменения: берег, раньше усыпанный мелкими гладкими камешками, был сплошь покрыт чёрным наростом, пористым на вид. Двигаясь по нему, как по дороге, люди двинулись к городу. Всюду, где они проходили, им представлялся один и тот же унылый пейзаж — безжизненная выгоревшая равнина. От любого, даже очень маленького дуновения ветерка, с земли поднимался сизый пепел.